Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Конечно, профессор Фроянов не случайно покинул излюбленную "стихию" средневековой истории. В предисловии он сам говорит, что счел своим моральным долгом "по мере сил и возможностей доискиваться правды", повествуя о новой русской Смуте XX века. Да, нам очень не хватает правды о той эпохе, которая получила имя "перестройки".

Во многом книга "Погружение в бездну" гипотетична и предположительна, но было бы несправедливо ставить это автору в упрек. Наивно думать, будто эпоха гласности раскрыла все документы под грифом "секретно", и поэтому исследователю просто невозможно ознакомиться с источниками в их полном объеме. Писать о разрушении Советского Союза - значит расследовать одно из самых крупных преступлений мировой истории, а преступники, естественно, стараются запутать следы...

Главный вывод книги "Погружение в бездну" состоит в том, что распад СССР - не историческая предопределенность, а преступный умысел, ответственность за который несут конкретные люди. Примечательна надпись на титульном листе книги: "Памяти созидателей и защитников Советской Державы посвящается". Игорь Фроянов пишет так, как ему подсказывают его русское сердце и многолетний опыт исследователя. Такую книгу, как "Погружение в бездну", не напишешь, исходя из одной лишь научной концепции, для ее создания требовались и философское осмысление исторического пути России, и боль за растерзанную родину, и талант публициста.

Почему русский народ никогда не примет капитализм, Фроянов показал в книге "Октябрь семнадцатого". Автор отвергает утверждение советской историографии о "буржуазно-демократическом" характере революции 1905-07 гг. По его мнению, это была борьба русских крестьян "против капиталистической частной собственности на землю". Этот вывод приближает историка к проблемам сегодняшнего дня, когда все настойчивей звучат голоса сторонников передачи земли в частную собственность. Между тем в представлении русского крестьянства издревле земля считалась святым Божьим даром, который может принадлежать лишь всему народу.

"Кто бы как ни относился к Ленину и большевикам, - пишет Фроянов, - нужно все же признать, что именно они помешали антирусским мировым силам реализовать план раздробления России и ликвидации ее как великой державы". И то, что мировым силам не удалось в 1917-м, они осуществили в 1991-м.

Фроянов не согласен с мифом, в который верят многие патриоты, - мифом о том, что падение России началось с горбачевской "перестройки". Геростратовы "реформы" начались не на пустом месте. Фроянов не абсолютизирует ни фактор внешнего враждебного воздействия на СССР, ни внутренние недуги советской системы. Говоря о болезнях, поразивших СССР в послесталинскую эпоху, Фроянов далек от мысли, что все это - смертельные, неизлечимые недуги. Советский Союз не находился в историческом тупике вплоть до самого беловежского "соглашения", когда были, по точному выражению А. Солженицына, "за несколько коротких дней 1991 года обессмыслены несколько веков русской истории". Фроянов развивает идею философа и социолога Александра Зиновьева о "коммунистическом кризисе", который отнюдь не означал гибели всей системы и подлежал разрешению путем внутрисистемного реформирования.

"Едва ли верно представление о том, - пишет Вадим Кожинов, - что крах 1991 года был по своей сути поражением в "холодной войне", хотя последняя, несомненно, сыграла весьма и весьма значительную роль. Она длилась четыре с половиной десятилетия, и даже еще при Сталине пропаганда западных "радиоголосов", несмотря на все глушилки, доходила до миллионов людей" ("Наш современник", 2000, № 5, с. 211). Но решающее значение имело то, что огромная армия коммунистов, почти 20 миллионов человек, покорно приняла и рыночные реформы, и расчленение государства, и ликвидацию партии, почти ничего не предприняв в защиту социалистического строя. Все это как будто дает основания говорить о том, что в современной России исчерпан лимит на революцию, а сам русский народ все более напоминает "нацию рабов" и, по злобному выражению Виктора Астафьева, "мычащее стадо". Но даже самый проницательный ум не сумеет угадать тот момент, когда народ "созреет" для революции, ведь и Ленин накануне Февральской революции не мог предвидеть быстроту, с которой рухнет самодержавие. Вулкан может пробудиться в любую минуту, "нация рабов" разгромит виллы и дворцы "новых русских".

Правление Горбачева Фроянов называет "исторической аномалией" и "неизвестным доселе исторической науке политическим уродством". Итоги референдума 17 марта 1991 года со всей определенностью доказали желание советского народа жить в Союзе Советских Социалистических Республик ("да" сказали 113 512 812 человек, т. е. 76,4%). И Горбачев "пренебрег волей своего народа, совершил, если говорить начистоту, преступление перед нацией". И если Горбачев, Ельцин, Шушкевич, Кравчук до сих пор не оказались на скамье подсудимых в качестве изменников родины, то это отнюдь не значит, что история не вынесла им справедливого приговора. Книга Фроянова наводит на мысль о неотвратимости исторического возмездия.

Фроянов верно оценивает сущность решения XIX Всесоюзной конференции КПСС (1988 г.) о полновластии Советов народных депутатов "как основы социалистической государственности". Фактически это был курс на передачу власти из рук ЦК КПСС Советам народных депутатов, то есть происходил, как пишет Фроянов, "передел власти, ликвидация властных функций КПСС". Партия становилась ненужной. Советы стали не "основой социалистической государственности", а, наоборот, орудием ее разрушения. Дальнейшее принятие Горбачевым поста Президента СССР окончательно пошатнуло положение партии, лишая ее руководящей функции, "что в перспективе должно было неизбежно привести к падению власти... советских органов".

После отмены 6-й статьи Конституции о руководящей роли КПСС так же наивно было верить в сохранение советской системы, как в 1917-м надеяться на продолжение царской династии после отречения Николая II, ибо в том и другом случае речь шла не о корректировке курса, а о коренной ломке всей системы, когда ликвидировался "становой хребет" державы - либо в лице монархической идеи, либо коммунистической идеологии.

Правдоподобно решен Фрояновым вопрос о "перерождении" Горбачева, который, клянясь в верности социализму, вел страну к капиталистической реставрации. Фроянов доказывает, что никакого, собственно, перерождения и не было, а лозунги "больше социализма" произносились Горбачевым для "идейного камуфляжа", маскировавшего истинные цели - изменение социального и политического строя в СССР. "Нет никаких сомнений, - пишет Фроянов, - в том, что стратегический план Горбачева оставался неизменным на протяжении всей его деятельности в качестве генсека и Президента СССР".

В книге "Погружение в бездну" автор излагает новый взгляд на события августа 1991 года. Фроянов отвергает представление об этих событиях как о "заговоре", "путче", но не верит и в то, что ГКЧП был временным торжеством тех консервативных сил, которые могли спасти страну. То был "путч" по спецзаказу. 19 августа 1991-го в стране ощущался "свежий ветер", вдруг возникла надежда, по словам А. Лукьянова, "спасти социалистическую ориентацию общества, сохранить Союз", многие патриоты поверили в ГКЧП, не понимая, что "путч" был нужен "демократам" для применения "решительных мер воздействия по отношению к своим противникам с целью... выйти на финиш к развалу СССР и капиталистической реставрации". Русские люди в очередной раз оказались обманутыми. Верно оценил ситуацию генерал А. Лебедь, сказавший про "путчистов": "Какой захват власти могли осуществить эти люди?! Они и так были воплощением власти..." Нелепо говорить о захвате власти Г. Янаевым, замещавшим, согласно Конституции, президента в его отсутствие, ибо захватить власть Янаев мог лишь у себя самого. "Гэкачепистов не предали, - пишет И. Фроянов, - а обманным образом вовлекли в заведомо провальное предприятие". И не случайно "путч" оказался одним из последних шагов к крушению СССР и запрограммированной вашингтонскими компьютерами буржуазной реставрации. Александр Зиновьев в книге "Русский эксперимент" писал о том, что советские люди не ощущали необходимости восстановления капитализма, потребность в котором сознавалась лишь представителями "теневой экономики", ожидавшими возможности легализации своих богатств. Поэтому неудивительно, что пореформенная Россия стала криминальным государством.

73
{"b":"135076","o":1}