В России пока еще много людей образованных и мыслящих. Не зря же пока признается российский интеллектуальный потенциал. Но, к сожалению, весь образованный слой не только ущемлен экономически, но и не имеет возможности следить за важнейшими государственными решениями, постановлениями, принятыми законами. А наши публицисты еще и попрекают, что Россия поздно спохватывается. Она и может спохватываться только с запозданием. А до того все важнейшие государственные документы попадают к гражданам России в беглом и неточном пересказе. Причем хорошо, если это газетный текст. Обычно важнейшие сведения перевираются и недоговариваются по электронным СМИ. Так, в 1993 году Россия якобы проголосовала за ельцинскую конституцию, не имея возможности ее хотя бы пролистать: на слух, под призывы с телеэкранов, что это у России последний шанс. Чей был шанс, теперь известно.

Но в 1993 году “победителям” все же пришлось записать в Конституции РФ, что у нас — социальное государство. И если говорить о самом термине, то за “социальным” не стоит “патернализм”. Это — давнишнее, ныне устаревшее наименование системы благотворительных подачек, которая ближе к “субсидиарности”. Теперь и богатые страны предпочитают говорить не о патернализме по отношению к бывшим колониям, а о партнерстве. Этот термин, пожалуй, применим в наше время только к отеческой опеке, которую проявляет по отношению к России Всемирный банк, курирующий, как известно, и модернизацию российской системы образования.

Конечно, переделать в Конституции “социальное государство” на “субсидиарное” правительству не дано. Правительство, отмахнувшись от Конституции, правит Доктрину образования. К примеру, там есть пункт о создании условий для получения общего и профессионального образования детьми из малообеспеченных семей, который распространяется на все полагающиеся льготы: и на учебники, и на стипендии. Но в правительственном тексте слово “малообеспеченные” вставлено много раз. Сочинили от себя “социально уязвимые слои населения”, которых в проекте не было. Такое впечатление, что вколачивали накрепко “субсидиарность” в каждый пункт.

Я была на самом первом обсуждении в Думе только что полученной из правительства Доктрины и распоряжения правительства № 1072-р в одном с ней пакете. Сразу обнаружилось, что № 1072-р с перечнем ближайших мер был подписан в июле 2000 года, а шел уже ноябрь. И причины, почему правительство не торопилось поделиться своими планами, тоже прояснились. Как сказал член общественного совета при думском Комитете по образованию и науке, президент РАО Н. Д. Никандров, Доктрина в сочетании с июльским распоряжением девальвирована по социальным гарантиям в сравнении с проектом Доктрины. По мнению социолога профессора Э. Н. Фетисова, в таком виде Доктрина послужит разделению общества. Профессор МГУ А. В. Бузгалин заметил, что механизмы модернизации образования, предложенные правительством, не нейтральны: формируется элита из детей новой номенклатуры, но какие-то таланты все-таки получат доступ к образованию. А России нужны образованные люди в большом числе.

Выступил и один из разработчиков правительственного варианта Доктрины, бывший министр образования Э. А. Днепров, отнюдь не сторонник опоры на отечественный опыт, известный своей программой смены менталитета нации через образование. Он назвал все критические высказывания “страшилками”, но и ему не понравилось, что в июльском распоряжении № 1072-р откуда-то взялось “софинансирование” из родительского кошелька и “деньги следуют за учеником”. По выражению Э. А. Днепрова, разработчики это “отшибли”.

После выступления бывшего министра было над чем задуматься. Ведь если к конечному варианту Доктрины не был допущен разработчик из самых главных, то кем же доделывался за закрытыми дверями важнейший государственный документ — Доктрина образования?

В жизни народа и государства реформа образования значит более, чем реформа армии: изменения системы образования — это кардинальные изменения всего общества. Такой задачи Э. А. Днепров, в бытность министром образования, как известно, выполнить не сумел. Перелицевать программы и учебники с целью вколачивания в головы школьников “новой идеологии” — этим не установишь новые общественные отношения. Осуществить такую задачу можно только с помощью экономических механизмов — и в системе образования тоже.

VI съезд Российского союза ректоров, проходивший в декабре 2000 года, принял “Обращение”: “Отдавая должное происходящим политическим и социально-экономическим преобразованиям, нам исключительно важно прежде всего всмотреться в координаты глобальной интеллектуальной, научно-технической и культурной трансформации, которая в конечном счете определит облик российского общества и мировой цивилизации, а значит, и задачи высшей школы в наступающем столетии”. И дальше в “Обращении” говорилось о необходимости предварять кардинальные изменения в образовательной сфере “анализом долгосрочных экономических и социальных последствий”.

Бывает ли бесплатное элитарным и доступное бесплатным...

“Достаточное финансирование образования может быть только при развитом социализме и развитом капитализме”,— сказал на парламентских слушаниях в ноябре 2000 года министр образования В. М. Филиппов. От души вырвалось: нет у меня для вас ни того, ни другого. Но его слова нуждаются в уточнении. “Развитой социализм” — это уже более поздние времена, ближе к перестройке. А наша отечественная система образования складывалась при социализме “недоразвитом” и складывалась по принципу, который вправе называться “элитарное и для всех”. Первый класс любой школы был первой ступенькой, ведущей к высшему образованию. И с первого класса до завершения высшего образования — и еще одного высшего, и еще — все было бесплатным. Только перед самой войной в СССР вдруг ввели платное образование: деньги небольшие, но все же типичный пример экономического воздействия. Как раз тогда открылись ремесленные училища, готовившие пополнение рабочего класса, и там учащиеся находились на полном обеспечении государства. Плату за учение отменили после войны.

Наша система образования была элитарной по возможностям, которые она предоставляла, но не по расходам на школы и вузы. Сошлюсь на авторитет известного специалиста по экономике образования члена-корреспондента РАО М. Л. Левицкого: экономика советской системы образования была эффективной.

В минувшем году Нобелевскую премию по экономике получил американец Джеймс Хекман, известный не теоретическими, а прикладными исследованиями. Так вот, он считает наиболее выгодным и для гражданина США и для всей страны общее среднее образование. Человек, получивший основательное среднее образование, реже принимает неправильные, невыгодные решения — это относится и к вопросу, нужно ли учиться дальше и где учиться.

В России, даже в 1993 году, нельзя было протащить при голосовании за ельцинскую конституцию (даже обманом — нельзя!) полную отмену бесплатного образования. Но в 2000 году на парламентских слушаниях по образованию Явлинский безапелляционно заявил: “Образование в России больше не является бесплатным”. А Немцов с той же трибуны радостно известил: “У нас уже есть элитарное образование”. И надо было видеть, как сияла Хакамада, ведущая парламентские слушания по праву заместителя председателя Думы, когда выступал “лидер ассоциации молодежных организаций “Первое свободное поколение”, — так она его представила.

— Мы не будем аплодировать льготам для всех, образованию для всех! — говорил этот лидер. — Нам нужно качественное образование!

Какая знакомая фигура, какой комсомольский задор! И эта манера выступать от имени “мы”... Словно бы сидим не на парламентских слушаниях, а на съезде комсомола.

После я спрашивала участников парламентских слушаний. Никто не ведал ни про множество молодежных организаций “Первое свободное поколение”, ни про их лидера Владимира Шмелева. И вообще, что называется, нетипичное явление: молодые на стороне правых. Смолоду увлекаются левыми идеями — и будущие Клинтоны, и будущие Иошки Фишеры.