«Он ушел в крещенские морозы» (Наш современник N3 2001)
"ОН УШЕЛ В КРЕЩЕНСКИЕ МОРОЗЫ"
Прощание с Вадимом Валериановичем Кожиновым*
В. Крупин
В солнечное сияние морозных крещенских дней ворвалось черное сообщение — скончался Вадим Валерианович Кожинов. Кто он? Ученый, литературовед, критик, историк? Он все вместе взятое, но вернее сказать — это один из ведущих умов России, а значит, мира.
Авторитет Кожинова был настолько велик, что к его мнению, его трудам обращались как к истине в последней инстанции. Вот в ком была абсолютная независимость суждений. Он был в высшем понимании наблюдателем происходящего в современности и в истории. Зависимость его была одна — любовь к России.
Все мы, особенно в последнее, очень тяжелое для России, десятилетие, ощущали его постоянное присутствие в общественной жизни страны. Он настолько проникал в суть происходящего в России и мире, его оценки были настолько точными, а прогнозы безошибочными, что мы с полным правом можем поставить его в ряд с такими мыслителями, как Данилевский, Тихомиров, Леонтьев, Хомяков. Его исторические труды сродни карамзинским.
Главный вывод огромного наследия В. В. Кожинова в том, что у России свой путь, единственно верный в этом сходящем с ума мире. Чем скорее это поймет мир, тем скорее спасется.
Огромная потеря в начале наступившего огромного тысячелетия. И великая радость в том, что с нами, как компас в лесу, книги Вадима Валериановича Кожинова. Наша благодарная память о нем в том, что его книги не будут отягощать мертвым грузом полки, а будут согреты теплом наших рук.
* * *
В православной традиции суббота — день поминовения усопших. Именно в субботу мы простились с Вадимом Валериановичем Кожиновым. Молитвенный, древний распев — прошение к Богу упокоить в вечных селениях младенцев и воинов — очень четко выразил суть характера ушедшего от нас великого человека России.
Как в детстве и отрочестве сын, не рассуждая об угрозах и опасностях, кидается на защиту матери, так и Вадим Кожинов всю жизнь бросался на защиту его единственной, всепоглощающей любви — России. И как воин, бился за нее до последнего издыхания. Особенно последнее десятилетие, когда труды его по русской истории, политические статьи, статьи и книги в защиту русской культуры, его яркие полемические работы о противостоянии массовой культуры Запада и русской культуры выходили, казалось, каждую неделю.
Образ России, могучий, нетленный, рисуется при чтении книг В. Кожинова. Он, как чернорабочий, отмывал этот образ от наносной грязи и наслоений времени, как скульптор, убирал что-то лишнее, как иконописец, писал главные черты России: ее единственность, ее непохожесть в мире, ее великое прошлое, ее возвышенное предназначение.
Очень большую жертву потребовал наступивший русский век. Он дал понять, что мы вступили в новую эпоху, требующую огромных усилий в деле возрождения России. Все мы, дожившие до двадцать первого века, не переживем его. И как же надо сильно любить Отчизну, чтобы оставить благодарный след в ее истории. Пример всем нам — жизнь и труды Вадима Валериановича Кожинова.
С. Куняев
Сегодня мы прощаемся с поистине великим сыном России. Сорок лет тому назад, когда мы впервые встретились с Вадимом Кожиновым и подружились, он был молодым, веселым человеком. Но уже сразу было понятно, что его обаяние в сочетании с глубокими знаниями, его внутренней сосредоточенностью, целью, которая просматривалась во всем — в его книгах, в его разговорах, в его поведении — рано или поздно сформирует его как человека внутренне готового отвечать за все, что произошло и происходит с Россией в XX веке. Для российской научной мысли он был гораздо значительней, чем многие доктора и академики, чем многие лауреаты всевозможных премий, он был настоящим университетом, в котором формировалось, воспитывалось, развивалось то, что называется, может быть, русской идеей, а может быть, — осознанием русского пути.
B нем была и страсть человеческая, и обаяние, и глубокое стремление к поиску истины, объективности в осмыслении сложнейших процессов нашего бытия — всё это сочеталось одновременно и настолько органично, что такие люди в России, как говорил Георгий Васильевич Свиридов, это — “штучные люди”.
Я только вчера был в Калуге, узнал, что когда пришла весть о смерти Вадима Кожинова, в небольшой теплой аудитории преподавателей, аспирантов, провинциальных ученых педагогического института наступила такая траурная минута, как будто из жизни ушел самый дорогой и близкий их учитель, на книгах которого они вырастали.
Вадим Валерианович Кожинов поистине вырастил два поколения русской национально мыслящей интеллигенции. А что касается нас — литераторов, поэтов, писателей, то, наверно, нет слов, которыми мы могли бы выразить нашу благодарность за все его деяния.
Он был кумиром для нас, молодых поэтов. Он оказал воздействие на нас тем, что он понимал нас даже, быть может, лучше, чем мы сами понимали себя. И порой открывал нас для самих же себя. Как у него хватало сил объять всю сущность русской культурной жизни — и поэтической, и песенной, и исторической, политической и идеологической — этому можно только удивляться.
А я потерял, помимо того великого явления, которое носит имя Вадим Валерианович Кожинов, лучшего своего друга. Как сказал Николай Алексеевич Некрасов — “плачь, русская земля, но и гордись!”.
И. Шафаревич
С Вадимом Валериановичем Россия потеряла не только глубочайшего мыслителя и исследователя самого высокого уровня, но и необыкновенного русского человека, одного из тех людей, которые рождаются, быть может, только один раз на целое поколение. Не знаю я, с кем можно было бы его сравнить, кто сделал бы столько для восстановления русского национального самосознания в области культуры. И сделал он это не только ярким словом и пламенным призывом, но и громадным профессиональным трудом, основанным на колоссальных знаниях, глубочайшей работе мысли, скрупулезном анализе и сопоставлении фактов. А с другой стороны, мне всегда казалось, что Вадим Валерианович — самый крайний из известных мне примеров недооцененного человека. Недооцененного, конечно, не нами, не читателями... а теми формальными знаками, которыми каждое сообщество устанавливает в своей среде иерархию, будь то сообщество математиков или стадо павианов. И то, что он вот в этом институте (ИМЛИ. —
Ред.
) трудился в советское и в послесоветское время в качестве кандидата наук, и за все это время не был увенчан ни одной крупной премией, я уверен, войдет в историю русской литературы так же, как в историю русской науки вошел тот факт, что Менделеева забаллотировали в Академию наук.
И, наконец, Вадим Валерианович обладал поразительным душевным свойством — абсолютной открытостью и благорасположенностью ко всем, с кем он сталкивался. Покойный Свиридов написал, что современное общество раздражает самолюбие талантов так же, как повар прутиком бьет печень налима, чтобы она сделалась больше. И вот в этом сообществе талантов проведя всю свою жизнь, Вадим Валерианович сохранил свойство радоваться чужим успехам так же, как своим, а может быть, и больше. Именно это свойство лежало в основе его высочайшего профессионального уровня, именно это свойство позволило ему сделать известными имена стольких творцов —от Бахтина до Рубцова. И я думаю, что пока можно только мечтать о том, что сейчас где-то возрастает человек такой же многогранности, глубины, как Вадим Валерианович Кожинов.
П. Палиевский
Вадим Кожинов — такой человек, что представить себя на его панихиде невозможно, хотя мы все здесь стоим, прощаемся с ним — его семья, его друзья, сотрудники института, которому он отдал добрые полвека, русские писатели, с которыми он не меньшее время разделял их радости, горести и усилия, ученые, публицисты, политические деятели, деятели культуры. Невозможно представить потому, что присутствие Вадима Валериановича в нашей жизни всегда было и остается неискоренимым. Можно спросить, — благодаря чему? Ответить на этот вопрос исчерпывающе, конечно, невозможно. Глубина этой личности непостижима. Быть может, это следствие его невероятной общительности, способности идти навстречу, вступать в контакт и поддерживать духовное общение — с самыми разными, порой противоположными людьми, такими, скажем, как Андрей Битов или Михаил Лобанов, Юз Алешковский или Василий Белов, Александр Межиров или Юрий Кузнецов, академик Дмитрий Сергеевич Лихачев или Олег Васильевич Волков... да и с многими простыми русскими людьми. А мы хорошо знаем, что обыкновенные люди слишком часто бывают честнее, глубже и значительней не обыкновенных. Один проницательный человек сказал, что Кожинов — это связь. Великое дело в нашей разобщенной жизни.