Сталиным. Именно <деленинизация> революции, но не репрессии^ которые масштабно велись при Ленине, вызывает неприятие пост^ революционного периода в СССР. <Чем менее рабочий класс за пре" делами Советского Союза проявлял себя как революционная сила, тем более увеличивалась традиционная дистанция между Россией и Европой>, – добросовестно подмечено в обзоре Гессенского фонда по изучению проблем мира и конфликтов. <Русификация советского представления об истории еще более углубляла пропасть между образами <полуазиатской> России и Европы… Здесь до сего дня наъ< ходятся точки соприкосновения сталинизма и постсталинизма с дореволюционным антизападническим славянофильством>33* (выделено Н.Н.).

Именно последняя оценка как нельзя лучше характеризует семантическое наполнение либерально-западническим сознанием как за рубежом, так и в самой России терминов <сталинизм> и <постсталинизм>. Это добавление весьма красноречиво: этими терминами уже очевидно обозначено вовсе не зловещее время репрессий, а некая историко-философская аксиоматика интерпретации мировой истории, в которой российское великодержавие перестает быть бранным словом. Это вполне соответствовало духу позднесоветской космополитической интеллигенции, которая ненавидела Сталина не столько за репрессии, где он не был первым, как за его <великодержавный шовинизм>, хотя в этом не признавалась. Но в свое время все эти изменения были немедленно замечены русской эмиграцией и даже побудили некоторых сделать, увы, преждевременный вывод об уничтожении марксизма и отставке коммунизма. Так, Г. Федотов – соъ* циолог и философ леволиберального направления, откликавшийся в эмигрантских изданиях на все нюансы советской жизни 30-х годов, даже счел идеологические изменения долгожданной подлинной <контрреволюцией>, справедливо полагая, что ленинско-троцкистские идеологи должны быть чрезвычайно разочарованы.

Он отмечал возвращение людям национальной истории вместо вульгарного социологизма ортодоксального марксистского общест-' воведения и полагал, не без оснований, что несколько страниц рас нее запрещенных Пушкина и Толстого, прочитанные новыми советскими поколениями, возымеют больше влияния на умы, чем тонны пропаганды коммунистических газет. Любопытно, что Г. Федотов с удовлетворением комментировал в парижской <Новой России> (1936, № 1) <громкую всероссийскую пощечину>, которую получил Н. Бухарин, редактор <Известий>, за <оскорбление России>. Буха-

330 Эгберт Я. Исследования проблем мира и конфликта <Восток-Запад>. Статьи последних 20 лет. Доклад Гессенского фонда исследований проблем мира и конфликтов. Март-апрель 1989. 6. Новая истернизация России. М, 1997, с. 183.

240

рин – один из пламенных ультралевых большевиков по мировоззрению и активности в погромах традиций русской жизни и литературы. Ведущий американский советолог Стивен Коэн с очевидной тоской именно его называет <последним русским большевиком>, <последним русским интернационалистом> – <альтернативой сталинщине>. В статье, посвященной памяти Ленина 21 января 1936 г., Бухарин назвал русский народ <нацией Обломовых>, <российским растяпой>, говорил о его <азиатчине и азиатской лени>. Неожиданно за свои совершенно ортодоксальные марксистские сентенции Бухарин получил резкую отповедь. Газета <Правда> назвала его концепцию <гнилой и антиленинской>, а сама воздала должное русскому народу не только за его <революционную энергию>, но и за гениальные создания его художественного творчества и даже за грандиозность его государства.

Г. Федотов писал, что русскому исследователю должно быть <совершенно неинтересно, смог или не смог оправдаться Бухарин перед судом ленинского трибунала>, созданию которого сам Бухарин так способствовал. Действительно, в этом он, подобно Троцкому, совсем не раскаивался, о чем говорит его предсмертное письмо к Сталину из камеры. В нем он пишет об <искренней любви к партии и всему делу>, с пониманием относится к периоду репрессий и даже готов поработать на это замечательное дело <с большим размахом и с энтузиазмом> в Америке, <перетянуть большие слои колеблющейся интеллигенции>, вести <смертельную борьбу с'Троцким>. Бухарин даже предлагает послать для слежки за ним квалифицированного чекиста, а <в качестве дополнительной гарантии на полгода задержать здесь жену>, <пока я на деле не докажу, как я бью морду Троцкому и К>331. Интересна та сторона расправы над Бухариным, в которой именем одного демона революции – Ленина другой демон революции – Сталин <сводил счеты с самим Лениным>. По мнению русской эмиграции, вполне обоснованному, бухаринская <гнилая концепция> была как раз чисто ленинской, но также имела за собой почтенную историческую давность, восходя к Салтыкову-Щедрину, Белинскому и Чаадаеву, то есть всем поколениям <ненавидящей и презирающей> просвещенной интеллигенции332.

Еще большее неприятие и подозрение у ортодоксального большевизма и антихристианских сил, стоявших за идеологическими катаклизмами конца XIX и XX столетия, должна была вызвать неофициальная смена курса государства по отношению к Русской православной церкви. Эта смена, как теперь становится известным из

"'Письмо от 10.XII.1937 г. Архив Президента Российской Федерации// Источник, 1993, № 2. с. 32-34.

332 Цит. по Г. Федотов. Полное собрание статей, в четырех томах. Т. III, Тяжба о России. (Статьи 1933-1936 гг.) YMCA-Press, Paris, 1982 (репринт).

241

документов, произошла совсем не в заключительный период войщ;

якобы вынужденно, и даже не в момент эпохальной ночной встречи в Кремле Сталина с тремя митрополитами РПЦ 4 сентября 1943 гй но значительно раньше. Совсем недавно рассекреченные и тем –.щу менее до сих пор отнюдь не всем доступные документы не оставляя)^ сомнений в двух явлениях: во-первых, в тотальной богоборческой иЩ антиправославной стратегии ленинской когорты большевизма, теснотИ связанной с мировым левым духом и его организационной и много-тЦ уровневой и разнородной паутиной, и, во-вторых, об осознанной, ^-| не случайной коррекции такой антицерковной стратегии, разумв*'| ется, в рамках, позволяемых доктриной. –|

?.?. Алексеев, эксперт по взаимоотношениям церкви и совет<| ского государства, получивший доступ к закрытым архивам, приво-?> дит документ В.И. Ленина по религиозному вопросу под названием' <Указание> с грифом <Снятие копий запрещается, из здания не выносить> от 1 мая 1919 г. ?.?. Алексеев обращает внимание на номер | этого документа, который в религиозном контексе многозначителен;; || в нем три шестерки – <число зверя> – № 13666/2. Ленинское <Укач^Д зание> гласит: <В соответствии с решением В.Ц.И.К и Сов.Нар. Ко->;

миссаров необходимо как можно быстрее покончить с попами >' религией. Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И кайъ| можно больше. Церкви подлежат закрытию. Помещения храмов опечатывать и превращать в склады>333.

<Решение В.Ц.И.К и Сов.Нар. Комиссаров>, на которое ссыъг" лается В.И-Ленин в своем <Указании>, до сих пор недоступно, чтог заставляет подозревать слишком шокирующий контекст. Алексее> предполагает, что оно вступило в силу в совершенно секретном режия ме где-то в конце 1917 – начале 1918 года. Секретное письмо ЛеншЙ | членам Политбюро ЦК РКП(б) от 19 марта 1922 г. известно за рубежом уже давно, и выдержки из него печатались в Вестнике РХСДя ъ В связи с событиями в городе Шуе Ленин требовал: <Мы должшйб' именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение Я черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой; .J жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких дв>^ сятилетий… Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше>334. Исследуя взаимоотношения советской' власти и церкви в годы войны, Алексеев пишет, что, еще не име>| документального подтверждения, он в определенный момент изу*

333 Алексеев ?.?. Тернистый путь к живому диалогу. (Из истории государственно-церковных отношений в СССР в 30-50-е гг. XX столетия.) M.J 1999, с. 10..