274 The Other Balkan Wars. 1913 Carnegie Endowment Inquiry in Retrospect with a New Introduction and Reflections on the Present Conflict by George F. Kennan. Washington. D.C., 1993.

203

недобросовестно отказывать всем британским историкам в искренней симпатии к христианским подданным Порты. Так, М.Е. Дерхэм пишет об истории Старой Сербии (ныне Косово и Метохии) как о <непрерывном бедствии, начавшемся с приходом турок> и обреченном <продолжаться, пока те остаются>, и отмечает, что после того, как <в 1690 году невыносимая участь заставила более 37 тыс. сербских семейных кланов эмигрировать в Венгрию, албанцы распространились на оставленных землях, которые с тех пор им было позволено безнаказанно разграблять>275. Однако работы по проблеме будущей структуризации южных славян в международных отношениях четко проявляют именно британские интересы, направленные сразу и против австро-германского, и российского влияния. Все проекты ориентированы на объединение фрагментированных разнородных малых народов, иногда даже разделенных, но ни в коем случае не на консолидацию крупных однородных славянских наций в одном государственном теле. Хотя объяснялось это в течение всего XX века желанием не допустить межнациональные конфликты, истинную причину легко вскрыть. Задачей Британии было бы предупредить вхождение таковых наций и государств как в германскую, так в российскую орбиту, что неизбежно случилось бы при возникновении отдельных хорватского и словенского образований с католическим и австрийским вектором и, с другой стороны, сербского, болгарского, черногорского государств, которые при всем лавировании элиты не могли бы быть полностью изъяты из-под влияния России.

Уже упомянутые и другие работы Р. Сетона-Уотсона перед войной, а также в ее конце276, переизданные в последние десятилетия XX века в Англии и США, трактуют тему в общей парадигме британской политики, в которой <по крайней мере в течение двух столетий имелось три постоянных фактора: невозможность изоляции, неприятие гегемонии какой-либо одной державы и решимость поддерживать британскую морскую силу как единственную гарантию империи и основание Pax Britannica>217. Сетон-Уотсон эрудирован, объективен и умерен в суждениях. У него не найти претенциозных сентенций вроде маккиндеровской: <Русское господство в Сердцевинной земле… продвигалось к воротам Индии мобильной силой ее казацкой конницы>278. (Надо полагать, через Памир. – Н.Н.)

Сетон-Уотсону, историку классической школы, свойственна и уважительность к интересам оппонентов Британии в острейшем

"'См. Durham М.Е. Through the Lands of the Serb. London, 1904, p. 310.

276 Seton-Watson R.W. The Rise of Nationality in the Balkans. London, 1917; Rumania and the Great War. London, 1915.

277 Seton-Watson R.W. Britain and the Dictators. Cambridge, 1938, p. 13.

278 Mackinder H.J. Democratic Ideals and Reality. A Study… Wash. DC., 1996, p. 96.

204

Восточном вопросе. Его симпатии – на стороне <царефила Гладстона>, и его идеи, что главный вопрос не в том, поддерживать ли Турцию или Россию, а в том, чтобы поддерживать свободу Балкан против произвола Турции279. По его собственному признанию, он принадлежит <к тем, кто настроен наиболее критически к британской дипломатии на Востоке, прежде всего к Пальмерстону и Дизраели>. Однако и он далек от того, <чтобы полагать, что постоянство, с которым они оказывались вовлеченными в ближневосточные дела, было результатом лишь безумия или невежественности>. <Хотя они в корне неверно толковали устремления России и переоценивали сами ее возможности угрожать нашей Индийской империи, их пристальное внимание ко всему, что могло затронуть морские или сухопутные пути на Восток, нельзя назвать неоправданным>280.

Сетон-Уотсон предваряет свое исследование югославянского вопроса в связи с ролью Габсбургской монархии тезисом, что <будущая судьба сербохорватской расы – это судьба западной половины Балканского полуострова от залива Триест до болгарской границы, от равнин Южной Венгрии к горам Албании>, от которой <зависит баланс сил в Адриатике со всеми его следствиями для международной ситуации>. Однако и <объективный> Сетон-Уотсон не стесняется откровенно заявить о невозможности сочувствовать пансербским устремлениям, <триумф которых означал бы настоящее несчастье для европейской культуры>, ибо явится <победой восточной культуры над западной>, <что будет ударом по прогрессу и современному развитию на всех Балканах>. Британец говорит, что миссия представлять западную культуру на Балканах лежит на Австро-Венгрии, <которую, если бы ее не было, надо было бы создать>281. Мысли о необходимости сохранения Австрии встречаются у автора и в работе о межвоенных проблемах, написанной еще до аншлюса.

Мыслимое британцами объединение славян, в рамках ли Габсбургской монархии или независимое, должно было быть внутренне неоднородным. Тогда исторический и политический потенциал этих народов был бы нейтрализован и обезличен, превратившись в материал для маккиндеровского <яруса между Германией и Россией от Балтики до Средиземного моря> под контролем англосаксов. Современный оксфордский славист Дж. Берне признает, что именно желание ограничить влияние России на Берлинском конгрессе объединило другие великие державы с Турцией, что проявилось, в частности, в отказе Сербии получить Приштинский санджак, несмотря

279 Seton-Watson R.W. Disraeli, Gladstone and the Eastern Question. A Study in Diplomacy and Party Politics. London, 1935, p. 563.

280 Seton-Watson R.W. Britain and the Dictators. Cambridge, 1938, p. 18.

281 Seton-Watson R.W. The Southern Slav Question and the Habsburg Monarchy. London, 1911, p. vii, 337.

205

на прошения косовских сербов о воссоединении косовского вилайета с Сербией и изъятие у Болгарии по сравнению с Сан-Стефано части географической вардарской Македонии282. В 1913 году Флорентийский протокол установил границы между новообразованной независимой от Порты Албанией и ее соседями в пользу Албании, несмотря на то, что, как установила Конференция послов в Лондоне в 1912 году, в Албании оказалось около миллиона сербочерногорского и македонского населения. Албанцы, руководствуясь концепцией Призренской лиги, требовали еще более обширных границ, которые охватили бы половину сегодняшнего государства Македония, огромную часть Сербии и Черногории. Впечатляет прозорливость русского консула И.С. Ястребова, которому в конце 1990 годов в Сербии поставлен памятник. Он сугубо отрицательно для российских интересов оценивал создание и деятельность Призренской лиги и не был обольщен <албанским освободительным движением> против Турции, сообщая, что <в митингах и протестах с целью воспротивиться расширению границ Сербии и Черногории албанцами орудовало также турецкое правительство в их патриотических протестах против решений конгрессов, помогало им объединиться для составления протеста, снабдив их деньгами и ружьями новейшей системы>283. Советская литература по идейным и политическим канонам была обязана придать албанским движениям прогрессивную роль и объясняла, что тревога и <предвзятость в оценке сущности лиги в донесениях таких дипломатов, как, например, Ястребов, проистекали из того факта, что он, по всей видимости, чувствовал социальную опасность происходивших на Балканах… процессов для всех видов абсолютизма, каковыми были и империя Абдул-Хамида II, и тогдашняя самодержавная Россия>284. Ограничившись таким анализом, автор статьи <Документы АВПР о Призренской лиге> Н.С. Смирнова не раскрыла ни одного соображения Ястребова, но зато тщательно выбрала обрывочные и не дающие цельного представления цитаты из других документов, где упоминаются противоречия между албанцами и турецкими'властями.

Поскольку требования Призренской лиги перед Первой мировой войной поддерживала Австрия, заинтересованная с самого начала в антисербской роли Призренской лиги и вынашивавшая даже проект

282 Burns J.C. The Echoes of History Rumble on. All the Remain, Unanswered. In: Europe and the Eastern Question (1878-1923). Political and Civilizational Chanes. Belgrade, 2001, p. 103-105.