260 Михайловский Г.Н. Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства. Ш4-1920. В двух книгах. Книга 1. Август 1914 – октябрь 1917. М., 1993, с. 85.

194

пробивающего брешь в толще немецкой обороны>, <поскольку Англия не в состоянии внести существенный вклад в войну на континенте>, а Франция, <страдающая нехваткой живой силы>, <будет придерживаться сугубо оборонительной тактики>, – будут напрасными. Напрасными потому, что <Россия не сможет обеспечить себе какие-либо стратегически важные территориальные приобретения постоянного характера>, ради которых стоило бы жертвовать, потому что она воюет на стороне Великобритании – своего традиционного геополитического противника. Именно на этот аспект анализа Дурново обратил самое серьезное внимание Г. Киссинджер в его цепком панорамном обзоре мировой политики за несколько

веков.

Дурново, с которым полностью соглашается Киссинджер, предсказал неизбежность революции в побежденной стране, которая обязательно перекинется на страну-победительницу, а также предупреждал, что война не сможет принести никаких экономических выгод. Ибо победа Германии уничтожит экономику России, а победа России иссушит экономику Германии, которая будет не в состоянии репарациями компенсировать нанесенный ущерб. Но главное в том, что мирный договор, даже в случае победы России, будет <продиктован интересами Англии>, которая не допустит никаких важных территориальных обретений России, кроме, возможно, Галиции. Но здесь Дурново предсказывает, что это лишь усилит центробежные тенденции в России и идею отторжения Малороссии, которую лелеют галицийские униаты. Его прозорливость впечатляет, когда он говорит, что в результате победы этнический и религиозный взрыв может превратить царскую империю в <малую Россию>261. Даже если Россия осуществила бы свою многовековую мечту о Константинополе, то, по мнению Дурново, политика Англии сделает эту победу <лишенной всякого содержания, заперев русскому флоту независимо от Проливов все ходы и выходы в Эгейском море с его множеством островов и состоящем в основном из территориальных вод>. Для Г. Киссинджера такой убедительный рациональный расчет делает неразрешимой загадкой, <почему столь простой геополитический факт ускользнул от внимания трех поколений русских, жаждущих завоевания Константинополя, и от англичан, вознамерившихся это предотвратить>262.

Однако подобый взгляд намеренно упрощает и рационализирует

проблему. Во-первых, Россия всегда нуждалась не в завоевании, а в обеспечении свободного выхода в Проливы. В силу обстоятельств Россия, вопреки клише, не стремилась к единоличному контролю, ибо овладение Константинополем и его удержание были России

261 Записка П. Дурново. Париж, 1943.

262 Киссинджер Г. Дипломатия. М., 1996, с. 183-184.

13*

195

всегда не под силу и потребовали бы такого напряжения усилий, которое сделало бы его бессмысленным. Соглашение 1915 года в разгар войны совершенно особый случай – должно же было быть что-то, компенсирующее страшные жертвы Восточного фронта. Однако такой цели, ради которой готовилась бы война, не было. При этом Англия, соглашаясь на фоне тревожных успехов австрогерманского блока на обретение Россией Проливов и Константинополя, потребовала взамен обязательство <довести войну до победоносного конца>, что исключало сепаратный мир с Германией и обеспечивало взаимное истощение и революции. Британия также компенсировала себя в том же соглашении присоединением Месопотамии263, то есть выходом к стратегическому Персидскому заливу и его нефтяным богатствам, на что Россия сразу согласилась, что доказывает отсутствие у нее всякого намерения обратить контроль над Проливами против интересов <владычицы морей> в Индийском океане.

Наиболее рациональными были бы условия, в которых в случае опасности или нападения на Россию Проливы закрывались бы для военных кораблей других держав при одновременном свободном проходе через них России. Лишь однажды удалось согласовать такой статус – в Инкяр-Искелесийском договоре с Оттоманской Турцией в 1833 году. Знаток этих проблем Н.С. Киняпина дала договору точнейшую характеристику – <кульминация дипломатических успехов России на Ближнем Востоке в XIX веке>. Этот договор, достигнутый чисто дипломатическими методами, а не военными успехами, не нацеливающий на обретение чьих-то территорий, договор между двумя суверенными государствами <вызвал негодование Запада>, который располагался вдали от Проливов. Франция и Англия в ноте к Турции отказались с ним считаться и, как делает вывод Н. Киняпина, начали создавать коалицию, пытаясь втянуть в нее Австрию. В целом это достижение столь очевидно показало западным державам перспективу превращения России в неуязвимую геополитическую силу, что движение европейских отношений к Крымской войне представляется совершенно естественным. Примечательно, что Англия даже решилась на открытую помощь горцам Кавказа против России, о чем свидетельствует крупный конфликт из-за захваченной у берегов Черкесии британской шхуны <Виксен>264.

Чисто географически и в плане военно-морского обеспечения свободный выход в Эгейское море имел смысл, ибо означал проход к Салоникам, вовсе не заблокированный в Эгейском море множест-

263 См. Сазонов С.Д. Воспоминания. Репринтное воспроизведение с издания 1927 г. М" 1991, с. 320.

264 Киняпина Н.С. Внешняя политика Николая I // Новая и новейшая история, № 1, 2001.

196

вом островов, а от Салоник по суше уже рукой подать до Черногории и Вардаро-Моравской долины, соединяющей Западную Европу с южным морским театром. Салоники имели и имеют центральное значение для контроля военно-стратегической ситуации в Средиземноморье и регионе Проливов. Австро-Венгрия поступательно шла на захват сначала Боснии, затем на подавление и уничтожение Сербии, целясь именно в Салоники, о чем неоднократно упоминал Сазонов. Важность Салоникского фронта в ходе Первой мировой войны стремительно возрастала для обеих сторон, как только возникала возможность перекрыть <сообщение с Салониками для частей, занимавших фронт Вардар>265.

Именно это без всякого захвата чужих территорий – сербских, греческих, болгарских – обеспечивало бы невиданные геополитические позиции России на всем поствизантийском пространстве, что чрезвычайно ускорило бы неизбежный распад Оттоманской империи в неподконтрольной Западу форме. В результате Греция могла бы войти в русскую политическую орбиту, сформировались бы крупные славянские православные государства, также ориентированные на Россию. В совокупности это могло дать шанс завершению духовной и геополитической консолидации крупнейшего центра мировой политики и альтернативного Западу исторического опыта на Евразийском континенте с неуязвимыми границами и выходами к Балтийскому, Средиземному морям и Тихому океану. Латинская Европа на карте смотрелась бы довеском Евразии, соскальзывающим в Атлантику.

Энгельс, неизменно приписывавший России цель захвата Константинополя, панически боялся, что укрепление России на Балканах и в регионе Проливов даст колоссальный стимул идее славянства, которое и так постоянно склонно <предавать дело революции ради призрака национальности>, и считал важнейшей целью всех революционных и антирусских сил стимулирование антирусских настроений в Британии, справедливо полагая именно ее главным противником стратегических интересов России. <Петербургская дипломатия рассчитывала, что в ее будущей кампании на Востоке ей поможет приход к власти царефила Гладстона… При благожелательности Англии можно было бы, пожалуй, рискнуть на новый шаг и даже завладеть Царьградом без войны с Германией.., – писал Энгельс В. Засулич в 1890 году. – Вот почему возобновившиеся среди английских либералов антицаристские настроения представляются мне чрезвычайно важными для нашего дела>266.

265 Комдив Корсун Н. Балканский фронт мировой войны 1914-1918 гг. М., 1939, с. 73.

iy;S9, С. ??.

266 Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения. Издание второе, т. 37, М., 1965, 17-318.