В Югославии во всей своей обнаженности был продемонстрирован тезис об <экспорте или проецировании стабильности>, который якобы стал главным содержанием <изменившейся стратегии> НАТО.

Анализ событий, геостратегических и международно-правовых тенденций в политике консолидированного Запада за последнее десятилетие побуждает рассматривать формальное расширение НАТО лишь как один из тесно взаимосвязанных уровней стратегии.

576 См. Югославский кризис и Россия. Документы, факты, комментарии. (1990-1993)//Современная история Югославии в документах. М., 1993, т. 2, с. 128.

577 Panayotis С. Conflict of Civilizations in the Balkans and the Role of International Law. In: Encounter or Conflict of Civilizations on the Balkans. International Scientific Conference. Historical Institute. Belgrade, 1997, p. 528.

486

Йо-первых, формальное членство в НАТО в сегодняшней обстановке уже не является принципиальным, поскольку созданы многоуровневые неформальные механизмы втягивания сопредельных государств в ее орбиту. Само по себе расширение НАТО без размещения ядерs цого оружия на новых плацдармах не может кардинально увеличить военную угрозу для России. Гораздо большее значение имеет включение в цивилизационный и стратегический ареал Запада под эгидой англосаксов выходов к морю (Прибалтика) и потенциальная эрозия полноценного участия в контроле международных водных путей в Европе (дунайское судоходство). Реальный итог стратегии расширения – претензии НАТО на вооруженное вмешательство во внутренние дела суверенных государств, никак не угрожающих членам

альянса, уже с успехом опробованы в Югославии.

Кроме очевидной основной цели – контроля США через атлантические структуры над Восточной Европой, затем западными и южными частями СССР, что дает доступ к Черноморскому бассейну, расширение НАТО имело и по-прежнему имеет антиевропейский аспект. К нему в начале 90-х годов проявляла чувствительность Франция, а в последние годы – и определенная часть национально и антиглобалистски ориентированной немецкой элиты. Неслучайно в начале 90-х годов в Европе всплывали идеи реанимации Западноевропейского союза (ЗЕС) – последнее проявление самоидентификации Западной Европы как отдельной от США геополитической и исторической величины. Эти рудименты европейского сознания не вписывались ни в американские планы, ни в доктрину <единого мира>, и превращение НАТО под эгидой США в военнополитический каркас ойкумены от Атлантики до Урала было ускорено. Именно соединенное в одном стратегическом импульсе расширение Европейского Союза и НАТО способствует атлантизации европейского процесса, который мог бы иметь куда более автономный облик с потенциальным усилением политической роли объединенной Германии, не всегда совпадающий с англосаксонскими планами. Общеевропейское видение интеграционных процессов, более приемлемое для России, в чрезвычайно осторожной форме все еще выражают некоторые немецкие политологи, признавая, как Эгберт Ян, что интеграция <как перспектива прочного государственного союза или даже федеративного государства, ответственного за всех, кто входит в союз>, воспринимается в России как конфронтационная. Он допускает <возникновение различных, переплетающихся между собой, интеграционных зон и интеграционных организаций на пространстве интеграционной конкуренции>578. Однако влияние глобалист-

578 Ян Э. Асимметричная интеграционная конкуренция между Брюсселем и Москвой и перспективы общеевропейской интеграции. Россия и Центральная Европа в новых политических реальностях. III Международная

конференция. М., 2000,

487

ских концепций в германской прессе, научных публикациях, в официозных изданиях вроде журнала Internationale Politik, издаваемого посольством Германии в Москве, доминирует.

Все события были продвижением к очевидной цели – превращению Восточной Европы, а затем и частей исторического государства Российского в сферу влияния США и НАТО, что не только окончательно разрушает Ялтинско-Потсдамскую систему, но и втягивает в орбиту Запада территории, никогда в истории не бывшие сферами его влияния. Этому служили все последовательные, хотя внешне малосвязанные программные установки западной политики в отношении процессов на территории СССР. Важнейшей из них стало признание прибалтийских государств не как отделяющихся частей Советского Союза, а в качестве восстановленных довоенных государств.

В Прибалтике положение русских считается наиболее тяжелым, так как именно там они лишены гражданских и политических прав. Именно в Прибалтике российская дипломатия более, чем где-либо, лишена адекватного инструментария отстаивания интересов России и помощи своим соотечественникам. И дипломатии, и общественному мнению внушено расхожее мнение, что такое положение есть объективное следствие советской истории – <преступного> пакта Молотова-Риббентропа и нелегитимного лишения советскими войсками в 1940 году независимости прибалтийских государств. Именно такую исходную позицию предлагает Д. Тренин, заместитель председателя Московского фонда Карнеги, утверждающий, что <интересы русского населения Прибалтики сближаются с предпочтениями титульного населения>, вступление в НАТО не угрожает России, и сетующий, что страны Балтии до сих пор не могут быть уверены, с <какой Россией им придется иметь дело: неоимперской или демократической>579. Однако исследование открывает иную картину и позволяет черпать из той же истории иные аргументы и действенные инструменты.

Западная стратегическая концепция состояла в восстановлении довоенных прибалтийских государств на том основании, что решения Верховных Советов Литвы, Латвии и Эстонии 1940 года о вхождении в СССР не имеют юридической силы, поскольку эти Советы якобы были избраны в условиях оккупации и недемократическим путем. Эта концепция нарушала согласованную позицию в Заключительном акте ОБСЕ, принятом в Хельсинки, ибо одним из важнейших решений этого форума было подтверждение легитимности и территориальной целостности всех послевоенных европейских государств. Конгресс США, единственный из всех государств, подписавших этот важнейший послевоенный многосторонний документ,

579 Тренин Д. Балтийский шанс. Страны Балтии, Россия и Запад в складывающейся Большой Европе. М., 1997, с. 23, 33.

488

сделал оговорку, что США по-прежнему не признают <восстановление> Прибалтики как территории СССР. Англосаксонские силы весьма последовательны. Применение этой концепции позволяло объявить Россию оккупантом, демографическую ситуацию – результатом оккупационного режима, российские войска – оккупационными и подлежащими безоговорочному выводу.

Важнейшим концептуальным контуром, создаваемым этой концепцией, было то, что юридически эта территория изымалась с самого начала из единого военно-стратегического пространства Советского Союза, которое унаследовано Россией по договорам в сфере разоружения. Такова была программная установка Запада – считать необратимым разрушение большевиками исторической России, не признавать восстановление утерянных территорий, объявляя его <агрессией> того же большевизма. Следуя ей, боролась за интересы Запада против русской истории комиссия, во главе которой был поставлен бывший член Политбюро А. Яковлев, который в 1972 году пытался инициировать идеологический погром <русского национализма> и <великодержавного шовинизма>. В своей статье <Против антиисторизма> в духе Марксовой <Тайной дипломатической истории XIX века> он обрушился на элементы русской преемственности в советской государственной идеологии и на державно-национальную

линию в руководстве КПСС.

Именно ему – гроссмейстеру прозападной версии перестройки – поручили возглавить комиссию по рассмотрению Советскогерманского договора 1939 года, известного как <Пакт МолотоваРиббентропа>, что вряд ли можно расценить как случайность, так как для Запада слишком важной была та концепция, которая могла быть положена в основу рассмотрения договора. От нее зависели для Запада и будущие правовые и геополитические возможности втягивания Прибалтики в военно-стратегические конфигурации НАТО, и даже параметры военно-стратегического пространства.