Он судорожно попытался поднять секиру.
Но Рана Риорда была слишком тяжела для тонких рук пигмея. Рику сумел дотянуть ее только до груди; затем топорище, словно живое, вывернулось из его ослабевших пальцев, сверкающий стальной полукруг пошел вниз, острая боль пронзила маленького рыбака, и он рухнул на песок с перерубленными ступнями.
Раздалось негромкое шипенье, и по серебристому лезвию топора промелькнули алые сполохи…
***
Набег, хвала грозному Куу, был на редкость удачен. Гиромда, военный вождь лесных заласса, всю обратную дорогу весело скалил зубы и потрясал своим оперенным копьем. Он торжествовал и радовался - особенно сейчас, когда до Племенных Очагов оставалось четверть дня быстрой ходьбы. Даже меньше! Если поторопиться, он, вместе с полусотней своих воинов, доберется в поселок еще к полудню.
И будет пир! Мясо прибрежных карликов, прокопченное над кострами, еще не успело протухнуть, и взяли его на этот раз много - каждый из людей Гиромды тащил большую плетеную корзину с добычей. С останками ничтожного племени, которое годится только в пищу - как обезьяны, скачущие по деревьям! Но обезьян трудней промыслить и мясо у них не такое вкусное, размышлял Гиромда, ухмыляясь. Не замедляя шага, он обернулся и довольно оглядел вереницу воинов с корзинами. Да, каждый нагружен по самую макушку, каждый тащит столько, что подгибаются колени! Хорошо!
Все несут мясо, кроме него, Гиромды… Но, видит Нгота, не потому, что он - вождь, не желающий подставлять спину под тяжкий груз… Нет, совсем не потому! За его плечами тоже покачивается нечто… нечто такое, что дороже мяса всех карликов на всем морском берегу, дороже их засушенных голов, которые так любят боги, дороже волос, из которых женщины заласса плетут циновки… Удивительно, откуда к этим ничтожным попало такое сокровище! Где они его разыскали, где нашли Яростный Блеск? Быть может, там есть еще?
Но тот коротышка, что издох рядом с Блеском, ничего не скажет… Негодный человечишка, совсем негодный… И мясо у него оказалось жестким, точно высушенная кора… будто бы из него выпустили всю кровь и вдобавок высосали мозг из костей! И эта трусливая обезьяна еще пыталась оборониться, поднять Яростный Блеск на него, на вождя заласса, сильнейшего воина в Племенных Очагах, любимца Куу!
Гиромда ударил себя в грудь огромным кулаком и расхохотался. Яростный Блеск убил карлика, и поделом! Разве такое оружие подходит ничтожному ублюдку? Оно - для рук мужчины! Для человека, который пожирает мясо, а не отвратительную скользкую рыбу! Для того, кому известно, как обращаться с боевым топором!
Теперь Яростный Блеск, завернутый в большие пальмовые листья, висел за правым плечом Гиромды, и вождь заласса чувствовал его упоительную тяжесть. Сокровище, невиданное сокровище! Сверкающий плоский камень с острым краем и острым зубом… Удивительный камень! Не похожий на черный дья, из которого делают ножи и наконечники дротиков, на бурый дья, что идет на молоты и лезвия топоров, на белый дья, женский камень, подходящий лишь для скребков… Наверно, такие камни умели разыскивать еще до того, как Великий Нгота сотряс землю… в те времена, когда Очаги заласса - по словам стариков - были огромными, окруженными стенами, и лежали не в лесу, а в степи… Лес, как толкуют старейшие, вырос потом, и это - хорошо… Гиромда не представлял, как можно жить без деревьев, в пустом и голом пространстве, где обитают, к примеру, вонючки-себайо. Эти себайо - странный народ; кожа у них не черная, а серая, и мажут они ее крокодильим жиром, а крокодилов бьют на берегу огромной реки. Но - сильное племя! Многочисленное! Хитрое! Умеющее метать маленькие дротики с помощью палки и волосяного шнурка… Да, себайо не перебьешь, как жалких карликов с морского побережья! Зато мясо у них вкуснее…
Причмокнув, Гиромда забарабанил по длинному выпуклому щиту, и воины, подчиняясь сигналу, ускорили шаг. Щит висел у него на груди и был выкрашен бурой охрой, по которой белым и черным колдуны заласса нанесли магические узоры. Круг в центре обозначал Великого Нготу, Потрясателя; три зубца вверху - идола Мубугу, Повелителя Огня, а заостренный овал внизу, похожий на лист - Силунди, Владыку Деревьев. Еще на щите были нарисованы многочисленные наконечники копий, знак Демона-Пожирателя Куу, которого Гиромда чтил больше всех. Куу покровительствовал удачным набегам и воинскому оружию - быть может, и Яростный Блеск послан им?
Если так, богов надо отблагодарить, особенно Куу. Надо напасть на себайо! Эта мысль давно бродила в голове у вождя. Напасть, сжечь их Очаги, содрать с мужчин и женщин кожу, вымазанную крокодильим жиром, и принести ее, вмести с внутренностями, в жертву Кровожадному Куу! Куу - хороший бог, ему достаточно кожи и потрохов, а мясо он оставляет заласса, своим детям… Но Куу любит слушать крики побежденных, любит смотреть, как с них спускают шкуры, любит, чтобы в его Доме, у его Очага было много высушенных голов. Хороших голов - голов воинов себайо, а не прибрежных карликов!
И надо торопиться, думал Гиромда, чувствуя, как раскачивается Яростный Блеск и слегка подталкивает его в спину. Надо торопиться, потому что три дождливых сезона назад себайо приходили в лес со своими летающими дротиками, но Силунди отвел им глаза, и они не нашли Племенных Очагов заласса. Но теперь пусть приходят! Главное, подобраться к ним поближе - так, чтобы они не успели швырнуть дротики… Тогда его воины бросятся на них с дубинами и перебьют! Он сам прикончит пятерых Яростным Блеском… нет, не пятерых, а дважды, трижды, четырежды по пять! Во имя богов! Столько, сколько у него, Гиромды, пальцев на руках и ногах!
Но еще лучше не ждать себайо в лесу, а нагрянуть на их Очаги - на те, что стоят у самой опушки. До остальных, что выстроены в степи и на речном берегу, не добраться, слишком далеко и опасно… Но если убить и съесть лесных себайо, то остальные захотят отомстить и придут в джунгли. Вот тогда…
Гиромда вдруг замер, задрав голову, и цепочка воинов остановилась. В лесу нельзя полагаться на глаза и уши; здесь надо нюхать. Паутину больших саа, Детей Ночи, не разглядишь, и не услышишь шороха их лап, но смрад их добычи, гниющей в ловчих сетях, можно учуять за много шагов. Также и с ядовитыми червями, и большими пестрыми кошками, и со змеями, и с Серыми Людьми, похожими на огромных обезьян… Каждого выдает запах, и тот, кто умеет различать запахи, избежит многих опасностей в джунглях.
Гиромда владел этим искусством в совершенстве, иначе не сделался бы вождем. Широкие ноздри его плосковатого носа жадно раздувались, но сейчас он не думал об опасности. Ее и не было; он принюхивался к запаху дыма, верному признаку человеческого жилья. Племенные Очаги близко! С торжествующим возгласом он вскинул руку, и воины взвыли в ответ, на мгновение заглушив негромкий шелест листвы и скрипы древестных стволов. У каждого словно прибавилось сил; они вновь зашагали по узкой тропе, торопясь к своим хижинам, сплетенным из гибких лиан, к яркому пламени костров, пылающих в кругах из плоских камней, к своим женщинам, истомившимся по мужским объятиям, к Домам Богов. Они спешили, не замечая, что привкус дыма в воздухе слишком едок и густ, и к нему примешивается еще один запах, почти неощутимый даже для чутья лесных охотников.
Вскоре цепочка заласса выбралась на поляну - на широкую поляну, где прежде грудились хижины Племенного Очага - и тут беда простерла над ними свои черные крылья. Поселка больше не было; на его месте дымились кучи полусожженного дерева, грудами лежали обгоревшие трупы, а Дома Богов, Потрясателя Нготы, Мубугу, Повелителя Огня, Владыки Деревьев Силунди, Пожирателя Куу и всех остальных, лежали в развалинах. Сами же идолы, вытесанные из толстых стволов, исчезли, и это показалось потрясенному Гиромде наиболее ужасным. Чего стоит народ, не сумевший защитить своих богов?
С горестным воплем он бросился вперед, к темневшим посреди поляны руинам. Он знал, чьи руки спалили лесное гнездо заласса, кто перебил их женщин, кто надругался над их богами и разграбил поселок. Себайо! Вонючие себайо, пожиратели крокодилов! Они опять пришли в джунгли и на сей раз отыскали то, что хотели! И Силунди не отвел им глаза, Нгота не столкнул в ловчую яму, Куу не сожрал их внутренности, а Мубугу, словно обезумев, бросился жечь не врагов, а хижины заласса!
