– Хм-м.

– А вампир – это смена ценностей на оси плоти.

– Выходит, антитезу вы признаете, а смену ценностей – нет?

– Стоит раз признать какую-нибудь ахинею – потом уже не остановишься.

– Вы образованный человек!

– Семь лет в университете отучился, – рассмеялся я.

Глядя на бесконечную вереницу машин впереди, таксист сунул в рот тонкую сигарету и закурил. По салону поплыл запах ментола.

– А что бы вы сделали, если б и вправду увидели вампира?

– Наверное, растерялся.

– И все?

– А что, нельзя?

– Нельзя, конечно! Вера – великое дело. Представишь себе гору – и вот она, пожалуйста. Подумаешь, что горы нет – ее и не будет.

Прямо как в старой песне Донована.

– Ах вот вы о чем!

– Да-да.

Я вздохнул, не выпуская изо рта незажженную сигарету:

– А вы сами-то верите в вампиров?

– Верю.

– Почему?

– Что значит «почему»? Верю и все.

– Ну а доказать можете?

– Вера и доказательство – совсем разные вещи.

– Пожалуй.

Я решил больше не углубляться в эту тему и вернулся к пуговицам на блузке. Одна, вторая, третья…

– Но могу и доказать, – заявил таксист.

– Серьезно?

– Вполне.

– И каким же образом?

– Да я сам вампир.

Мы немного помолчали. Машина проползла еще метров пять. Дождевые капли все так же барабанили по крыше. На счетчике уже полторы тысячи с лишним.

– Зажигалку не дадите?

– Пожалуйста.

Я чиркнул белой «биковской» зажигалкой и закачал в легкие порцию никотина. Впервые за три дня.

– Ну и пробка! – посетовал водитель.

– Да уж, – сказал я. – Кстати, о вампирах…

– И что?

– Вы что, в самом деле вампир?

– Конечно. Какой мне смысл врать?

– И давно вы так?

– Девять лет уже. В тот год как раз была Олимпиада в Мюнхене[4].

– Остановись мгновенье, ты прекрасно.

– Вот-вот. Точно!

– Еще спросить можно?

– Валяйте.

– А почему вы это… таксистом работаете?

– Не люблю я все эти вампирские штучки. Кутаться в плащ, разъезжать в карете, жить в замке… Ничего хорошего. У меня все как положено: плачу налоги, лицензию имею. Хожу на дискотеки, в патин-ко[5]. Что? Странно?

– Да нет. Просто… как бы это сказать… до меня никак не дойдет.

– Так вы не верите?

– М-м?

– Что я вампир – не верите?

– Конечно же, верю, – поспешно заверил я таксиста. – Представишь себе гору – и вот она.

– Ну ладно.

– Вы и кровь пьете иногда?

– А как же? Я же все-таки вампир.

– Кровь, наверное, разная бывает – вкусная и невкусная?

– Ясное дело. Но ваша не подойдет. Слишком много курите.

– Бросить хотел, но вот не получилось.

– Самая подходящая – у молодых девушек. Это что-то!

– Кажется, я вас понимаю. А у артисток кровь как – ничего?

– У Каёко Касимото[6] – просто супер! У Кимиэ Сингёдзи[7] – тоже ничего. А вот у Каори Момои[8] – не очень. Совсем что-то на нее не тянет.

– Значит, и в этом деле толк надо знать?

– Еще бы!

Через пятнадцать минут мы расстались. Открыв дверь квартиры, я включил свет, достал из холодильника банку пива. Выпил и позвонил подружке, с которой в тот день так и не встретился. Ее послушать, так для этого была причина. Вот такие дела.

– Да, советую тебе не садиться в черные такси с номерами Нэрима[9].

– Почему? – спросила она.

– Там один водитель – вампир.

– Неужели?

– Точно.

– Беспокоишься за меня, что ли?

– А то как же!

– Черные с номерами Нэрима?

– Ага.

– Спасибо.

– Не за что.

– Ну тогда спокойной ночи.

– Спокойной.

Над Саппоро – первый в этом году снег. Возникает из дождя, снова превращается в дождь. Снег в Саппоро – явление не самое романтическое. Что-то вроде вредного родственника.

23 октября, пятница.

Из Токио я улетел в одной майке. Сел в Ханэде[10] на 747-й, не успел прокрутить в «уокмане» одну полуторачасовую кассету и вот, пожалуйста, – снег.

– Ничего не поделаешь, – говорит друг. – Он всегда в это время начинается. И приходит зима.

– Холодина какая!

– Зима и должна быть очень-очень-очень холодной. На то она и зима.

Мы с ним выросли в маленьком тихом городишке, недалеко от Кобэ. Дома наши стояли в пятидесяти метрах друг от друга, и учились мы в одной школе. Вместе путешествовали, вместе на свидания с девчонками бегали. А как-то раз так перепили, что из такси вывалились. После школы я поступил в Токийский университет, а он – в университет Хоккайдо. Женились на однокурсницах, моя была из Токио, его – из Отару[11]. Такова жизнь. Все мы бесцельно скитаемся по земле, как семена растений, которые носит капризный ветер.

Наверняка в жизни все сложилось бы по-другому, если бы в Токийский университет поступил он, а я учился на Хоккайдо. Быть может, я бы пошел работать в турфирму ездил по миру, а он осел в Токио и сделался писателем. Но в результате случайного стечения обстоятельств получилось то, что получилось: я романы пишу, он в турфирме работает. А театр «Орион» и сейчас сверкает огнями, как прежде.

У друга – сыну шесть лет. В отделении бумажника, где сезонка, всегда лежали три его фотокарточки. Хокуто играет с барашком в зоопарке Маруяма. Хокуто, наряженный к детскому празднику. И Хокуто верхом на ракете в парке аттракционов. Я разглядываю фотографии и отдаю другу. Мы пьем пиво и закусываем мороженой рыбой, холодной как лед.

– Как там Р поживает? – спрашивает он.

– Встретились недавно на улице. Случайно. С женой развелся, спутался с какой-то девчонкой.

– Да?

– Работает в рекламной компании. Пишет какие-то жуткие тексты.

– Понятно.

И так далее, и тому подобное. Расплатившись по счету, мы выходим на улицу. Снег все идет.

– В Кобэ давно был? – интересуюсь я.

– Давно. – Он качает головой. – Далеко очень. А ты?

– Тоже давно не ездил. Да что-то и не тянет.

– М-м.

– Наверное, здорово там все изменилось.

– М-м.

Минут десять мы бродим по улицам. Тем для разговора больше нет. Я иду к себе в гостиницу, он возвращается в свою малогабаритную трехкомнатную квартиру.

– Ну будь здоров!

– И ты тоже.

Щелкает переключатель. Мы расходимся в разные стороны, чтобы дальше снова идти каждый своей дорогой. Наступит завтра, и мы, в полутысяче километров друг от друга, будем продолжать бесцельную борьбу со скукой, которая у каждого тоже своя.

В гостинице я включил телевизор. По местному каналу шла какая-то информационная передача. Не снимая обуви, я завалился поверх покрывала на кровать и, запивая холодным пивом сэндвич с копченой семгой, который попросил принести в номер, рассеянно уставился на экран.

Середину кадра занимает одинокая фигура молодой женщины в темно-синем платье. Камера снимает женщину по пояс и, словно хищный зверь в ожидании добычи, плотоядно смотрит на нее застывшим стеклянным глазом. Без смены ракурса, не приближая и не отдаляя объект. Совсем как в старых фильмах nouvelle-vague[12].

– Я работаю в информационном отделе мэрии города Р., – начинает женщина с легким местным выговором. Голос дрожит от волнения. – Наш городок небольшой – всего семь с половиной тысяч жителей. Особо ничем не знаменит, поэтому очень может быть, что вы о нем ничего не знаете.

«К сожалению», – отмечаю я.

– Основное занятие наших жителей – сельское хозяйство и молочное животноводство. Главный продукт – конечно, рис, но в последнее время, с сокращением посевных площадей, идет быстрый переход на зерновые и овощеводство в окрестностях города. На окраине имеется животноводческое хозяйство: порядка двухсот коров, сотня лошадей и столько же овец-мериносов. Сейчас эта отрасль у нас хорошо развивается, и через три года поголовье, возможно, удвоится.