— И было так здорово увидеть ваш… прекрасный дом. И знаете, такое приключение мой папа оценил бы. Наверное, из-за этого я не чувствовала себя такой виноватой, как должна бы.

— И вам не приходила в голову мысль о необходимости сопровождающей, коль вы останавливаетесь в доме, полном мужчин? — поинтересовался граф.

Илука покраснела:

— Конечно, я понимала… мне нужна была горничная. Если я не… не выступаю в качестве мисс Гэнимед.

— И вас не смущало, что для таких, как мисс Гэнимед, не нужны сопровождающие?

— Пет, по крайней мере до тех пор, пока лорд Марпоу не попытайся ворваться ко мне в комнату.

— Единственное оправдание, которое я могу найти вашему поведению, — это юность и неопытность, — проговорив граф, точно беседуя сам с собой,

— Я очень… глупа, — с несчастным видом добавила Илука.

Она вздохнула, а граф поинтересовался:

— И чего вы теперь от меня ждете? Что я должен сделать?

— Единственное, о чем я вас прошу, чтобы вы… пообещали не рассказывать маме и отчиму.

— Хорошо, — сказал он. — Но, кроме меня, на том ужине присутствовало еще много народу.

Илука расширившимися глазами посмотрела на него:

— О, я… забыла, что ваши гости… тоже могут знать моего отчима, как и вы.

Граф промолчал, и она поспешно добавила:

— Конечно, они не… не могут отождествить дебютантку, певшую и танцевавшую для них на том вечере, со мной?

— Вы не такая, кого легко забыть, — ответил граф. — И, не желая вам польстить, скажу: ваш танец очень необычный, и наверняка кто-то из видевших его расскажет о представлении приятелям.

Илука снова увидела мужчин в большой столовой с золотистым и серебряным орнаментом и вообразила, как они рассказывают, собравшись в клубе, о развлечении, устроенном графом Лэвенхэмом после скачек. Она сцепила пальцы и спросила:

— Но что… мне теперь делать? Что я могу сделать?

— Только надеяться, что джентльмены, присутствовавшие тогда, более увлечены скачками, чем балами. И вы с ними не встретитесь в модных залах Лондона.

Илука облегченно вздохнула:

— И почему я не подумалаобэтом раньше?

— К сожалению, никто из нас не в силах повернуть время вспять, — сказал он насмешливо. — Поскольку вам все равно не избежать сплетен, оставьте все как есть, забудьте о случившемся и наслаждайтесь сезоном в Лондоне.

— А вы… забудете, что встречались со мной раньше? — спросила Илука.

— Ну, я не буду по крайней мере говорить об этом, — пообещал он.

— А вдруг кто-то из друзей спросит, как ему найти мисс Гэнимед? Граф насмешливо скривил губы:

— Я отправлю его к мадам Вестрис, которая сейчас уже наверняка знает о случившемся с ее дублершей.

Илука помолчала и сказала:

— Спасибо, что вы так добры ко мне. Я думала, что вы сердитесь, и даже очень.

— Я поразился, увидев вас. Я и подумать не мог, что отыщу в Букингемском дворце танцовщицу и певицу, которую нанял развлечь гостей.

— Вы так странно говорите, — печально сказала Илука.

— И могу добавить: наконец-то мои поиски закончились.

Илука застыла. Потом повернулась к графу Лэвенхэму.

— Вы искали меня? — изумилась девушка.

— Я был очень смущен всем случившимся и не мог поверить, что вы улизнете, не простившись и не сказав, куда вы направляетесь.

— А могла ли я… поступить иначе?

— Ну, в тех обстоятельствах, я думаю, вы поступили разумно. Хотя не могу понять, почему вы оставили дом столь невежливо.

По тону графа Илука поняла: этот мужчина не привык, чтобы ему отказывали. Видимо, женщины всегда с радостью принимали его покровительство.

В голове ее мелькнула мысль: странно, зачем она была ему нужна, ведь у него связь с актрисой.

Но Илука понимала: об этом спрашивать нельзя.

— Я думаю, глупо с моей стороны было надеяться, что я никогда… больше не увижу вас.

— По-моему, это вас не беспокоило. А я боялся, как бы вы снова не попали в какую-нибудь неловкую ситуацию.

— И вы… хотели помочь мне…

— Да, хотел.

— Очень мило с вашей стороны, но теперь вы знаете, что я не нуждаюсь в вашей помощи.

— Да, я знаю, ваш отчим очень богатый человек, — насмешливо сказал граф.

Сердце Илуки сжималось — от него ей нужна не помощь, а то, о чем он никогда не узнает, и то; чего он никогда не поймет.

А что бы он подумал, если бы она попросила его поцеловать ее еще раз, сейчас, когда он уже знает, кто она на самом деле?

Но вместо этого Илука тихо сказала:

— Теперь… я уже никогда не увижу Аполло… и других ваших лошадей.

Граф молчал, а она спрашивала себя: не слишком ли далеко зашла, напрашиваясь на приглашение?

— Это можно устроить, когда я вернусь домой. Я приглашу вашу мать и отчима, и, конечно, вас, к себе на ужин в один из вечеров.

Еще шанс увидеть его — и сердце Илуки снова подпрыгнуло.

— Вы это сделаете?

— Я думаю, у вас найдется свободный от приглашений вечер?

— Да, конечно.

Илука принялась судорожно вспоминать:

— Сегодня мы ужинаем в Девоншир-Хаусе.

— Я туда тоже приглашен, — заметил граф, — вот и хорошая возможность поговорить с вашим отчимом и предложить приехать ко мне в гости.

— У нас свободен следующий вечер. Я знаю, у мамы в дневнике ничего не записано на среду.

— Я запомню. — Он поднялся. — Время бежит, нехорошо, если о вас станут сплетничать, поэтому предлагаю вам поехать через Роу, а я отправлюсь в противоположную сторону.

Он говорил очень официальным тоном, и Илука почувствовала: ее сердце оборвалось. Хотя граф пообещал пригласить их на ужин, а вдруг он передумает?

Но она увидит его в Девоншир-Хаусе, теперь ей есть чего ждать!

Они молча шли вдоль озера. Затем, остановившись возле лошадей, граф сказал:

— Наслаждайтесь, Илука, в обществе весело только в молодости, оно становится невыносимо скучным для людей разочарованных.

— Это вы о себе?

— Я говорю о вас. Юные леди не должны слишком глубоко вникать в то, что их не касается.

Его слова она восприняла как укор и, покраснев, сказала:

— Мне не следовало задавать вопрос, но, как вы уже однажды заметили, я веду себя неподобающим образом для молодой девушки.

Граф коротко рассмеялся:

— Вы действительно непредсказуемы, Илука. И не только в беседе, но и внешне. И даже в танце.

Он постоял, глядя на нее, и спросил:

— А кто научил вас танцевать?

— Никто, — ответила Илука. — Просто во мне течет венгерская кровь и, когда я слышу цыганскую музыку, передо мной встают картины, от которых ноги двигаются сами собой. Они мне не подчиняются.

— А что за картины? — поинтересовался граф, и по тому, как он спросил, видно было, что ему и впрямь любопытно.

— Я вижу венгерские степи, — говорила Илука. — Цыган в ярких одеждах, раскрашенные кибитки. Я слышу звуки скрипок и вижу далекие заснеженные вершины гор.

А что сказал бы граф, если бы она призналась, что его поцелуй возносит ее на такую вершину, голова кружится, и ей кажется, они танцуют на снегу?

— А цвет ваших волос тоже от венгерских предков?

— Я похожа на свою прабабушку.

— Это объясняет многое, смущавшее меня.

Но прежде, чем она успела спросить, о чем он, граф Лэвенхэм посадил ее в седло.

Потом подошел к своему жеребцу, взял поводья у конюха и ловко вскочил в седло.

Илука наблюдала за ним и думала: нет на свете более красивого мужчины, а на лошади он вообще неотразим!

Граф приподнял шляпу:

— Хорошего дня, мисс Кэмптон. Было очень приятно снова встретиться с вами.

И, не дожидаясь ответа, отъехал. Илука в отчаянии смотрена ему вслед — он больше не сердится и не интересуется ею.

Ах, если бы она согласилась на его покровительство, то наверняка была бы сейчас намного счастливее.

Проходя сквозь позолоченные ворота Девоншир-Хауса Илука чувствовала, что мать не только безумно рада приглашению герцогини, но больше ее самой возбуждена предстоящим вечером.