Я пошел гулять по городу, задрав голову, осмотрел колокольню XII века и замок, построенный норманнами. Думаю, это произошло при Роберте Отвиле по прозвищу Гвискар, или Хитроумный. Затем увидел большое козье стадо, пасшееся возле дороги в тени деревьев. Я залюбовался этой картиной: козы живописно выделялись на фоне солнечных склонов холма и больших валунов. Вдруг я заметил, что одно из животных смотрит на меня с выражением, в котором враждебность наполовину смешивалась с любопытством. Приглядевшись, я увидел, что никакая это не коза, а молодой человек, спрятавшийся между животными. Если бы ему еще и рога, отличить было бы невозможно. Обрадовавшись, что увидел пастуха, к тому же похожего на Пана, я обратился к нему с несколькими словами приветствия, но бедный парень, должно быть, испугался, что с ним заговорили не на козьем наречии. Он дико взглянул на меня и кинулся бежать, огибая валуны. Скоро Он скрылся из глаз. Козы закивали бородатыми головами, застучали по камням копытами, зазвенели бубенцами, и дорога опустела.

Ближе к вечеру я отправился в Сан-Джованни-Ротондо. Это в четырнадцати милях от Сант-Анджело и чуть ниже над уровнем моря. Хотелось навестить город, выросший буквально по следам падре Пио, человека, которого миллионы католиков всего мира считают святым. Знал о нем лишь в общих чертах. Пио — выходец из крестьянского рода, сейчас ему более восьмидесяти, пятьдесят лет назад на руках, ступнях и боку у него появились стигматы — раны, как при распятии Христа. Стигматы постоянно кровоточили. Говорили, будто Пио совершает чудеса и читает чужие мысли. Может одновременно находиться в двух местах — свойство, известное как телепортация или вездесущность.[12]

Читал также, что Церковь, которая, как известно, с осторожностью относится к святым и не любит массовой истерии, запретила падре Пио проповедовать или писать. Однако благодаря тому, что на деньги, которые пожертвовал ему народ, он построил самую лучшую больницу на юге Италии, и из числа самых современных в Европе, Церковь освободила Пио от данного им обета бедности, с тем чтобы он мог свободно распоряжаться денежным фондом.

Вот и все, что я знал, перед тем как приехать в Сан-Джованни-Ротондо. Я увидел старинный городок, прижавшийся к круглой церкви Святого Иоанна (ранее она называлась храмом Януса). Длинная современная дорога, с обеих сторон окаймленная выстроенными недавно отелями, пансионами и виллами, упиралась в монастырь капуцинов, в котором пятьдесят лет прожил падре Пио. Под прямым углом к нему, на могучем склоне холма Монте-Кальво, стоит огромная шестиэтажная больница.

Прежде чем устроиться в отель, я пошел осмотреть город. Здесь было великое множество сувенирных магазинов, торгующих книгами о падре Пио и открытками с изображением божьего человека, празднующего мессу. С фотографической точностью были представлены его кровоточащие руки. Я смотрел на изображения на глянцевой бумаге. Казалось, ладони словно покрыты мехом, но это были незаживающие раны. Всем, кто читал о жизни святого Франциска и святой Екатерины Сиенской, не может не быть интересно увидеть живого человека со стигматами на теле. Это явление вызывает множество вопросов.

Я заметил, что Сан-Джованни-Ротондо живет в атмосфере святости. Здесь есть пансион «Аве Мария», ресторан «Сан-Пьетро» и другой, называющийся «Вилла Пиа». Объявление сообщало адрес: «Возле монастыря падре Пио». Географически это, может быть, и верно, а по факту неправильно, поскольку падре лишь один из дюжины братьев-капуцинов, которые там находятся. Я остановился в хорошем отеле, носящем название «Санта-Мария-делла-Грация». Мне достался номер с ванной. В отеле приятный вестибюль, большой ресторан (восхитительный выбор вин) — все к услугам тех, кто еще не все раздал беднякам.

Я спросил чаю, и мне его подали, не вскинув брови, как это до сих пор случается в отдаленных областях Италии. Такой мимический жест означает, что человек потребовал у них рвотный корень. Я взял американский журнал, лежавший на соседнем столике, и, хотя изданию стукнуло три года, нашел там немало для себя интересного. Журнал был рассчитан на людей, совершающих религиозное путешествие. Объявление во всю страницу гласило: «Италия прекрасна… Если вздумаете повидать падре Пио, возьмите путевку „Аве Мария Тур“ и вы все увидите». Одна из статей имела следующий заголовок: «Может ли этот человек творить чудеса?», а другая статья называлась так: «Я видел, как они очищают его раны». Я испытал легкий шок, подумав, что в наши дни человеку невозможно найти уединение. С другой стороны, возможно, я был слишком придирчив. Конечно же, стремление к святости — вещь не новая. Жена Бата,[13] должно быть, подписалась бы на этот журнал.

Вероятно, оттого что все святые, гробницы которых я посетил, были уже мертвы (и Церковь предпочитает такое положение вещей), я предположил, что увидеть падре Пио будет трудно, даже если он вообще где-то показывается. От служащего отеля я с удивлением услышал, что, напротив, он всегда готов к общению. Каждый человек, приезжающий в город, поднимается в пять утра, чтобы послушать мессу, которую падре служит в половине шестого. Это — великое событие дня. Женщины, желающие у него исповедаться, ждут своей очереди несколько месяцев, а мужчины — несколько недель. Он посещает церковь каждый вечер в половине шестого. Я взглянул на часы — почти пять, и я заторопился в храм.

Когда падре Пио появился здесь после Первой мировой войны, монастырь был совсем маленьким, с бедной церковью. Типичная картина для отдаленных горных итальянских деревень. Монастырь по-прежнему небольшой, в нем почти ничего не изменилось, но церковь перестроили, потому что сюда хлынули толпы. Теперь это большая современная базилика. Напротив здания — огромная стоянка, на которой впритирку стоят легковые автомобили и автобусы, и так продолжается даже в спокойные дни. От железнодорожной станции Фоджи сюда регулярно приходят омнибусы. Войдя внутрь, я убедился, что в церкви полно народу. Толпы стояли в проходах и вокруг алтаря. Имеется галерея, огибающая все здание. Архитектурных достоинств я, впрочем, не заметил. Подумал, что у здания светский облик, возможно, ранее здесь был почтамт, который торопливо приспособили для духовных целей.

Неожиданно шепот стих, и паства молча поднялась с мест. В северной галерее отворилась дверь, и два чернобородых монаха в одеяниях капуцинов с лежащими на плечах коричневыми капюшонами вошли, поддерживая третьего, очень старого человека, который передвигался с большим трудом. У падре Пио седые волосы и белая борода, щеки впалые, а на лице следы тяжелой жизни, проведенной в болезнях и молитве. И все же черты лица обыкновенные. В итальянских церквях и на улицах я много видел таких старых бородатых братьев. Глядя на него, я вспоминал не только необыкновенные истории, которые о нем рассказывали, но и о том, что в нескольких шагах отсюда, у подножия горы, стоит госпиталь с тысячью коек, и человек, ведущий нищенский образ жизни, сумел отдать его бедным людям. Два монаха помогли падре усесться на стул в переднем ряду обращенной к алтарю галереи и отошли в сторону. Падре Пио прикрыл глаза рукой, чтобы прочесть молитву, и я увидел, что на его руках шерстяные коричневые митенки, прикрывающие проколотые ладони, но оставляющие свободными пальцы.

Внимание паствы было всеобъемлющим. Люди не отрывали глаз от коричневой фигуры на галерее, от израненных рук. Когда завершился обряд благословения, я заметил, что возле боковой двери, ведущей в ризницу, собралась группа мужчин. Как только священник оставил алтарь, люди устремились в эту дверь. К ним присоединился и я. За дверью оказался красивый зал — удивительное церковное нововведение. Мраморные ступени вели на второй этаж. Мужчины побежали по лестнице, и их цель стала ясна. Падре Пио должен был пройти здесь в свою келью. Мне сказали, что аудиенция совершается каждое утро и вечер. Женщинам в монастырь вход был закрыт, но все мужчины-пилигримы и крепко сложенные светские посетители имели возможность увидеть святого вблизи.