Двойной арочный вход готического стиля вел к длинному лестничному маршу. Над одной из арок были начертаны изречения на латыни: «Страшно это место. Здесь дом Бога и дверь в небо». Место и в самом деле страшное: более мрачных небесных врат и представить невозможно, когда начинаешь спускаться в темницу по сводчатой готической лестнице. Лестница привела в маленький атриум с обхватившей его галереей. На галерее стояли несколько старых крестьян. Они шептали молитвы и, перекрестившись, дотрагивались до перил.
В нескольких шагах отсюда был вход в церковь. Я увидел двери, которые смело можно назвать одними из самых прекрасных дверей античности. В то время, когда Вильгельм Завоеватель завершал завоевание Англии, глава амальфийской общины в Константинополе, богатый купец по имени Панталоне, решил подарить святилищу Архангела Михаила серебряные двери работы дамасских мастеров. И эти двери по сию пору встречают всех, входящих в священный грот. Две створки разделены на двадцать четыре панели — чудо византийской ковки. Каждая панель изображает библейскую сцену, заканчивающуюся явлением святого Михаила епископу Сипонта. Фигуры, лица и складки одежды по большей части остались в неприкосновенности, а ведь византийские купцы ковали это серебро почти четырнадцать веков назад. На дверях проставлена дата — 1076 год, и обращение к посетителям — молиться за душу спонсора, Панталоне. В самом низу добавлено интересное обращение изготовителей дверей к священникам. Их просили по меньшей мере раз в год чистить двери, чтобы они ярко сияли. Увы, они давно уже не блестят, но зато, словно старая монета, покрылись красивой патиной.
На входе в церковь сразу можешь отличить постороннего от местных жителей, крестьянина Южной Италии от посетителей из более цивилизованных регионов. Посторонний человек сразу проходит в церковь, крестьяне же берутся за бронзовые кольца на дверях, свисающие из львиных пастей, и громко стучат ими. Затем целуют собственные руки, касавшиеся бронзы, и лишь после этого входят в церковь. Войдя внутрь, я увидел теплое сияние свечей, зажженных перед высоким алтарем под покатым потолком пещеры. Сама пещера огромных размеров. За прошедшие столетия она не слишком изменилась: это по-прежнему грубый и холодный грот, в котором те, кто приходил посоветоваться с духом прорицателя Калхаса, спали, завернувшись в шкуры черного барана. Обращение в христианство не изменило суровую крышу и стены из грубого камня: по ним по-прежнему стекает вода, так что на полу собирается липкая грязь. Набожные пилигримы не обращают на нее внимания и встают в это месиво на колени.
В темном углу, рядом с одним из боковых алтарей, я увидел странную и печальную картину — двух крестьян, ползающих по полу на коленях. Последний раз я видел такое проявление раскаяния в испанской церкви. Хотя это уже не поощряется, но на юге Италии во время религиозных праздников часто можно увидеть, как кающиеся грешники лижут церковный пол, пока язык не распухнет. Я смотрел на эти фигуры с интересом, поскольку такое зрелище все-таки редкость, за исключением Скалы Санты в Риме, имеющей первоначальную форму, то есть идущие вверх ступени. (Не один Цезарь поднимался в Капитолий таким образом.) За высоким алтарем — первым, что освятил архангел четырнадцать веков назад, — находится колодец с целебной водой. Это — обычный атрибут в святилищах архангела Михаила. В колодец опущен серебряный бочонок, из него пилигримам наливают воду — увы! — в пластиковые чашки.
Возле алтаря стоит знаменитая статуя архангела. Она воспроизведена во всех видах и продается в Сант-Анджело на каждом углу. На юге Италии повсюду видишь картины с изображением архангела. Первоначальная скульптура, должно быть, была хорошей, однако сгорела во время одного из многочисленных нападений на святилище. Нынешнюю статую XVII века приписывают Сансовино или — что еще смехотворнее — Микеланджело. Статуя совсем не похожа на воинственного архангела. Это — индифферентный персонаж, который мог бы быть изготовлен из марципана. Поблизости, в темноте, я разглядел интересный объект — мраморный трон епископа, стоящий на двух львах. С одной стороны трона была вырезана сцена, на которой архангел поражает дракона, а с тыльной стороны — типичный арабский узор из переплетенных колец и прочих геометрических фигур. В то, что этот трон — как заверяли меня служащие — относится к античным временам, я, разумеется, не поверил. Скорее всего это было произведение норманнской Сицилии, дар одного из первых норманнских королей.
В 1016 году в этой таинственной пещере произошло событие, которое нетрудно было восстановить, — приезд группы из сорока норманнских рыцарей. Возвращаясь домой из Святой Земли, они заглянули сюда по пути. Вполне возможно, что это были те же рыцари, которые, высадившись в Салерно, обнаружили, что город захвачен сарацинами. Рыцари взялись за оружие и повели на цитадель такую яростную атаку, что сарацины спешно уселись в свои корабли и убрались восвояси. Это событие так поразило правителя Салерно, что он попросил чужеземцев остаться и воевать за него. При этом пообещал высокое вознаграждение. Рыцарям же не терпелось домой, поэтому они отклонили его предложение. Уезжали они с подарками — редкими фруктами, шелками и другими предметами, способными соблазнить друзей, оставшихся дома, на поездку в Италию. То же повторилось в Сант-Анджело. К норманнам обратился сосланный на Бари аристократ, некий Ломбард. Он попросил их присоединиться к нему и изгнать византийцев, но получил тот же ответ: они посоветуют друзьям из Нормандии приехать и помочь в его предприятии. Все так и произошло, что доказала история. Вскоре после возвращения рыцарей домой норманнские наемники стали эмигрировать в Апулию. Так началось норманнское вторжение и захват Южной Италии.
Когда норманны сделались королями Сицилии, полуостров Гаргано стал частью наследства королев Сицилии, в таком качестве он перешел в собственность двух английских принцесс — Иоанны, дочери короля Генриха II, которая вышла замуж за короля Сицилии Вильгельма II, и Изабеллы, дочь короля Иоанна, ставшей третьей супругой императора Фридриха II. Приятно думать, что эти английские принцессы посещали знаменитое святилище, хотя Иоанна стала причиной для волнений. Вильгельм II скончался молодым и завещания не оставил, и его трон был узурпирован Танкредом. Он запер вдову и присвоил ее наследственные земли. Танкред не мог выбрать менее удачный момент для своего коварного поступка, поскольку брат Иоанны, Ричард Львиное Сердце, совершая крестовый поход, приближался к западному побережью Италии. Танкред вынужден был вернуть Иоанну брату, вместе с огромной суммой в золоте за Сант-Анджело. Говорят, что во время крестового похода Ричард и Иоанна вскоре эти деньги растратили.
Я подумал, что сейчас потратить большие деньги в Сант-Анджело невозможно. В отличие от других мест паломничества, город не стал богат. Частично это можно объяснить приятным отсутствием торговцев. Вероятно, по этой же причине не смог я отыскать гостиницу или ресторан. По совету прохожего, направился на главную улицу и спустился по древним ступеням в пещерную тратторию. Столы, накрытые безупречно чистыми скатертями, находились на разном уровне от грубого каменного пола. На каждом столике стоял графин с красным вином. Посетителями были фермеры и местные синьоры. Моим соседом оказался коммивояжер из Бари. Он торговал пластмассовыми ведрами и кухонной утварью и выглядел так жалко, как может выглядеть только молодой итальянец, у которого рухнули все надежды. Его обычная сфера деятельности, сказал он, — Бриндизи и Таранто, но болезнь компаньона вынудила его ездить по полуострову Гаргано, и это ему страшно не нравилось. Он мрачно намотал на вилку спагетти и вздохнул. «Это варварский регион», — сказал он. Даже очаровательная юная официантка с короткими каштановыми волосами и в юбке из шотландки не рассеяла его меланхолию.
Мне подали наваристый суп, и, может быть по ассоциации с килтом, я подумал, что это — вариант шотландского блюда. Следом явилась жареная козлятина. Такое отличное мясо мне доводилось есть лишь много лет назад в Греции. Там оно называлось agneau de lait.[11] Потом настал черед сыра, бледного и резиноподобного, приготовленного из овечьего молока. Во второй раз я его заказывать не стану, хотя в окружении грубых каменных стен он неплохо сочетался с крепким вином.