Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Было очевидно — обойтись без квалифицированных защитников тамплиерам сложно. Комиссия милостиво позволила им выбрать таковых из своей среды. Правда, юристы утверждали, что это не вполне законно, ибо судят Орден в целом, и адвокатов, по его уставу, должен назначать Великий магистр, который сам находится в заключении. Этот тупик юристы-тамплиеры успешно преодолели: они заявили, что официально не берут на себя функции адвокатов, но не станут отказываться, если члены комиссии попросят их заявить жалобу или поучаствовать в допросах…

Среди девятерых защитников выделялись двое: Жан де Монреаль и Пьер де Болонья, прокуратор Ордена. Окончил ли последний знаменитый университет в Болонье — история умалчивает, но королевским юристам он спуску не давал. Де Монреаль во главу угла защиты поставил моральный аспект — мол, тамплиеры героически гибли во время обороны Палестины (число павших за два столетия было исчислено им в двадцать тысяч человек). Уже за одно это они заслуживают снисхождения. Де Болонья оперировал правовыми категориями. Он решительно требовал освободить всех арестованных, чтобы избавить их от давления, утверждал, что пытки лишили братьев «свободы ума и воли». Пожаловался на то, что с заключенных берут плату за свечи и стирку, а также по два су за то, что расковывают перед допросами, и столько же — за то, что после них заклепывают кандалы. Заявил отвод участию в процессе отлученного де Ногаре и прочих заинтересованных лиц, заявив, что дело тамплиера вправе рассматривать только папа. В качестве подтверждения был приведен случай, когда Бонифаций VIII лично судил одного из братьев, исключенного из Ордена, — и, пересмотрев приговор Великого магистра, наложил на виновного епитимью. В течение одного года и одного дня тот должен был есть на полу, как животное, — и за это получит прощение.

Защищал Орден и сам Великий магистр Жак де Моле. На одном из допросов он произнес настоящую речь, напомнив, что богослужение в орденских церквах велось куда пышнее, чем в любом соборе, — так должно ли обвинять храмовников в неуважении к мессе? Упомянул он и о том, что Орден постоянно раздавал милостыню. Присутствовавший на допросе Ногаре заметил: что милостыня, если веры нет! О какой вере может вообще идти речь, если предшественник Моле приносил клятву верности султану Саладдину? Моле парировал — столь многие крепости крестоносцев находились на арабской земле, что без определенных договоренностей с неверными их тут же уничтожили бы. Нет, не изменяли вере доблестные воины Христовы — когда тот же Саладдин, взяв замок Сафед, потребовал от них принять ислам — все восемьдесят рыцарей были обезглавлены за отказ…

Помните старый анекдот? Пункт первый — начальник всегда прав. Пункт второй — если он не прав, смотри пункт первый. Никакие вполне доказательные аргументы не принимались в расчет теми, кто априори считал рыцарей Храма виновными. Королевский юрист, экс-клирик, магистр богословия Жан де Пуйи писал, что, даже если тамплиеры невиновны в том, в чем признались, то, во-первых, они виновны в чем-то другом (ибо вовсе безгрешных нет). А во-вторых, равно как нет доказательств виновности, нет и доказательств невиновности. И, в-третьих — если освободить тамплиеров, подозрительный Орден навсегда останется источником соблазна для правоверных христиан. Вывод напрашивался сам собой — если тамплиеры отказываются от признаний в еретичестве, стало быть, они и есть воинствующие еретики. А стало быть, подлежат незамедлительному сожжению…

Сказано — сделано. Король Филипп обратился к архиепископу Сансскому Филиппу де Мариньи, в чью епархию входил Париж, с предложением начать немедленный суд над тамплиерами. Не над Орденом — пускай его судит собор, а над его отдельными членами. Восьмого мая арестованные, прослышав об этом, заявили коллективный протест папской комиссии. Та не решилась открыто конфликтовать с королем. Тамплиеров известили, что комиссия не правомочна оценивать решения архиепископа Сансского. И, спустя какие-то четыре дня, 12 мая 1310 года, в Париже были сожжены первые пятьдесят четыре заключенных.

Собор освободил от казни лишь тех, кто признал свою вину и отказался от защиты. Те х же, кто упорствовал, отстаивая свою невиновность, и после 12 мая продолжали предавать огню. Таковых, впрочем, становилось все меньше — почти двести из тех, кто остался в живых, опять оговорили себя. Известие о том, что собратьев сожгли «без суда и следствия», подействовало на ветеранов Крестовых походов сильнее всяких пыток…

Папа Климент V вновь был поставлен перед выбором: либо осудить короля за проявленную жестокость, либо осудить тамплиеров. На одной чаше гигантских весов — Помазанник Божий и веками накопленная вера в колдунов и черную магию; на другой — давно потерявшее былое величие общественное объединение, средний возраст в котором составлял сорок два года. После потери Палестины молодежь уже не стремилась во что бы то ни стало облачиться в белый плащ. Большинство «узников совести» вовсе не были надменными феодалами. Протоколы допросов рисуют их нам: пастух, пахарь, мельник, плотник… Борьба за этих людей могла оказаться не только бесполезной (ведь у папы не было армии, которая освободила бы рыцарей из тюрем), но и непрестижной. И мудрый папа предпочел сторону короля…

16 октября 1311 года открылся Вьенский собор — тот самый, который был отложен на год. Оставшиеся на свободе рыцари Храма тоже получили приглашение, хотя никто всерьез не ждал, что они появятся. Каково же было изумление святых отцов, когда перед ними предстало семеро рядовых тамплиеров, заявляя, что готовы защищать Орден!.. Выступить им так и не разрешили — под каким-то формальным предлогом. Зато на суде вновь ораторствовал Жак де Моле. Когда ему зачитали его собственные показания, он с возмущением отказался их признать. По мнению обвиняемого, того, кто исказил его слова, следовало бы разрубить надвое, как с клеветниками поступают сарацины. Он заявил, что весь процесс — одно сплошное грязное измышление, а он готов свидетельствовать перед Богом и людьми: тамплиеры — добрые христиане. Что до него самого — всем прекрасно известно, что ожидает тех, кто отрекается от вырванных у них под пыткой лжепризнаний. Пятьдесят четыре рыцаря, отказавшихся от своих показаний, уже обратились в пепел… Те м не менее, де Моле заявил: он скорее умрет, чем еще раз осквернит Орден подтверждением лживого обвинения. Магистра поддержал и великий прецептор Нормандии Жоффруа де Шарни.

Ошарашенные судьи объявили о переносе судебного заседания. Но этого не случилось. Двадцатого марта в город прибыл Филипп в сопровождении вооруженной свиты. Не пройдет и двух суток, как папа подпишет буллу Vo x in excelso, ликвидировавшую Орден, ненавистный французскому королю. «Мы… запрещаем Орден тамплиеров, его устав, одежды и название… Мы полностью запрещаем его. Любой, кто с этого времени называет себя его именем, или носит его одежды, или ведет себя как тамплиер, несет отлучение. Кроме того, мы конфискуем все имущество и земли Ордена. Мы строго запрещаем всем, любому государству, вмешиваться в вопрос Ордена тамплиеров. Мы запрещаем любое действие относительно них, которое нанесло бы ущерб нашему решению… Да будет так».

То т же собор снял, наконец, церковное отлучение с Гийома де Ногаре.

…Старинное французское сказание гласит, что каждый год в ночь на 18 марта на месте сожжения тамплиеров появляется призрак Жака де Моле. Седобородый рыцарь громадного роста, в белом плаще с кроваво-красным крестом, трижды восклицает громовым голосом: «Кто хочет защитить Храм?» И, не услышав ответа, безмолвно растворяется во тьме…

Совсем не таким Великий магистр Ордена тамплиеров в последний раз шествовал по Парижу. Босиком, в колпаке из желтого льна, на котором грубо намалеваны черти и языки пламени. Вместо блестящих оруженосцев перед ним шагала сотня угольщиков, рядом — двенадцать священников в белых одеяниях и доминиканцы в черных капюшонах, скрывающих лица.

На островке Жаво уже разложен костер. Огромная толпа ждет начала зловещего действа. Среди тех, кто прибыл смотреть на казнь, — французский король Филипп IV Красивый. Все свершилось между королевским садом и храмом августинцев — тех самых, в подражание которым был основан Орден. Жак де Моле обратился с последней просьбой — привязать его лицом к Собору Парижской Богоматери: «чтобы до последнего мгновения своей земной жизни обращать свои взоры и молитвы к Пресвятой Матери своего Спасителя…»

55
{"b":"134832","o":1}