Он заставил себя отвернуться от девушки, и его мысли возвратились к предстоящей встрече.

Он не видел Драстена – бодрствующего Драстена – четыре года, месяц и двенадцать дней. С того вечера, когда Драстен заснул волшебным сном, чтобы проспать пять сотен лет. Тот, последний день они провели вместе, пытаясь вложить в него целую жизнь.

Близнецы и лучшие друзья, которые с самого детства почти не расставались, – в ту ночь они попрощались. Навсегда. Драстен ушел спать в башню, мимо которой Дэйгис проходил по десять раз на дню. Сначала он каждый раз иронически желал брату доброго утра, но вскоре это стало слишком болезненным.

До того как Драстен отправился в башню, они вместе продумывали планы нового замка, который в будущем должен стать домом Драстена и Гвен. После того как Драстен заснул, Дэйгис полностью ушел в работу, наблюдал за строительством, управлял сотнями рабочих, трудился вместе с ними.

И, занимаясь строительством, он начал опасаться растущего в нем чувства пустоты.

Замок поглощал все его внимание. Невозможно трудиться дни напролет на протяжении трех долгих лет и не отдать часть себя не процессу творения, а самому творению. Пустые, ждущие своего часа комнаты обещали счастливую жизнь. Обещали будущее, в котором ему самому не было места.

Когда Драстен погиб, Дэйгис часами простаивал перед замком, глядя на мрачный пустой силуэт здания.

Он представлял Гвен, которая ждет Драстена в будущем. А тот так никогда и не появится. Она будет жить одна. Нелл сказала Дэйгису, что Гвен беременна, хотя сама об этом еще не подозревает, и это означало, что ей придется в одиночку растить детей.

Дэйгис думал о том, что за этими темными окнами никогда не загорятся свечи. Дети никогда не будут бегать по этим лестницам.

И пустота в нем наконец заполнилась – но не добром, а тоской, яростью и вызовом. Он грозил Небесам кулаком, он злился и сыпал проклятиями. Он спорил с тем, во что с самого детства должен был верить.

И к туманному, кровавому рассвету Дэйгис понял одно – в замке, который он построил, будет жить его брат со своей семьей.

Все остальное было просто неприемлемо. И если легенды были правдой, если ценой этого будет его собственная жизнь, он находит цену справедливой. Ему практически нечего было терять.

– Эй, ты в порядке? – спросила Хло.

Дэйгис тронул машину с места, сообразив, что надолго остановился на перекрестке. Он тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли.

– Айе. – Сделав паузу, чтобы подобрать слова, он ответил: – Девочка, я уже давно не видел Драстена.

И понятия не имел, какой будет реакция брата. Интересно, сможет ли Драстен определить, что он стал темным, просто посмотрев на него? Связь между близнецами всегда была сильной. «Айе, я воспользовался камнями, но легенды ошибались. Не было темной силы в пространстве-между. Я в порядке. Но это столетие для меня загадка и я решил немного заняться исследованиями. Я скоро приеду домой». Эту ложь он повторял брату с того самого дня, когда не выдержал и позвонил ему, чтобы услышать голос Драстена и убедиться, что тот жив и здоров в новом, двадцать первом веке.

«Дэйгис, ты можешь рассказать мне о чем угодно», – сказал тогда Драстен.

«Не о чем рассказывать. Все это было мифом». – Ложь и еще раз ложь.

Потом начались регулярные звонки от Драстена, вопросы о том, когда он приедет домой. Месяц назад Дэйгис перестал брать трубку.

– Так это воссоединение семьи?

– Вроде того.

Если Драстен прогонит его, они с Хло смогут побродить по музеям. Он найдет иной путь. Дэйгис был твердо уверен, что Драстен не станет нападать на него. Если бы он не приехал домой и Драстен был вынужден за ним охотиться, это могло бы произойти. Но Дэйгис надеялся, что брат воспримет его возвращение правильно – как просьбу о помощи.

Девушка внимательно за ним наблюдала. Он чувствовал ее взгляд, хотя и сидел боком к ней.

– У вас с братом вышла размолвка? – мягко спросила она.

– Вроде того.

Дэйгис отпустил тормоз. Машина тронулась с места. Горец холодно взглянул на Хло, давая понять, что тема закрыта.

Несколько мгновений спустя она накрыла его руку своей маленькой ладонью.

Дэйгис напрягся, удивленный этим жестом. Он привык к тому, что женщины уделяют внимание разным частям его тела, но руки в этот список не входили.

Он посмотрел на Хло, но девушка глядела прямо перед собой. И все же ее рука была в его руке.

Он сжал ее пальцы прежде, чем она успела отдернуть руку. Ее маленькая ладошка почти утонула в его руке. Это значило для него куда больше, чем поцелуи. Даже больше, чем постельные игры. Когда женщины занимались с ним сексом, их заботило только собственное удовольствие.

Но маленькая рука Хло дарила тепло, ничего не требуя взамен.

Адам Блэк смотрел на автомобиль, который мчался по дороге к горам МакКелтаров. Давным-давно его королева дала приказ, запрещающий Туата де Данаан приближаться к землям МакКелтаров ближе, чем на тысячу лиг. Но Адам решил, что, раз уж МакКелтары первыми нарушили Договор, старые приказы недействительны.

Он знал, почему королева отдала такой приказ. МакКелтары, которые пожертвовали своей судьбой и судьбой будущих поколений, чтобы хранить Договор, были свободны от любого вмешательства со стороны Туата де Данаан, потому что королева знала – кое-кто из их расы был недоволен Договором. Не все хотели покидать реальность смертных. И кое-кто мог попытаться заставить МакКелтаров нарушить Договор.

Итак, с того самого дня, как Договор был скреплен печатью, ни один МакКелтар даже не видел никого из своих древних покровителей.

Адам подозревал, что это могло быть ошибкой. Да, МакКелтары добросовестно исполняли свои обязанности, но за тысячу лет они успели забыть, для чего это делают. Они больше не верили в существование Туата де Данаан, не помнили подробностей судьбоносной битвы, итогом которой стало их служение. Их древняя история стала для них не более чем мифом.

На Йоль, Бельтайн, Самайн и Лугнассад МакКелтары все еще проводили ритуалы, которые держали стены меж двух миров, но они уже не помнили истинной цели этих ритуалов. Возможно, одно поколение отказалось поддерживать традицию устных пересказов о прошлом и не передало историю потомкам. Или кто-то из старшего поколения умер прежде, чем успел поделиться с наследниками секретами. Или древние тексты не были тщательно переписаны, прежде чем их поглотило время. Кто знает? Адам знал лишь одно: смертные, похоже, забыли свою историю. Те дни, когда следовало почитать Договор, теперь считались праздниками, и не более.

Он фыркнул, глядя, как машина переваливает через холм. Люди не могут разобраться даже в истории собственной религии, хотя прошло всего две тысячи лет. Неудивительно, что история его расы с течением времени позабылась.

«Итак, – подумал он, взирая со своего наблюдательного пункта на высоком скалистом холме, – самый темный друид отправляется домой, везя с собой возрожденное зло Драгаров. Восхитительно». Интересно, что по этому поводу скажет королева?

Он не собирался ничего ей сообщать.

В конце концов, Адам считал, что возрождение Драгаров – это в первую очередь ее вина.

Даже сейчас, собрав совет, она была занята решением дальнейшей судьбы смертных.

Четыре с лишним тысячи лет назад его народ удалился в тайное убежище, чтобы смертные и Фейри не уничтожили друг друга. Вскоре после этого Драгары при помощи тёмных искусств чуть не разрушили оба мира.

Его королева никогда не позволит такому случиться.

Адам вздохнул. Часы смертных были сочтены.