Лиза. На кого?
Бажов. На всех. На меня, на вас, а скорее всего на самого себя…
Лиза. Я знаю, как отцу все это тяжело…
Бажов. Не легко себя пересматривать в пятьдесят лет. Я на рояле нашел книгу. Как хорошо говорится в ней о высокой музыкальности русского народа…
Лиза. Я верю в отца. Мне жаль его, но вместе с тем я рада, что лед тронулся…
Бажов. «А кто песней да игрою помогает люду, того любят всюду!» Кажется, так. Откуда это, Елизавета Ильинична? Вы не помните?
Лиза. Если не ошибаюсь, это Шевченко?
Бажов. Да. А вы, Елизавета Ильинична, бывали на Днепре?
Шум танков.
Лиза. Что это? (смотрит в окно.) Какие-то машины к нам во двор въезжают…
Бажов. В нашем районе танкисты зимнее учение проводят. Может быть, они?
Лиза. Да, да! Это танки, два танка… А я уж испугалась.
Слышны мужские голоса, затем в комнату входит Рослый, за ним Луша.
Рослый (Луше, на ходу). Не узнаешь, мать? Ну и не надо. Я уже обиделся.
Луша. Не признаю.
Рослый. Здравия желаю! Извините за вторжение. Гвардии генерал-майор танковых войск Рослый, Глеб Максимович.
Лиза. Головина.
Рослый. Очень рад познакомиться. (Замечает Бажова.) Бажов? И ты здесь? Здравствуй, строитель! Слышал про твои победы. Поздравляю.
Бажов. Спасибо, генерал! А я уже предупредил о возможности твоего вторжения.
Луша (всплеснув руками). Товарищ майор! Хлеб Максимович!
Рослый. Признали, Лукерья Филипповна?
Луша. Теперь признала, товарищ майор. Признала.
Рослый. То-то. Только я теперь, Лукерья Филипповна, не майор, а генерал-майор. Так-то вот. (Лизе.) Вы разрешите? (Раздевается.)
Луша. Подняли, значит, в чинах-то? Лампасы-то я и не приметила. А где же этот ваш… как его… рыженький такой, обходительный… все при вас состоял?
Рослый. Лейтенант Бабочкин? Убит под Орлом, мать. Теперь у меня другой адъютант.
Луша. Убили… А ведь какой хороший человек был… Царство ему небесное…
Рослый. Насчет царства небесного я не уверен, я вот посмертно звание Героя Советского Союза ему присвоили. Отважный был человек. (Объясняет Лизе.) Мы ведь с Лукерьей Филипповной давнишние приятели. Можно сказать — фронтовые друзья. С зимы сорок второго Я ведь тогда на этой даче со всем своим штабом стоял. Так сказать, бывший хозяин этого объекта. (Смеется.)
Входит Головин.
Лиза. Отец, познакомьтесь, пожалуйста! (Рослому.) Это мой отец.
Рослый. Рослый, Глеб Максимович.
Головин. Головин… Илья Петрович.
Рослый (почтительно). Сам Головин? Композитор?
Пауза.
Я давно мечтал с вами встретиться. Хотел вам даже однажды письмо писать. Вы уж нас, солдат, извините. Вынуждены искать приюта, ночлега. До утра. На одну ночь. На улице такая метель разгулялась.
Головин. Мы предупреждены… Будьте любезны. Мой дом в вашем распоряжении.
Лиза. Папа, товарищ генерал, оказывается, в сорок втором году на нашей даче со своим штабом стоял.
Рослый. Как же, как же! Полных два месяца. Ваша дача мне родным домом кажется. Я в ней каждый уголок знаю. Беседку мы вам тут поломали.
Головин. Очень приятно.
Рослый (улыбается). Что же тут приятного? Сейчас мы учение проводим. Хотел в Петунино проскочить. А потом, дай, думаю, загляну в свое бывшее хозяйство. (Смеется.) Сердцем чувствовал, что примут на постой. Искусство всегда шефствовало над армией. Так уж испокон советских веков повелось. Верно, товарищ Бажов?
Бажов. «Все совдепы не сдвинут армий, если марш не дадут музыканты».
Рослый (Головину). Итак, если вы ничего не имеете против, мы потревожим вас на эту ночь. На одну ночь.
Головин. Я уже сказал, что мой дом в вашем распоряжении.
Лиза. Простите, вы ведь не один? Сколько с вами?
Рослый. Полк. Не бойтесь, я пошутил. Со мной десять человек. Все же десять человек!
Лиза (отцу). Лучше всего разместить всех наверх. Там тепло и всем хватит места. (Рослому.) А вас мы устроим здесь в этой комнате, вот на этом Диване. Вам будет удобно.
Рослый. Благодарю вас. В дни войны я жил именно в этой комнате и, кажется, даже спал именно на этом диване.
Лиза. Пойдемте, товарищ генерал, я вам покажу комнату для ваших танкистов.
Рослый. Отлично, благодарю вас. Извините.
Рослый и Лиза уходят. Головин уходит в спою комнату. Бажов некоторое время сидит один, просматривая газеты.
Майя (за сценой). Федя! Посмотрите, какие громадные танки.
Появляются Федор и Майя. У Федора в руках ружье и шомпол.
Бажов (Майе). Читал я рецензию о вашем балете. Вас хвалят.
Майя. Хвалят.
Бажов. Все танцуете?
Майя. Почему вы так говорите: «Все танцуете?» Танцы — это наша работа, моя профессия.
Бажов. Я не хотел вас обидеть, я знаю, какой это труд… Я даже где-то читал об этом…
Майя (про себя). Все шутят… Все острят… Федя!
Федор. Что?
Майя. Вы рады, что я приехала?
Федор. Конечно, рад.
Майя. Федя, вы знаете, для чего я сегодня приехала?
Федор. Не знаю. Отдохнуть? На лыжах покататься?
Майя. Ничего вы, Федя, не понимаете…
В комнату входят Рослый, Лиза. Появляется Головин.
Рослый (напевает). «Уж полк размещен по квартирам…» Значит, здесь живете и творите? Вдали от шума городского… Ах, это новость! Что за картина?
Головин. Работы моего сына. (Показывает на Федора.) Какой сын. Художник.
Рослый (представляясь). Рослый, Глеб Максимович.
Федя. Головин, Федор.
Лиза. Моя подруга, Майя.
Майя знакомится.
Рослый (смотрит на картину). Маки… Среди маков мой Бабочкин лежал, когда его убили… А это что? Яблоки!
Майя. Нет, это я.
Рослый. Вы? Да, да… действительно. Похоже. (Федору.) Охотничаете? Рабочее ружьецо… Прикладистое… У меня в руках ружей много перебывало. А вы, Илья Петрович, тоже любитель этого дела?
Головин. Все в прошлом.
Лиза. Почему, папа, в прошлом? Ты же ходишь весной на тягу?
Рослый. Дочка выдала.
Головин. Какая это охота!.. Так, иногда выйдешь пострелять около дома…
Лиза. Артем Иванович, что вы там скучаете? Помогите мне.
Бажов. С удовольствием! (Уходит с Лизой.)
Рослый. А я, грешным делом, увлекаюсь. Стараюсь каждый год где-нибудь да постоять на номере. Весной на вальдшнепа, зимой на волков, с флажками. Любопытное это дело. Стоишь в лесу, коченеешь от холода, а стоишь, не шелохнешься. Сучок где хрустнет, сосна на ветру скрипнет, снег с еловой лапы опадет — ты уже вздрагиваешь, думаешь, вот он, разбойник, на тебя выходит. Хорошо, кто понимает. А то с кряквой, с «подсадой» заберешься в кусты, по пузо, извиняюсь, в воде, или в шалашике, на ветру, часа три просидишь сам крякать начинаешь. И опять — хорошо. Вот только времени у нас маловато.
