На диване, однако, не было подушек; на полу, начищенном буквально до блеска, лежали всего несколько циновок, сделанных местными ремесленниками; побеленные стены были совсем голыми, за исключением одного пейзажа, написанного акварелью.

На простеньком столике у камина стояла ваза с цветами, в комнате пахло ароматической смесью из сухих лепестков, которые лежали в вазочке на подоконнике, где на них падали солнечный лучи. Жалюзи были опущены, поскольку был воскресный день, и лишь в нижней части окна виднелась тонкая полоска света.

Лорд Хокстон знал, что в Шотландии и в некоторых уголках Англии принято опускать жалюзи по воскресеньям, но он никак не рассчитывал столкнуться с этим на Цейлоне.

В комнату вошел викарий, всем своим видом давая понять лорду Хокстону, что тот совершил тяжкий грех, приехав с визитом в такой день.

— Вы хотели меня видеть? — спросил викарий, и лорду Хокстону он показался еще более суровым и изможденным, чем в церкви.

Мрачное черное одеяние, выступающие скулы, худое лицо и седые волосы, почти белые на висках, делали его похожим на одного из древних пророков, готовящихся призвать проклятие на головы обитателей Содома и Гоморры.

— Меня зовут лорд Хокстон. Викарий слегка наклонил голову в знак приветствия.

— Я остановился у губернатора в Квинз-Хаусе, — продолжал лорд Хокстон. — Я позволил себе побеспокоить вас, потому что мне нужна ваша помощь, и я хотел бы обсудить с вами крайне важный вопрос.

Черити притворила за отцом дверь, ведущую в гостиную, и быстро взбежала вверх по лестнице.

Доминика была в спальне, которую они делили с Фейт. Она только что вернулась с занятий в воскресной школе, которые обычно устраивались сразу после ленча, и снимала шляпку, как вдруг в комнату ворвалась Черити.

— Доминика, знаешь что? Ты даже не представляешь!

— Что случилось? Почему ты так разволновалась? — спросила Доминика.

— У папы сидит джентльмен, он приехал в одном из губернаторских экипажей. Это тот самый джентльмен, который был сегодня в церкви. Ты не могла не заметить его — он сидел рядом с губернатором, и я видела, как он улыбнулся, когда Раниль уронил рогатку.

— Это было совсем не смешно, — сказала Доминика. — Папа услышал шум и страшно рассердился. Я не могу заставить его понять, что мальчики из хора никогда не слушают его проповедей.

— А почему они должны это делать? — легкомысленно заявила Черити. — Готова поспорить, что и сам губернатор их не слушает.

— Интересно, что нужно этому господину? — задумчиво произнесла Доминика.

— У него очень важный вид, — сообщила Черити, — но мне не верится, что он приехал для того, чтобы пригласить нас на бал.

— Черити! — укоризненно сказала Доминика, но тут же рассмеялась. — Ты сама знаешь, это так же невозможно, как если бы нас пригласили погостить на луне! Кроме того, папа в любом случае никуда нас не отпустит.

— Когда я стану такой же взрослой, как ты и Фейт, — сказала Черити, — я буду ездить на балы, что бы папа ни говорил!

— В таком случае будет лучше, если пока ты придержишь язык за зубами, не то папа выпорет тебя, — раздался чей-то голос, и в спальню вошла Фейт.

Лорд Хокстон не ошибся — она была очень хорошенькой девушкой. Сейчас на ней не было уродливой черной шляпки, которая наполовину закрывала ее лицо, и теперь ничто не мешало любоваться ее белокурыми волосами и голубыми глазами. Глядя на ангельское выражение ее лица, трудно было догадаться, что она обладала чувством юмора и, подобно Черити, была готова восстать против жестких ограничений, которые на них наложил отец.

— Что происходит? — поинтересовалась она. — Это правда, что в доме появился молодой мужчина?

— Он не совсем молодой, — ответила Черити, — но зато очень элегантный и представительный, и он гостит в Квинз-Хаусе.

— Не тот ли это джентльмен, который был сегодня в церкви? — спросила Фейт. Черити кивнула.

— Я успела хорошенько его рассмотреть, — сказала Фейт, — и мне он показался довольно привлекательным.

Доминика расхохоталась:

— Фейт, ты сама отлично знаешь, что тебе любой мужчина кажется привлекательным!

— Я вижу не так уж много мужчин, разве что в церкви, — возразила Фейт. — Я рассчитывала, что тот молоденький лейтенант, который строил мне глазки в прошлое воскресенье, будет сегодня на службе, но, по всей видимости, он на дежурстве.

Доминика опасливо взглянула на дверь.

— Боюсь, что папа когда-нибудь услышит твои высказывания!

— Папа слишком занят разоблачением грехов в злачных местах города, и ему не придет в голову искать их в собственном доме! — легкомысленно заявила Фейт.

— Я бы не была в этом так уверена! — предостерегающе заметила Доминика.

— Как вы думаете, о чем этот джентльмен разговаривает с папой? — спросила Черити. — Может быть, я подкрадусь потихоньку и послушаю за дверью? Если папа обнаружит меня там, я скажу, что ждала, чтобы проводить гостя.

— Да-да, иди, — быстро отозвалась Фейт.

— Не смей этого делать, Черити! — тут же вмешалась Доминика. — Тебе прекрасно известно, что подслушивать у замочной скважины очень вульгарно и недопустимо для хорошо воспитанной леди!

— Но как ты думаешь, зачем он приехал к папе? — спросила Черити.

— В свое время мы узнаем об этом, — невозмутимо ответила Доминика. Затем у нее вырвалось восклицание ужаса. — Бог мой, а вдруг он останется к чаю? Я вчера собиралась испечь кекс, но у меня не хватило времени, к тому же, по правде говоря, у меня кончились деньги, и я не осмеливалась обратиться к папе с просьбой.

— Не волнуйся, — сказала Фейт. — Мы можем сделать ему несколько сэндвичей, а Черити нарвет в саду каких-нибудь фруктов. Надо полагать, он так пресыщен роскошными яствами в Квинз-Хаусе, что наша скромная трапеза навряд ли его прельстит.

— Фейт, я прошу тебя не говорить так в присутствии младших сестер, — почти умоляюще произнесла Доминика. — Ты же знаешь, папа считает, что роскошь порождает греховные мысли.

— Судя по тому, что мы едим, — ответила Фейт, — у нас вообще не должно было бы остаться ни одной мысли! Не сомневаюсь, что я страдаю от истощения!

Доминика рассмеялась:

— Глядя на тебя, этого не скажешь! Платье, которое я тебе сшила, нужно снова распустить в талии на целый дюйм!

— Ничего удивительного, я же расту! — с достоинством ответила Фейт.

Доминика хотела было возразить, но тут послышался голос викария:

— Доминика, иди сюда! Ты мне нужна! Она с испугом взглянула на сестер.

— Ради Бога, сделай несколько сэндвичей! — сказала она Фейт. — А ты, Черити, пойди собери фруктов. Сложи их в плетеную корзинку, они будут хорошо смотреться, даже если мы не сможем похвастать большим разнообразием. Жаль, что мы вчера съели единственный зрелый плод папайи.

Она открыла дверь спальни и побежала вниз по лестнице, на ходу продолжая давать указания.

— Ты заставляешь меня ждать, Доминика, — упрекнул ее отец.

— Прости, пожалуйста, папа, просто я объясняла Черити и Фейт, что нужно приготовить на тот случай, если твой гость останется к чаю.

— К чаю? — переспросил викарий с таким видом, будто впервые слышал о чем-либо подобном. — Ах, да, конечно. Пожалуй, нужно предложить ему чашку чаю.

— Так я пойду приготовлю, папа?

— Нет, остальные прекрасно справятся без тебя. Лорд Хокстон хотел бы поговорить с тобой.

На лице Доминики отразилось удивление, но, прежде чем она успела что-либо сказать, ее отец открыл дверь, и она очутилась в гостиной.

Конечно же, она заметила незнакомца, сидевшего в церкви рядом с губернатором; однако она так часто корила сестер за то, что они бесцеремонно разглядывают прихожан, что сама старалась вовсе не смотреть на собравшихся, особенно на тех, кто гостил в Квинз-Хаусе.

Однако она сразу же узнала мужчину, который сидел напротив нее в церкви, и решила, что при ближайшем рассмотрении он еще более привлекателен. К тому же он показался ей чрезвычайно элегантным. Ей никогда не приходилось общаться с армейскими офицерами, которым Фейт строила глазки, но время от времени она сталкивалась с сыновьями государственных служащих или представителей английской знати, которые жили на Цейлоне.