Такие неприятности тянулись одна за другою, с первого числа продолжались сплошные дожди, и у меня создалось впечатление, что «лопнули почки, и распустились мои печали».
Пятого числа среди ночи снаружи послышался шум: дом той женщины, ненавистной мне, который горел накануне, загорелся снова и теперь, говорят, сгорел дотла.
Числа десятого, и опять около полудня, мы снова увиделись с Канэиэ.
— Теперь мы на некоторое время расстанемся, потому как я должен совершить паломничество в святилище Касуга, — сказал он; это было непривычно и показалось мне странным.
Пятнадцатого числа третьей луны началось состязание по стрельбе из малых луков в павильоне Рэйдзэйин. Участники разделились на первую и вторую команды и нарядились соответственно этому. По такому случаю мы хлопотали то об одном, то о другом для нашего таю.
Когда же наступил день состязаний, Канэиэ в большом возбуждении сказал мне:
— Собирается много высокопоставленных особ; состязания в этом году проводятся пышно.
Сын тщательно подобрал к луку стрелы, хорошенько сосредоточился, и, выйдя на рубеж самым первым, дважды поразил цель. А потом таким же образом раз за разом попал в мишень и выиграл!
После этого дня через два или три Канэиэ говорил:
— Стрелы таю были великолепны. — И мне это было приятнее всего.
При дворе в эту пору как всегда готовились к празднику Явата[23]. Делать мне было нечего, и я втихомолку выехала из дому. Вижу, стали прибывать особенно блестящие сопровождающие. Смотрю, кто бы это мог быть, и вижу среди передовых знакомые мне лица. «Так и есть», — подумала я, увидев Канэиэ, и у меня еще больше усилилось чувство собственной никчемности. В экипаже Канэиэ были подняты верхние занавески и раздвинуты нижние, так что внутри все было видно. Заметив мой экипаж, Канэиэ быстро закрыл свое лицо веером и проехал мимо.
В конце письма-ответа на его послание я прибавила: «Идут разговоры, что вчера ты проезжал куда какой ослепительный, почему бы это? Не лучше ли было бы тебе тогда не прятать от меня свое лицо — в твои-то годы?». Он прислал мне ответное письмо, в котором написал: «Я просто скрывал, как постарел. И люди, которые расценили мой вид как ослепительный, мне неприятны».
Он опять перестал писать, хотя прошло уже десятое число. Я думала и гадала, отчего бы это, ведь до сих пор такого долгого молчания еще не было.
Таю все сочинял письма той же даме, что и всегда, и она их по-прежнему не замечала; тогда он стал говорить, что его стихи производят впечатление слишком детских. В другой раз он послал такое:
Говорят, что прячется от нас
Под водою
Ириса побег.
Он захочет ли,
Чтоб срезали его?
Ответ был обычный:
Болотная трава
Не знает,
Что хотят ее срезать.
Пускай трава растет,
Не надо ее резать.
После двадцатого я снова увиделась с Канэиэ. Дело было так: числа двадцать третьего или двадцать четвертого поблизости от моего дома случился пожар. Канэиэ появился очень быстро, встревоженный. Дул ветер, и огонь бушевал до тех пор, пока не запели петухи.
— Ну, теперь здесь все в порядке, — сказал Канэиэ и уехал. Мои люди восклицали тогда:
— Здесь перебывали разные особы, узнавшие, что господин здесь; они уехали, попросив нас доложить о своих визитах. Какая честь для нас! — А мне показалось все это унизительным для моего дома.
В последний день месяца Канэиэ пришел опять. Входя в дом, он произнес:
— В ту ночь, когда близко был пожар, этот дом был как живой островок в нем.
— Но здесь всегда сигнальные костры, — ответила я.
Однажды в начале пятой луны таю написал по обычному адресу:
Теперь, когда кукушка
Кукует, не таясь,
Не можем ли и мы
Не прятаться
Уж больше друг от друга?
Она ответила:
Когда Вы слышите
Кукушки кукованье,
Ее судьба
Вас не касается
Совсем.
Пятого числа, в день Ириса, он написал:
День Ириса
Проходит раз за разом —
Он ясно видит,
Как проходят годы,
А я все думаю и думаю о Вас.
Ее ответ:
Не думаю об ирисе,
Который годы громоздит.
Лишь вижу —
И сегодняшний
День Ириса пройдет.
Я только удивляюсь, за что это она так ненавидит?
У меня самой все мысли в этом месяце были о Канэиэ. Двадцатого числа я получила от него записку: «Мне хочется дать эту продуктовую сумку человеку, который отправляется в дальнее путешествие. Пришей здесь внутри мешок». А когда я пришила, он прислал новую записку: «Сделала ли ты, о чем я просил? Хорошо бы, ты всю сумку заполнила стихами. Я себя неважно чувствую, стихи писать не могу». Мне стало забавно, и я ответила: «Раз ты просишь об этом, я положу туда все стихи, какие только сочинила. Боюсь только, ну, как они просыплются и потеряются. Может быть, ты пришлешь еще одну сумку?».
Проходит еще два дня, и он присылает много стихотворений и письмо с ними: «Я долго неважно себя чувствовал, и это отвлекало меня. Но ничего не поделаешь — вот полная сумка с моими стихами. А вот ответы на них, — было там написано, — прошу тебя определить лучшие из них». Погода была дождливая, и я просматривала стихи, ожидая, когда у меня появится лирическое настроение. Было видно, что одни из них лучше, другие хуже, но вместо того, чтобы с важным видом производить оценку, я написала так:
Так сильны
Эти ветры,
Что дуют отсюда!
Уступают им
Встречные, дуют слабей.
И больше ничего отвечать не стала.