*
Лариса Миронова
Детский дом и его обитатели
(записки воспитателя)
Посвящается Вадиму Барскому,
активному пропагандисту моих трудов
Предисловие
Описывай, не мудрствуя лукаво, всё то, чему свидетель в жизни будешь!
«Борис Годунов»
А.С. Пушкин
Повесть «Детский дом» впервые была опубликована в 1987 году в журнале «Урал» (№ 6) с большими сокращениями. Затем повесть была издана в Москве – отдельной книгой в издательстве «Современник» и в издательстве «Молодая гвардия» (журнальный вариант, в двухтомнике «Тёплый дом», ред. А. Лиханов). Книга «Современника» издавалась в формате: Библиотека «В начале жизни», поэтому текст повести вынужденно претерпел определённые «форматные» изменения, хотя и не очень существенные – добавились некоторые дидактические рассуждения, также был опущен ряд рассуждений, которые в то время воспринимались как спорные.
Данное издание свободно от прежних форматных рамок и является наиболее полным, максимально соответствующим авторскому рукописному тексту. Кроме того, в книгу включены опубликованные в периодике в 1987-90 годах рецензии известных критиков на повесть «Детский дом», т. к. в них содержится много интересных, оригинальных рассуждений, существенно расширяющих рамки затронутой автором темы.
В сборник, помимо повести «Детский дом и его обитатели», включены также: притча «Рим – мир наоборот» (2007), статья «Когда прошлое течёт в будущее» (1997), биография автора и аннотация к последним книгам (2003-07 г.г.) – пять романов, рассказы.
Глава 1. Две копейки дайте!
Был конец лета, на редкость жаркого, изнуряющего. Оставался ещё маленький хвостик отпуска. Ехать куда-то (всего-то несколько дней!) бессмысленно. И я, безвыездно запечатанная в раскалённых стенах по-летнему суматошного города, была счастливо предоставлена самой себе. Вот брела по незнакомой мне улице на окраине рабочего квартала – и вдруг… кто-то дергает сзади за рукав и говорит что-то полушёпотом… жалобно так смотрит и канючит: «Тёинькаааа… две копейки дайте, а? Чтоб позвонить»… Девочке было на вид лет семь. Я пошарила в кармане.
– Вот гривенник, им тоже можно…
Девочка взяла монетку и, тут же забыв обо мне, отошла прочь. Их было трое – маленьких христарадниц – кучно стоявших поодаль. Ссыпав в горсть собранные монетки, они их громко пересчитывали. Одеты все одинаково – вельветовые платья в горох, кеды на босу ногу. Две коротко пострижены, одна с косичкой, в платке…
Ночью бессонница. Наутро в телефонной книге стала искать адреса детских заведений – что-то типа исправительных колоний для малолетних нарушителей. Я и подумать не могла, что в нашем городе есть детские дома! И что вообще они где-то есть…
Когда-то в детстве я видела детдомовских детей, но это были настоящие сироты. Их родители погибли на войне. Детдомовцев водили по выходным в кино, а мы, уличная компания домашних, бежали за ними вслед и кричали:
Открывайте ворота,
Едет пан сирота.
Дети бывают удивительно жестоки в своей очаровательной непосредственности… Но эти – то откуда? Конечно, никаких адресов в справочнике я не нашла. Поехала на то самое место, где вчера встретила безнадзорных малышек, бродила-бродила и, наконец, набрела на унылую кирпичную коробку в пять этажей с огромной пугающей вывеской «Детский дом». Застучало в висках. Откуда?! Прямо на ступеньках столкнулась нос к носу со вчерашними девчушками.
– Жаловаться идёшь, тётька-мотька? – прыгая на одной ножке, задиристо выкрикивала девочка, обнаружив солидную недостачу передних зубов. Остальные весело засмеялись. Преодолев смущение, я решительно дернула дверь и… чуть не загремела со ступенек – с виду тяжелая, она едва держалась на петлях. (Потом я уже узнала – дверь регулярно высаживали «бывшие», так здесь называли выпускников.) Вошла, озираюсь – нет ли поблизости вахтера или дежурного. Однако, никого, кроме снующей «взад-назад» малышни, на первом этаже не обнаружилось. Дети же на мои расспросы ничего вразумительного сказать не могли. Долго бы мне пришлось блуждать по этажам, если бы на моё счастье вдруг не наткнулась на очень серьёзного и сравнительно молодого человека с кистью в руках.
– До конца по коридору. Потом направо. Резиденция там, и всё начальство в ассортименте – и директор, и завуч, и даже завхоз. Триумвират в полном составе, – забавно картавя, произнес он.
– А остальные педагоги… где?
– Все при деле, надо понимать, – уже начиная раздражаться, ответил он. – Да и я вот, как видите…
Не очень вежливо махнув перед моим носом кистью, с которой жирно стекала белая эмаль, он протяжно вздохнул, что могло, вполне возможно, означать следующее: «Здравствуйте-приехали, ещё одна на нашу голову…»
– О, простите, ради бога! – горячо прошептала я, хватая его за рукав. – И в мыслях не было вам мешать! Но согласитесь – всё же странно: в таком огромном доме, буквально кишащем маленькими детьми, я до сих пор не встретила ни единого взрослого!
– Понял. Вы боитесь заблудиться. И вы правы – здесь настоящие джунгли.
Положив кисть на тряпку, он почти с отвращением начал, загибая пальцы, объяснять, что: дети всего как три дня из лагеря; у воспитателей дел по горло (проверить, что из одежды сохранилось, а что – получить из бэ-у; подобрать учебники по комплектам); ну и всё такое. Я уже раскрыла рот, чтобы задать очередной вопрос, но он, приложив палец к моим губам, назидательно сказал:
– Любопытство – не порок, но и не украшение, мадам, – и гордо удалился.
Я рванулась за ним – тысячи «почему» тревожно роились в мозгу, но человек с кистью уже скрылся за поворотом в одном из многочисленных мрачноватых переходов. Вместе с ним скрылась за горизонтом разумного надежда разузнать хоть что-нибудь об этом странном месте, я, наконец, набрела на кабинет директора.
Глава 2. А не пойти ли вам на отряд?
В кабинете я обнаружила приятную, округлых форм женщину лет сорока. Очень милая… – с надеждой и даже как-то радостно подумала я – совершая, тем самым, первую жестокую ошибку. На краю большого дубового стола стояла пузатая ваза с полуголыми тётями на выпуклой серединке. Букет ирисов, уже порядком подвявший, издавал пряный резкий запах. Она машинально выдергивала из вазы сухие прозрачные листья, так же машинально скручивала их в жгутики и бесконечно наматывала на указательный палец. Доброжелательно прищурившись и внимательно выслушав мой сбивчивый рассказ, директриса, с утвердительной интонацией, вдруг сказала:
– А не пойти ли вам на отряд?
Я, лишившись дара речи от приятной неожиданности, тупо трясла головой.
– Так. Поставлю на первый. Это старшие. У них как раз уходит воспитатель. С документами не спешите… пока… готовьте детей к школе, – раздумчиво добавила она и тут же занялась своими делами, давая понять, что аудиенция закончена – уже шелестит пачками накладных, какова!
– Так познакомьте же меня с детьми! – взмолилась я, совершенно сбитая с толку и потрясённая столь стремительным развитием грозивших стать эпохальными событий – не шило ведь на мыло меняем…
– Пойдёмте, – пожав плечами, сказала она со странной улыбочкой «а ля Джоконда» на ярко накрашенных полных карминных губах. В отрядной никого не оказалось. Пустая комнатёнка на пятом этаже. Мебели совсем никакой, если не считать нескольких колченогих стульев в углу, нахально выпятивших распотрошённые внутренности. Да, весёленькое начало… Мы поднялись на третий этаж, где были спальни детей. Обитательницы комнаты лежат в одежде и обуви на свежих покрывалах. На кедах глина. Обсыхая, она щедро сыплется на постель.
– Опять наляпали? Сейчас же снять! – выкрикнула Людмила Семеновна, указывая перстом на стенку.
Картинки из журналов – синеглазый Делон, знойный Боярский… Она уже совсем не та, что была недавно в кабинете. Куда девалась её представительность, радушная улыбка! В полном смятении и страхе я внезапно бойко выпалила:
– Добрый день, девочки!
– А что, правда? – сказала одна из них, обращаясь к своей подружке.
