Для нас Ливий особенно значим, современен и злободневен, ибо мы, граждане XXI в., очутились в схожей ситуации – при конце великой Республики… Жил он в эпоху Августа. Республика ушла в прошлое. На его глазах (впрочем, как и на наших) появляется строй весьма и весьма сомнительный с точки зрения как духовных и нравственных, так и материальных человеческих ориентиров. Тем не менее историку удалось принять участие в том, что можно было бы назвать исправлением исторической несправедливости. Он своей великой книгой если и не восстановил старую Республику, то по крайней мере сохранил в жизни Рима все то ценное, что нес в себе былой строй. Это стало возможным прежде всего потому, что Август был достаточно умен и образован, чтобы понимать значение истории (и роль в ней великого историка, при котором ему приходится жить). Появление в Риме таких авторов как Тацит, Светоний, Ливий свидетельствуют о глубокой заинтересованности императоров в исторической науке (Августа и Клавдия). Время, когда императоры включают в свой ближний круг таких лиц как Вергилий, Гораций, Меценат, Ливий, может быть названо действительно замечательным и феноменальным. Когда-нибудь наша власть, поумнев, поймет, что ей историки, как и вообще наука, гораздо нужнее, чем они – ей, любезной…
Когда великий Макиавелли задумался над устройством прочного и мудрого государства, над причинами процветания одних стран и упадка других, он не только детально изучил разные формы социально-политической организации в различных странах, но и обратился к труду Тита Ливия. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Его в 1512 г. лишают поста и права занимать какую-либо государственную должность и высылают на год в отдаленные земли и владения Флоренции. В 1513 г. он начинает трудиться над наиболее фундаментальной своей работой – «Рассуждениями о первой декаде Тита Ливия» (посвященной в основном эпохе Республики). Причину обращения к Ливию он объяснил просто: книги римского историка «избегнули разрушительного действия времени». Свой труд он в основном заканчивает в 1519 г. В своем вступлении к книге Макиавелли формулирует мысль, которую считаю нужным повторить сегодня.
Он с удивлением видит, что в гражданских несогласиях, возникающих между гражданами, в постигающих людей болезнях все обычно прибегают к решениям и лекарствам, постановленным или предписанным древними. Ведь даже и наши гражданские законы зиждятся на решениях древних юристов, приведенных в порядок и служащих прямым руководством для решений современных юристов. Также ведь и медицина обязательно наследует опыт древних врачей. Но вот как только дело касается устройства республик, сохранения государств, управления царствами, учреждения войск, следования канонам правосудия, выяснения причин могущества или слабости стран и вождей, к прискорбию, не оказывается ни государей, ни республик, ни полководцев, ни граждан, которые обращались бы за примерами к древним. Макиавелли убежден: происходит это не столько от бессилия, до которого довело мир современное воспитание и образование, не столько от зла, причиненного ленью или тунеядством (видимо, в данном случае правильнее говорить об «интеллектуальной лени» правящих элит), сколько «от недостатка истинного познания истории». Отсутствие глубоких исторических познаний не позволяет власти, даже если та и снизойдет до умных книг, постичь истинный смысл великих творений, поскольку, увы, омертвели их умы и души.
Удивительно то, что даже те, кто читает исторические и философские книги, с удовольствием знакомясь с занимательными и нравоучительными примерами, не считают своим долгом следовать им. Как будто небо, солнце, стихия и люди изменили движение, порядок, характеры и стали иными, чем были в древности. Желая исправить такое положение, Монтескье и решил взять книги Тита Ливия в качестве наиболее подходящего материала для сравнения со своим временем, дабы читатели его книги смогли увидеть, какую пользу дает познание истории.
К числу видных историков можно отнести и Гая Саллюстия Криспа (86–35 гг. до н. э.). Саллюстий был противником власти нобилей и сторонником народной партии. Он был квестором и на политической арене поддержал Цезаря, надеясь, что тот укрепит демократическо-республиканскую основу Рима. Участвовал в политической борьбе (52 г. до н. э.), активно выступал против Цицерона. Это и послужило причиной того, что по настоянию нобилей его вычеркнули из списка сенаторов (вменим ему в вину якобы аморальное поведение). Как всегда, за гонениями стояли чьи-то интересы. Цезарь не только восстановил его в сенате, но и направил в качестве наместника в только что образованную римскую провинцию – «Новая Африка». Саллюстий должен был наблюдать за тем, как города Тапс и Уттика выплатят Риму по 50 миллионов денариев контрибуций за три года (46 г. до н. э.). Саллюстий при этом сумел изрядно обогатиться и, вернувшись в Рим, создал так называемые Сады Саллюстия (роскошный парк).
Вилла Саллюстия в Помпеях
После убийства Цезаря он отошел от политики и занялся историей. Глядя на иных российских историков, политологов и литераторов, понимаешь: лучше бы им быть продавцами в лавке или ростовщиками. Перу Саллюстия принадлежат так называемые малые сочинения (Sallustiana minora), подлинность которых историками долгое время оспаривалась. К числу работ бесспорных относятся «Заговор Катилины» (63 г. до н. э.), «Югуртинская война» (111–106 гг. до н. э.), а также «История», из которой до нас дошли отдельные фрагменты, речи и письма. Интересен его взгляд на историю развития Рима. Он считал, что Рим вступил в полосу внутреннего распада в 146 г. до н. э., после гибели Карфагена. Тогда-то и начался моральный кризис нобилитета, обострилась схватка за власть внутри различных общественных групп, усилилась дифференциация в римском обществе. Специалисты так оценивают его острый, яркий, вдохновенный стиль: «Свой взгляд на историю Саллюстий излагает во введениях и экскурсах, которые наряду с характеристиками и прямой речью основных персонажей являются излюбленными средствами художественного метода, позволяющими увлекательно подать материал. В стилистическом отношении Саллюстий является своего рода антиподом Цицерона. Опираясь на Фукидида и Катона Старшего, он стремится к чеканной, исполненной мысли краткости, сознательно добивается неравномерности параллельных синтаксических фигур, …язык богат и необычен благодаря обилию архаичных поэтических слов и выражений».
Внутренний дворик виллы Саллюстия в Помпеях
Его перу приписывают и «Письма к Цезарю об организации государства». Это своего рода социально-политическая утопия, которая сегодня звучит акутально. Дело в том, что время Цезаря и Саллюстия, как и наше время, является эпохой переходной. Ведь Рим тогда распростился с демократическо-аристократической республикой, мы же распростились с республикой народно-демократической. Автор писем (кто бы он ни был) считает нарождавшийся строй ненормальным, гибельным и несправедливым. Сам Саллюстий (если он был автором «Писем») выступает сторонником республики старого стиля с ее простыми нравами и обычаями. Главной мыслью его произведения является идея, согласно которой всё зло заключается в деньгах и богатстве. Обладание ими толкает людей к неумеренной роскоши, к постройке дворцов и вилл, приобретению безумно дорогих вещей и драгоценностей, предметов скульптуры и живописи. Всё это делает людей не лучше, а хуже – алчными, подлыми, слабыми, развратными и т. д. «Корыстолюбие – страсть пагубная и гибельная – не щадит ни городов, ни полей, ни храмов, ни домов, не останавливается ни перед чем божественным. Никакие войска, никакие стены не помешают ей вкрасться; она отнимает у людей самые заветные чувства – любовь к отечеству, любовь семейную, любовь к добродетели и чистоте». Что же предлагает Риму Саллюстий? В духе будущих прудоновских теорий он предлагает Цезарю – искоренить деньги. «Величайшее благодеяние сделал бы ты для отечества, для сограждан, для себя и своего семейства, наконец, для всего рода человеческого, если бы искоренил вовсе, или, если это невозможно, то по крайней мере уменьшил бы любовь к деньгам. Когда она господствует, невозможно быть порядку ни в частной жизни, ни в общественной, ни на войне, ни в мире». Интересная мысль, несмотря на общий идеалистический тон писем, заключается в идее дать дорогу, как мы бы сказали, малому бизнесу. Товарно-денежные отношения должны в обществе быть более здоровыми и нравственными: «Тогда исчезнут с лица земли все посредники, и каждый станет довольствоваться своими средствами. Это верное средство, ведущее к тому, чтобы должностные лица служили не кредитору, а народу».
