На арене цирка. Наездник с кнутом

Скажут: если популярность Николая II в народе и среди интеллигенции была низкой, то популярность президента Путина в народе выше, чем у кого-то ещё. Однако напомним и то, что раболепный народ России восторженно «голосовал сердцем» за всех вождей. Сегодня они хотят, чтобы вождь был «пожизненным», завтра – «бессмертным», как какой-нибудь Вишну или Брахма. Лизоблюды, чей язык удивительно гибок и может достать до того места, перед которым спасует даже язык хамелеона, уже подсказывают: «Земное чтя, свой скипетр не бросай. Дозволь нам прекратить рыданья наши и радостную весть провозгласить…» И попытки президента дистанциироваться от них вряд ли введут в заблуждение. Конечно, времена изменились… Герцен писал, что во время приезда императора Николая I в Москву некий профессор написал статью, где утверждал, что масса народа, встречавшая царя, будто была готова, вырази царь такое пожелание, с радостью броситься в Москву-реку. Сегодня достаточно одной лишь фразы «царя», и чиновник построит горную базу, проведет водопровод. Где-где, а уж в России услужить высшей власти, сказать что-то приятное – охотников масса, а вот нужное и крайне необходимое – единицы. Правду вовсе не говорят! Может быть потому, что понимают, как и гелиополь-ский жрец, сказавший еще тысячи лет назад: «критика вызывает вражду, сердца не принимают правды». Однако великий китайский философ, Цзэн-цзы, выдающийся ученик Конфуция, оставил завет, которому не грех было бы последовать и нашим политикам. Он говорил: «Я трижды на день проверяю себя: в своих заботах о ком-либо был ли я чжун (прямодушен)? В своем общении с друзьями был ли я синь (правдив)»? Иными словами, был ли честен со своим народом, правдив, не лгал ли, не фальшивил? И что сделал для него?

Что следует взять из опыта древних народов в свой жизненный путь? Уменье быть красивым и счастливым? Согласен, весьма заманчиво. В счастье и красоте и Аристотель видел цель жизни, называя их «безусловно совершенной» целью, которую избирают ради нее самой. Человек стремится к нему бессознательно, как муравей в муравейник. Сенека полагал, что «самый счастливый – тот, кому не нужно счастья». Но счастье вообще относительно, и оно не может быть постоянным.

Более важным представляется наличие в современниках уважения и любви к своим предкам… Люди, не знающие и не ценящие прошлого (даже со всеми его огрехами, печалями и трагедиями) никогда не будут иметь достойной жизни в будущем! Этот закон должен быть вписан во все государственные скрижали, в извилины нашей подверженной забывчивости памяти… Греки трепетно любили и почитали Гомера и Перикла, римляне – Вергилия и Цицерона, китайцы – Лао-цзы и Конфуция. Цицерон говорил о необходимости воспитания у молодежи этой «самой обыкновенной и заурядной человеческой способности»: «Известно, например, каким невероятным величием разума и дарования отличался у греков знаменитый афинянин Фемистокл. Однажды, говорят, к нему явился какой-то ученый, из самых лучших знатоков, и предложил научить его искусству памяти, которое тогда было еще внове, Фемистокл спросил, что же может сделать эта наука, и ученый ему ответил – всё помнить». Греческий историк Полибий также отмечал это замечательное качество римлян: «Когда умирает кто-нибудь из знатных римлян, прах его вместе со знаками отличия относят в погребальном шествии на площадь к так называемым рострам (Ораторская трибуна, украшенная прибитыми к ней носами кораблей. – В. М.). Здесь, перед лицом всего народа, стоящего кругом, всходит на ростры или взрослый сын, или же, если сына нет, кто-либо другой из родственников и произносит речь о заслугах усопшего и о совершенных им при жизни подвигах. Благодаря этому в памяти народа живо встают деяния прошлого, и слушатели проникаются сочувствием к покойному до такой степени, что личная скорбь родственников обращается во всенародную печаль… Трудно представить себе зрелище более внушительное для юноши честолюбивого и благородного. Неужели он может равнодушно взирать на это собрание своих предков, прославленных за доблесть и как бы оживших вновь? Оратор говорит не только о том покойнике, которого хоронят, но по окончании речи о нём он переходит к повествованию о подвигах всех присутствующих здесь предков, начиная от старейших из них». Таким образом обновляется память о заслугах всех доблестных мужей а имена благодетелей отечества становятся известными народу и «передаются в потомство».

И. Глазунов. Слава предкам

Народ, желающий быть великим, обязан помнить бережно сохранять память о своих предках, а не сносить в утиль памятники героев! Как только Рим забыл о своем великом прошлом, как только он перестал быть сплоченным и разделился на Восточную и Западную империи, он был обречен. Разделившееся царство не может не пасть. Как только египтяне стали забывать их историю и в результате хирургической операции были изъяты имена первых властителей Египта, их славные деяния, на их тронах воцарились библейско-еврейские персоны – Ной, Хам, Мицраим, а Египет на 1,5 тысячи лет погрузился в небытие как мировая держава. Французский египтолог XIX – начала XX вв. Г. К. Ш. Масперо писал, что когда в эпоху Птолемеев греки, сирийцы, евреи попытались синхронизировать историю фараонов, они и интерпретировали ее по-своему: пирамиды перестали быть могилами предков, став зернохранилищами, вместо имен Хеопса, Хефрена, Микерина превозносилось имя еврейского министра Иосифа. Но если греки и сирийцы не делали ошибок, то иные их совершали. Особенно отличились евреи, «обрабатывавшие египетский материал»… В конце концов, туземцы-египтяне приняли часть их махинаций. Не ожидает ли и русскую историю та же участь?!

И. Е. Репин. Писатель Л. Н. Толстой

Античность, подобно первой любви, живет в наших сердцах постоянно. Время от времени она оживает в нас какими-то далекими воспоминаниями, являясь не только в художественных образах, но и в философском восприятии всей жизни. Она сохраняется в характерах и условиях обитания, в городах и хозяйствах, в социальных типах и ценностных установках… Это тот summum bonum, которое Кант называл идеалом, то есть «максимумом вещи, какой можно помыслить и сообразно которому все определяется и размеряется». Как удивительно точно выразился Макс Вебер: «На время совершенно потонувшие явления античной культуры впоследствии опять всплывают в им чуждом мире». И всплывают не отдельными деталями или фрагментами затонувших кораблей, не как призраки былого, но как целые архипелаги, земли, острова, на которых и воспроизводим новую цивилизацию иными технико-материальными средствами, уже с другими людьми. Тем не менее коллизии и трагедии этой новой эпохи в чем-то близки трагедиям цивилизаций прошлого… Ведь несмотря на то, что у современных хозяев мира намного больше возможностей быть умнее, гуманнее, чем у какого-то древнего грека или римлянина, к сожалению, отбросив всякую этику, не веря ни в бога ни в черта, они вызвали к жизни новых рабов, создали модель труда в России, при которой слепо поклоняются лишь магии рынка и идолам прибыли.