Я почувствовал, как учащенно забилось сердце. “Наконец-то! Неужели я вышел на того, кто мне нужен? Неужели икс найден? Не слишком ли просто?” Еле сдерживая охватившее меня нетерпение, я внимательно перечитал показания Галины Сергеевны и попросил расписаться. Затем, сославшись на то, что она мне еще потребуется, вежливо попросил ее подождать некоторое время в дежурке. Проводив се туда (я опасался, что она могла предупредить о нашем разговоре Князева), я кинулся к телефону. В леспромхозе мне сказали, что Скирда давно выехал от них. Кажется, никого в жизни я не поджидал с таким нетерпением, как нашего лейтенанта. И когда он, усталый, но довольный, ввалился ко мне в кабинет, я нетерпеливо спросил:

— Ну, что узнал?

Впрочем, взглянув на Скирду, можно было этого вопроса и не задавать. Глаза Валерия сияли, и чувствовалось, что его буквально переполняют какие-то важные новости.

— Значит, так, — зачастил скороговоркой Скирда, — в леспромхозе ни у кого лисьей шапки нет. Такая шапка есть у заготовителя, который приехал из Элисты.

— У Князева Константина Гордеевича, — не выдержал я и увидел растерянное лицо Скирды. Поторопил его: — Ну дальше, дальше.

— А дальше, — удивленный моей осведомленностью, продолжал Валерий, — то, что Князев в день наезда появился в леспромхозе как раз около двух часов. От места происшествия до леспромхоза ходу минут двадцать — двадцать пять! Вот вам и дальше! — торжественно закончил он.

— Молодец, Валерий! — хлопнул я его по плечу. — Едем в гостиницу.

— За Князевым? — подтянувшись, спросил Скирда.

— Вот именно.

— Оружие брать?

Я хотел было сказать, что не стоит, но, подумав, что этим сильно подорву интерес Скирды к предстоящей операции, великодушно махнул рукой:

— Бери!

…В вестибюле гостиницы стоял крепкий приторный запах тройного одеколона, несшийся из парикмахерской. Администратор, пожилая женщина с нездоровым, отечным лицом, полистав книгу приезжих, сказала, что Князев остановился в номере 23. Мы со Скирдой поднялись по скрипучей лестнице, устланной вытертой ковровой дорожкой, на второй этаж. Скирда, как ему, наверно, казалось, шел походкой индейца, вступившего на боевую тропу.

Нахмурив брови и не вынимая руки из кармана, где лежал пистолет, он не шел, а буквально крался по коридору. На лице лейтенанта застыло суровое, сосредоточенное выражение. Я оглянулся и, увидев, что коридор пуст, шепотом строго сказал:

— Вот что, милый, или ты сейчас же вынешь руку из кармана и прекратишь весь этот цирк, или катись отсюда к чертовой бабушке! Брать будем тихо, без рукоприкладства и перестрелок. Ясно?

Скирда поспешно выдернул руку из кармана и, покраснев, виновато посмотрел на меня:

— Ясно, Сергей Васильевич.

Подойдя к двадцать третьему номеру, я негромко постучал.

— Входите, не заперто, — раздался из-за дверей мужской голос.

Мы вошли. У зеркала, висевшего над раковиной, стоял невысокий мужчина в пижамной куртке. Я обратил внимание на его неестественно прямые плечи и спину. Видимо, перед самым нашим приходом он брился: на стеклянной полочке лежали бритва, помазок и тюбик с пастой для бритья. Па левом ухе застыл клочок мыльной пены.

— Вы ко мне, товарищи? — спокойно спросил мужчина, поворачиваясь к нам.

Лицо у него было небольшое, аккуратное, с маленькими, глубоко посаженными глазами, с небольшим шрамиком, пересекавшим верхнюю губу. На первый взгляд было трудно определить, сколько ему лет. “Вот уж истинно маленькая собачка до старости щенок”, — невольно подумал я, вспомнив, что, по показаниям Олейник, Князеву должно быть далеко за сорок.

— Простите, ваша фамилия? — спокойно спросил я.

— Моя? Князев, а что? Да вы проходите, присаживайтесь, — приветливо сказал мужчина, тщательно промывая под струйкой воды безопасную бритву.

Я окинул взглядом номер, но лисьей шапки нигде не было.

— Мы из милиции, — сказал я как бы между прочим.

— Вот как? — без тени удивления произнес мужчина и внимательно взглянул на меня; в его маленьких серых глазах блеснул холодный, недобрый огонек.

— Одну минутку. — Он ополоснул лицо и тщательно вытер его. — Одеколона не употребляю, — ни к кому не обращаясь, сказал Князев. И, заметив, что Скирда по-прежнему стоит у дверей, сделал широкий жест. — Садитесь, садитесь, в ногах правды нет.

— Ничего, я постою, — холодно ответил лейтенант.

Князев пожал плечами, вынул из кармана очки, протер их полой пижамы и, надев, повернулся ко мне.

— Слушаю вас. — Казалось, лицо его ничего не выражало, кроме вежливого внимания.

— Вот что, товарищ Князев. К нам поступили сведения, что вы незаконно получили в леспромхозе некоторые дефицитные пиломатериалы, надо разобраться, — веско сказал я.

— Вас ввели в заблуждение. Все, что я получил, оформлено по накладным, можете проверить.

— Это я и собираюсь сделать.

— Пожалуйста. — Князев вынул из папки, лежащей на столе, кипу документов и протянул их мне. — Чепуха какая-то. Как это, скажите на милость, я могу получить то, что мне не положено? Я ведь представляю государственную организацию, а не частную лавочку.

— И все же вам придется поехать с нами.

— Это еще зачем? — все так же спокойно спросил Князев. — Я думаю, что можно разобраться на месте. Поверьте, я ни в чем не виноват.

— Вот и хорошо, — сказал я, вставая, — напишите объяснительную записку, много времени это не займет. Одевайтесь.

— Ну, как хотите, — недовольно проговорил Князев и начал одеваться

“Где же шапка, — мучительно думал я. — Неужели он ее выбросил?” А может быть, спрятал. Тогда придется делать обыск. И только когда Князев снял с вешалки пальто и вытащил из рукава засунутую туда рыжую лисью шапку, я, не удержавшись, облегченно вздохнул. Вот она, теперь все в порядке. Правда, бывают в жизни самые неожиданные совпадения…

Войдя ко мне в кабинет, Князев аккуратно разделся и закурил, не спрашивая разрешения. Держался он уверенно, как бы давая понять, что вызов его в милицию ошибка, и не более. Записав анкетные данные, я откинулся в кресле и, пристально посмотрев на Князева, спросил:

— А теперь, Константин Гордеевич, скажите мне, где вы были семнадцатого ноября с тринадцати до четырнадцати часов?

Князев зло блеснул глазами и промолчал.

— Вы что, не поняли вопроса? Могу повторить, — раздельно произнося слова, сказал я. — Где вы были семнадцатого ноября с тринадцати до четырнадцати часов?

Тут произошло что-то совсем уже несуразное. Князев хрустнул пальцами, глубоко, с аппетитом зевнул и, отвернувшись от меня, уставился в окно.

— Не хотите отвечать, ну хорошо. Кстати, Князев, вы водите машину?

Князев хитро посмотрел на меня, добродушно улыбнулся и высунул язык.

— Прекратите валять дурака! — строго сказал я, поняв, что Князев пытается прикинуться душевнобольным. — На месте преступления обнаружены осколки от ваших очков. Вот показания гражданки Олейник, которая по вашей просьбе заказала новые очки с такой же диоптрией, те самые, которые сейчас на вас. Вот результаты экспертизы, утверждающие, что на голове убитого Карпова обнаружены лисьи волоски. Кстати, я изымаю вашу шапку для установления идентичности с найденными на месте преступления шерстинками. Но и без всякой экспертизы я убежден, что волоски именно от этой шапки обнаружены на месте преступления. Меня интересует, почему вы убили Карпова?

Князев посмотрел на меня отсутствующим взглядом и снова зевнул. Допрос длился довольно долго, но на все мои вопросы Князев отвечал молчанием. Только когда вызванная свидетельница Макарова среди других опознала в нем человека, которого она видела за рулем автомашины, переехавшей убитого, Князев вновь захихикал и высунул язык.

Допросы Князева шли уже третий день, но он по-прежнему молчал. Не отрицал своей вины, не оправдывался, просто молчал, тупо уставившись в одну точку. Время от времени он равнодушно зевал и почесывал небритый подбородок. Начальник следственного отдела Сурен Акопович Мартиросян предложил направить подследственного на судебно-психиатрическую экспертизу. Но я был твердо убежден, что Князев симулирует и хочет выиграть время. Для чего? По колючим искоркам, мелькавшим иногда у него в глазах, я ясно видел, что он прекрасно понимает смысл моих вопросов; чувствовалось, что его мозг работает лихорадочно и вполне отчетливо в поисках выхода из сложившейся ситуации. Нет, на экспертизу я его всегда успею отправить. Сейчас важно сломить его упрямство, дать ему понять, что выхода у него нет, заставить его говорить. Зря он рассчитывает, что я не вытерплю, нервы у меня в порядке, и я очень надеюсь, что первым они сдадут у него. Поэтому, не повышая голоса, я в который раз задавал Князеву одни и те же вопросы.