– Тогда нам придется остаться там до конца комендантского часа. Патрули никого не выпустят на улицу до утра.

– В компании таких мужчин любая ночь не страшна, – кокетливо повела глазами Анюта.

И Максим окончательно разозлился. И как ему не удалось сразу разглядеть в этой смазливой девице с ясными голубыми глазами самую обыкновенную шлюху, готовую броситься на шею любому, кто на этот момент выглядит более солидно и уверенно. Что ж, Анюта ищет приключений, и она их получит!

До наступления комендантского часа оставалось совсем немного времени, и они поехали в «Шехерезаду», единственный ночной клуб Ашкена, владелец которого, азербайджанец Аскер Масхатов, добился, наверняка за огромную взятку, разрешения работать в комендантский час, при условии, что его клиенты не будут шляться по ночному городу. До поры до времени ему удавалось соблюдать условия игры, тем более что среди завсегдатаев клуба были оба сына и зять президента.

Они вошли в прокуренную, тускло освещенную залу. Из ее глубины кто-то помахал им рукой. К своему удивлению, Максим узнал Аликпера Садыкова в компании с незнакомым ему крупным человеком в светлом европейском костюме. Судя по тому, как дружно и быстро они на пару с Аликпером покончили с графином водки и потребовали добавки, незнакомец был не иначе как соотечественник Максима.

Им с трудом удалось отыскать свободный столик, покрытый несвежей скатертью. Аскер умело сочетал среднеазиатскую экзотику с минимумом услуг и самыми высокими в городе ценами. Но здесь была хорошая кухня, неплохой выбор напитков и живая музыка, поэтому хозяину прощались и грязь, и запредельные цены.

Пока Костин делал заказ, достаточно свободно общаясь с официантом на его родном наречии, Максим пригласил Анюту танцевать. Раньше они с удовольствием танцевали друг с другом, но сейчас были слишком скованны и часто не попадали в такт.

Оба чувствовали напряженность и молчали. Первой не выдержала Анюта и, кивнув в сторону собутыльника Садыкова, спросила:

– Узнаешь?

Максим пожал плечами. В сущности, ему было все равно, с кем Аликпер надирается до поросячьего визга. И, судя по громким, пронзительным голосам, доносившимся со стороны столика, они были в двух шагах от цели.

– Ты не знаешь, кто это? – поразилась Анюта. – Это же Ташковский. Артур Ташковский. Писатель. Его все знают. Как-то раз мы летели с ним одним рейсом до Ташкента. – Она поморщилась. – Гадкая личность!

– Слышал о таком, – сухо произнес Максим.

Анюта права. Имя Артура Ташковского хорошо известно в России и даже за ее пределами. Само собой подразумевается, что он хороший писатель. Но Максим не читал его произведений и не мог об этом судить. Во всяком случае, критики считали Ташковского талантливым, и у Максима не было никаких оснований сомневаться в их суждениях. Он посмотрел на Анюту.

– Костин, по-моему, не кажется тебе гадким?

– Нет, он мне нравится. Из вежливых, приятных тихонь, но из таких, что себе на уме. Ты как считаешь?

– Где вы познакомились?

– Два года назад, в Таджикистане. Он приезжал в Хорог с комиссией ООН. Честно сказать, я так и не поняла, чем он конкретно занимается. – Анюта вздохнула. – Мы встретились с ним в «Бартанге» совершенно случайно, и он первый узнал меня.

– У вас был роман?

В глазах Анюты зажегся озорной огонек.

– Что такое, Максим? Да ты никак ревнуешь?

– Может быть. Если, конечно, мне стоит кого-то ревновать.

Анюта опустила глаза и слегка побледнела. Теперь оба чувствовали еще большую неловкость и облегченно вздохнули, когда музыка закончилась. Они направились к столику, но тут Анюту подхватил один из сотрудников миссии – врач из Милана, Джузеппе.

– Анюта, спасите одинокого итальянца! – на сносном русском весело прокричал он и стремительно увлек ее за собой на свободное пространство, которое вновь заполнили танцующие пары.

Погрустневший Максим присоединился к Костину.

– Сильная штука! – Костин поднял одну из бутылок и разглядывал ее на свет. – Хотите?

Максим кивнул и стал смотреть, как тот наполняет бокал.

– Вы здесь по делу? – спросил он угрюмо, подвигая к себе бокал.

– Упаси боже! У меня набралась неделя отгулов, и, поскольку я оказался неподалеку, в Ташкенте, решил завернуть сюда.

Максим взглянул прямо в хитрые глаза своего визави и подумал, что его слова мало похожи на правду и он совершенно не заботится о том, поверят ему или нет. Но решил промолчать.

– Конечно, я понимаю, что условий для отдыха здесь нет никаких, – прервал паузу Костин, – но думаю съездить на озера, поохотиться на уток.

– В Подмосковье это безопаснее и дешевле, – не сдержался Максим.

– Полностью с вами согласен, но я могу не успеть, а здесь сезон открывается через несколько дней. Двадцатого августа.

Максим бросил на него быстрый взгляд и тут же отвел глаза. Костин смотрел слишком безмятежно, чтобы заподозрить его в подвохе. Мужик, видно, зациклен на охоте и ждет не дождется открытия сезона, дабы отвести душу. Иначе не повторил бы дважды эти слова. Двадцатое августа. В прошлом они слишком много значили для Максима.

– Я тут встретил знакомых ребят с российской военной базы. Насколько я понимаю, их здесь недолюбливают, но командующий пообещал выделить бронетранспортер для поездки на озера.

– Ну, это круто! – усмехнулся Максим. – Утки золотыми окажутся.

– Ничего страшного, – махнул рукой Костин, – раз в год можно немного отпустить тормоза. – Он наклонился к Максиму. – Мне рассказывали, что Арипов еще тот парень и проводит очень жесткую политику, не задумываясь о средствах. Не боязно было с ним общаться?

Максим поднял голову и в упор посмотрел на собеседника:

– Я свое отбоялся лет этак пятнадцать назад. Поначалу меня, конечно, шокировали его методы, но потом я решил, что мое дело – сторона. К слову сказать, российские военные не вмешиваются в его дела, а он не вмешивается в их. Видно, имеется какое-то соглашение по этому поводу. Были, правда, кое-какие инциденты, но командующий принял быстрые и решительные меры.

– Каким образом… – начал было Костин, но его вопрос потонул в шуме, возникшем за их спинами.

Они оглянулись и увидели нависшую над ними по-бычьи тяжелую фигуру Ташковского. Он смотрел на Костина.

– Не ожидал тебя здесь увидеть, – проревел он, ничуть не заботясь, что его голос перекрывает шум в зале. Казалось, он просто не в состоянии говорить тише, может, оттого, что был изрядно навеселе.

Ташковский, указывая пальцем на Костина, обошел вокруг стола, словно хотел разглядеть того поближе.

Некоторое время он стоял, тупо уставившись на него, потом снова взревел:

– Точно узнал. Ты один из тех нахалов, которые разделали под орех мою «Матерую волчицу». Ты тот самый придурок, который пил мой коньяк на презентации, а потом всадил мне нож в спину своей долбаной рецензией!

– Насколько помню, в тот день я ничего не пил, – невозмутимо заметил Костин.

Ташковский шумно выдохнул:

– Надеюсь, тебе никогда больше не придется жрать водку в моей компании. Я сам выбираю друзей! – Он поднял руку, и Максим тут же вскочил на ноги.

– Сядьте, вы оба! – Костин резко потянул Максима за рукав. – Не валяйте дурака!

– А ну вас на… – пробормотал Ташковский и провел ладонью по лицу. Он повернулся, наткнулся на стул и, пошатываясь, направился в сторону туалета.

– Мерзкий тип, – заметил Костин. – Весьма сожалею.

Максим поднял упавший стул.

– Вы что, журналист?

– Нет. Но лет пять назад мой друг, обозреватель одной известной газеты, заболел гриппом и попросил написать вместо себя небольшой отзыв на этот роман. Я, конечно, не литературный критик и высказался достаточно прямолинейно. К тому же указал автору на целый ряд досадных ошибок и неточностей, что его, естественно, очень задело.

– И вправду неприятный тип, – буркнул Максим и сел, придвинув к себе бокал с недопитым содержимым.

– Но самое смешное, – продолжал Костин, – он действительно хороший писатель. И мне нравится, как он пишет. Критики совершенно справедливо его хвалят. Хуже другое. Они называют его русским Джеком Лондоном! Но мантия Джека ему не по плечу. Даже сравнивать нельзя. Тут совершенно другое… Возможно, я не вполне это понимаю… Только и слышишь: русский Сидни Шелдон… Русский Хейли… Человека чуть ли не уличают в подражательстве, а он этим страшно гордится, на этом строится реклама… И всем наплевать, что личность перестала быть личностью, индивидуальность уже не в цене, потому что…