– Я начинаю это понимать.

– У меня есть еще два условия.

– Неужели?

– Не позволяйте огню погаснуть и не закрывайте глаза. – Она обвиняюще посмотрела на него. – Вы обещаете, что не будете закрывать глаза?

– Даю вам слово джентльмена, – ответил он, на данный момент совершенно не чувствуя себя таковым.

Ее условия не требовали от него большой жертвы. Она выглядела такой прекрасной при свете камина, что он не мог отвести взгляд. Одним из его самых больших сожалений о слепоте было то, что она не позволила ему увидеть в похожей ситуации Саманту.

Когда Габриэль шагнул к камину, Сесиль осталась стоять посреди гостиной, стараясь не дрожать в одной тонкой сорочке и чулках. Рубашка натянулась на его широких плечах, когда он стал вытаскивать полено побольше, чтобы оно могло гореть в топке всю ночь, и подбросил его в огонь. Отряхивая руки, он повернулся и посмотрел на нее сквозь пляшущие тени голодным взглядом.

Стоять перед Габриэлем в одной сорочке, пока он сам полностью одет, было очень неприятным ощущением. Сесиль чувствовала себя, словно девочка–рабыня на аукционе, чья жизнь зависит от ее умения понравиться хозяину.

Используя это умение, она через голову стянула сорочку и отбросила ее, оставшись в одних чулках и туфлях. Из горла Габриэля вырвался гортанный звук. Потом он приблизился к ней, его решительные шаги сократили расстояние между ними до минимума.

– Я никогда не полюблю вас, – предупредил он, опуская ее на диван и ложась сверху.

– Меня это не волнует, – яростно прошептала она, глядя ему прямо в глаза.

И ее действительно это не волновало. Все, что она хотела – это еще один шанс любить его, прежде чем он завтра выйдет в море.

Он приподнялся, чтобы стянуть с себя жилет, содрать воротник и галстук с шеи. Когда ее руки оказались на его теле, они разорвали крючки на его рубашке и раздвинули ее ткань, чтобы погладить его золотистую грудь, прошлись кончиками пальцев через упругие завитки волос.

Когда тень Габриэля упала на нее, она отвернулась и легла щекой на подушку, чтобы не подвергать губы искушению.

– Когда вы сказали, что не хотите, чтобы я вас целовал, – сказал он чуть хрипловато, – я предположил, что вы имели в виду именно губы.

Его приоткрытый рот заскользил по ее шее, заставляя встать дыбом каждый волосок на ее теле. Она зажмурилась от волны беспомощного желания.

– Не закрывайте глаза, – приказал он, его голос был столь же груб, сколь было нежным прикосновение. – У меня тоже есть несколько условий.

Она повиновалась и увидела, что он опускает рот к ее груди. Ее сосок сжался под его языком, принимая и его поцелуи и пульсирующие токи удовольствия, которые проходили от них в самую глубину ее тела. Он переносил поцелуи от одной груди к другой, пока они обе не стали влажно поблескивать и не отяжелели от желания.

И только тогда его искусный рот скользнул ниже, рассыпая нежным и мягкие шепотом поцелуи по чувствительной коже вдоль ее ребер, округлому бедру и потрагивающей полоске плоти над самым золотистым треугольником завитков между ногами. Потом он опустился на колени и подтянул ее бедра к самому краю дивана, она была слишком слабой от наслаждения, чтобы сделать что–то, кроме стона нерешительного протеста.

Его большие горячие руки развели ее бедра, делая совершенно беззащитной перед ним, полностью открытой перед его голодным взглядом. Одно из поленьев в камине стрельнуло и осветило комнату снопом огненных искр. В этот момент Сесиль чуть не пожалела о своих легкомысленных условиях. Но она боялась, что в темноте Габриэль узнает вкус ее поцелуя или чувствительный ритм ее тела, двигающегося в ней.

– Ты всегда была чертовски привлекательной, – прошептал он, глядя на нее так, словно она была священным сокровищем.

Когда он опустил голову, его золотистые волосы выбились из ленты, которой были перевязаны, и ее глаза сами собой закрылись.

– Открой глаза, Сесиль. – Она открыла глаза и увидела, что он оглядывает все ее тело сверху донизу взглядом яростным, но не жестоким. – Я хочу, чтобы ты видела.

Она успела заметить несколько неуместных деталей, таких, как свой наполовину съехавший к лодыжке чулок или все еще надетые на ней туфли, прежде чем Габриэль коснулся своим ртом ее и начал целовать самым запретным поцелуем из всех возможных. Ее хныканье превратилось в стон. Все перестало существовать, кроме опаляющего жара его рта, доводящих до безумия движений языком и острого ощущения, что она растворяется в океане экстаза.

Когда волны накрыли ее с головой, заставляя ее дрожать от восторга и поджимать пальцы ног внутри туфель, она хрипло выкрикнула его имя голосом, который едва сама узнавала.

Сквозь восхитительный туман она смотрела, как он рывком открывает клапан на своих бриджах. У нее перехватило дыхание, когда она увидела, как сильно он хочет ее. Оставаясь на коленях между ее ног, он широко развел ей бедра и глубоко вошел в нее.

Габриэль слышал судорожный выдох Сесиль, видел, как закатились ее глаза, но не от боли, от удовольствия. Даже несмотря на то, что ее напряженное тело изо всех сил старалось сомкнуться вокруг него, он стиснул зубы от безумно болезненного удара разочарования. Он должен был быть благодарен, что она не была невинна. Это означало, что он может не сдерживаться; она была достаточно женщиной, чтобы принять все, что он мог дать ей. Обхватив ее за плечи, он приподнял ее и посадил на себя верхом.

Сесиль обхватила Габриэля руками и ногами, вобрав в себя всю длину его жезла.

– Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя. – Эти слова пробегали в ее голове, словно бесконечная песня. Боясь, что может произнести их вслух, она спрятала лицо у него на шее, пробуя на вкус солоноватую теплоту его увлажненной потом кожи.

Точно так же она отказала ему в поцелуе в губы. Он мог бы ощутить эти слова в ее поцелуе, так же как сейчас чувствует беспомощные слезы, которые текут по ее щекам. Она протерлась щеками об него, осушая их об его волосы.

Габриэль снова опустился на пол и стал опускать ее себе на колени, пока она не оседлала его, насадив себя на его жезл по самую рукоятку.

– Посмотри на меня, Сесиль, – потребовал он.

Дрожа от эмоций, она посмотрела в глубину его глаз и увидела в их окаймленных золотом глубинах эхо того же нежного безумия, что захватило ее собственную душу. Он стал двигаться внутри нее, и она стала двигаться вслед за ним, они двигались как одно целое, а огонь в камине придавал их плоти оттенок золота. И за все это время Габриэль ни разу не нарушил обещание, он не закрывал глаза и не отрывал от нее взгляда.

Он твердо придерживался данного слова до самого последнего момента, пока ритм его толчков не заставил их обоих рухнуть через пропасть экстаза к сладкому забвению. И только тогда, крепко обхватив ее руками, а тело погрузив в нее до самой матки, он смог откинуть голову и закрыть глаза. И только тогда имя женщины хриплым ревом сорвалось с его губ.

Сесиль бессильно упала на него сверху, качаясь на волнах удовольствия и триумфа. В этот момент, когда Габриэль капитулировал перед темнотой, ее имя, а не Саманты, было в его сердце и на его губах.

* * * 

Габриэль проснулся с Сесиль в его объятиях. Ее взъерошенные волосы щекотали ему подбородок, а каждый нежный вздох, вырывавшийся из полуоткрытых губ, касался волос на его груди. Он провел столько одиноких ночей, представляя себе этот момент, но никогда не понимал, насколько одновременно сладким и горьким он будет, когда наконец настанет.

Она стала нежно похрапывать, и он погрузил руку в ее волосы. Неудивительно, что она так глубоко спала. Ее тело, вероятно, очень устало от его жадных знаков внимания. Он хорошо исполнил данную себе клятву, не потратить впустую ни единого момента своей последней ночи на суше. Он использовал нежное молодое тело Сесиль все эти долгие ночные часы, чтобы потакать своим самым низменным желаниям и ее самым сладким фантазиям. Огромное полено, которое он бросил в огонь, уже сгорело до тлеющих угольков. Но не было причины добавлять еще одно. Безмолвный рассвет уже просачивался в щелку между тяжелыми бархатными портьерами.