Из автомобиля донеслась неразборчивая ругань. Умник не станет стрелять снова — оглохнет.

— Что происходит? — Муза сидела рядом, растирая плечи ладонями. На ее волосы медленно садились снежинки.

В ответ из недр автомобиля неистово заколотили.

Крысолов перевернулся на бок, попытался встать и понял, что совершенно не готов к побегу. Ноги не слушались.

— Мне нужна твоя помощь. — пробормотал он. — Как ты понимаешь, пора смываться.

— Мы из-за тебя чуть не погибли! — воскликнула муза. — Мог бы предупредить!

— Ага. Вон там, впереди, край света, который я называю Тупиком. Сейчас мы в него врежемся на полной скорости. Пристегнитесь, мадам.

— Я до вас доберусь! — злобно предупредили из автомобиля.

— Между прочим, я не мадам. — муза поднялась и захромала в сторону крысолова.

— Доберусь! — взвыл Ум.

Крысолов тяжело оперся о музу, ощущая слабый аромат духов и легкий привкус рафинада на губах. Голова закружилась от острого желания взлететь. На самолете. Под облака.

— Кажется, блокировка отключилась. Ты на всех так действуешь?

— На тех, у кого есть мозги. — усмехнулась муза. — Считай это комплиментом. Куда идти-то?

Крысолов покосился на автомобиль — видит их Умник или нет? — потом жестом указал музе дорогу.

Вообще, в этакой темноте сложно было ориентироваться. Обычно крысолов приезжал к Тупику ранним утром, когда солнце едва появлялось над горизонтом. Свет в такое время кажется серым-серым, туман стелется по полю, но зато хорошо видно мост-лазейку к Храму. Если бы крысолов не задержался, он бы успел до темноты…

— Во что мы врезались? — спросила муза.

— В ничто. Это край света. Просто пустое место — вертикальная стена абсолютного ничто.

— Так бывает?

— Во Мраке бывает все, что угодно.

— А мы могли пробить эту стену и вылететь куда-нибудь?

— Вряд ли! — Усмехнулся крысолов.

Они отошли на несколько сотен метров от автомобиля. Стало очень тихо — крысолов слышал легкое шуршание снежинок, оседавших на одежде. Свет автомобильных фар впивался в черное небо и растворялся в нем.

— Тебе не холодно?

Кожа у музы была теплой и нежной.

— Я же не живая, забыл? — усмехнулась муза. — Стала бы я тут ходить босиком.

— Кстати, а почему босиком?

— Образ такой.

— А я плащ ношу, тоже для образа.

— Ты вообще странно выглядишь.

— Не хочу тебя расстраивать, но ты тоже. Синяк под глазом… Особенно по моим внутренним ощущениям. Все хочу взлететь…

— Все хотят. Ты, главное, контролируй себя!.. Кстати, куда мы идем?

— К мосту. — ответил крысолов, потом добавил, чуть тише. — Если хочешь, можешь идти. Я тебя держать уже не стану. Слишком поздно.

— Шутишь? Куда я пойду одна в темноту и неизвестность? Не бросать же тебя здесь одного. Умрешь еще, а я буду думать.

— Разве у тебя могут быть чувства?

— Еще какие. — заверила муза. — Я самое чувственное существо на свете. Я кладезь чувств. Я воплощение всех возможных чувств и желаний. Меня, между прочим, для этого и создали!

— Я рад, что ты останешься. — признался крысолов. — Не то, чтобы я сильно к тебе привязался, но мой бок ужасно болит, и один я не выберусь… Сейчас налево. Видишь, снег падает как бы тропинкой? Вот снег, а вот — грязь. Нам по снегу.

— Скажи, а ты уверен, что конец света необходим?

Крысолов пожал плечами.

— Я не знаю. Это не мое дело, а Брокка. — сказал он неуверенно. В голове вообще был бардак, как на старом чердаке бабушкиного дома.

— Ты во всем доверяешь Брокку?

— Он мой учитель. Он вырастил меня таким, какой я есть.

— Вором и крысоловом? Человеком, который кутается в плащ и пугает людей?

— Почти. Я всегда боялся людей, так почему бы и им не бояться меня? Я всегда любил совать нос, куда не следует.

— Ты книжки читал в своей жизни?

— Несколько. — неопределенно отозвался крысолов. — По биологии и магическому искусству.

— Ты хоть знаешь, что делает этот артефакт?

— Да. Он заберет всю магию мира и уничтожит ее. Исчезнут волшебники, волшебные существа, волшебные предметы, все, что связано с волшебством.

— Тогда, выходит, исчезну и я?

— Выходит, что так.

Крысолову внезапно сделалось чудовищно неловко. Головой он понимал из-за чего, но догадывался, что дело не только в конце света. Что-то шевельнулось в груди. Жалость? Может быть, другое чувство?

— Наверное, есть возможность тебя, ну, сохранить.

— Не стоит утруждаться.

— Я могу поговорить с Брокком. Он наверняка знает несколько способов.

— Да ладно. Я переживу.

— Ты исчезнешь.

— Я фигурально выражалась. Наверняка после смерти существует множество других способов жить дальше.

— Это снова фигуральное выражение?

— Я надеюсь, что нет.

Темнота постепенно рассеялась, уступив место серому дрожащему свету, будто луна пыталась пробиться сквозь тучи, да все никак не получалось.

— Твой край света закончился? — спросила муза.

— Смотри. — кивнул крысолов.

Неподалеку от них прямо на земле лежал веревочный мост. Он был старый, с прогнившими досками и легкими перилами, которые сейчас ползали по снегу, подчиняясь порывам ветра. Кое-где досок не хватало. Мост походил на шкуру гигантской змеи, которую бросили сюда много лет назад, а время не пожалело ее и превратило в лохмотья.

— Что это? — шепотом спросила муза.

— Это мост к Храму. Последняя ступенька из Мрака в мир фантазий Брокка. Одна из лазеек.

— Он же валяется на земле.

— Не верь глазам, когда находишься во Мраке. — усмехнулся крысолов. — Это не мои слова, а Брокка. Он любил так повторять. Главное, не смотри под ноги.

— Там, наверное, ужасная пропасть? — муза усмехнулась, но очень неуверенно.

— Там ничто. Если упадешь — не вернешься.

— Звучит угрожающе.

Крысолов не ответил. Он сотню раз переходил по этому мосту, но никак не мог привыкнуть. Легкая паника сдавливала виски. Много лет назад он наблюдал, как с моста сорвался его напарник. Эти глаза, этот вопль отчаяния, оборвавшийся на высокой ноте. Вообще-то, напарник сам виноват. Он был какой-то слишком любопытный, а еще сильно любил жизнь. Тех, кто любит жизнь, ничто забирает с охотой.

Луна, наконец, вынырнула из-за облаков, осветив поле бледным светом.

— В общем, не смотри под ноги. — еще раз предупредил крысолов. — Я пойду первым.

— Какие-нибудь еще сюрпризы ожидать? — спросила муза.

— Когда перейдем через мост, старайся ничему не удивляться.

— Я же муза. Я создаю то, что заставляет людей удивляться.

— А сама?

— Ни разу.

— Вообще?

— В это сложно поверить, я знаю.

Крысолов открыл рот, не нашел, что сказать, махнул рукой и ступил на первую ступеньку моста. Действительно, странное чувство. Мир вокруг замер. Редкие снежинки застыли в воздухе. Лунный свет разделился на отдельные бледные лучи, которые вонзились в землю. Под ногами задрожала укрытая легким снегом земля. Изо рта крысолова вырвалось облачко пара. Стремительно похолодало.

А потом мир вокруг рассыпался на снежинки. И крысолов оказался в полнейшей темноте. Мост натянулся, задрожал, будто гитарная струна. Теперь под ногами была пустота, ничто, Мрак. С обледенелых ступенек срывался куцый снег, исчезающий где-то внизу.

Самое сложное — сделать первый шаг. Первые несколько раз крысолова спасала молитва. Потом он стал доверять собственным ногам. Сейчас перебежать не получится.

— Всегда хотела там побывать. — шепнула из-за спины муза. Из ее рта тоже вырывался пар. У крысолова по коже побежали мурашки — приятные мурашки.

— Где?

— В голове какого-нибудь гения. А то все время работаю над созданием, так сказать, фундамента, но ни разу не заглядывала внутрь.

Крысолов осторожно перешагнул на следующую ступеньку. Потом еще на одну.

— Мне казалось, муза контролирует весь процесс работы. — произнес он.

— Если бы. Вы, люди, такие неблагодарные. Вам муза нужна, чтобы вдохновить и пинками отправить в путь, а потом каждый из вас про ее работу как-то забывает. И никакой от вас награды.