Что увидела за дверью Вячеслава — неизвестно. Бабушка Фима прикрыла ей глаза рукой, чтобы не испугать.
Никак осторожно заглянул внутрь. Он знал, что увидит, и поэтому ни капли не удивился. Фантазии у людей такие предсказуемые…
— Всего лишь вечность над облаками… — прошептал господин Виноградов и сделал шаг внутрь дверного проема.
Иллюзия со звоном разбилась на миллион мелких осколков. Они заиграли бликами света, будто просыпавшиеся на пол звезды.
— Что за чушь! — бабушка Фима уперла руки в бока. — Причем здесь коридоры? И почему вы вообще взяли, что это путь к Храму?
Семен удивленно заморгал.
— Какие коридоры? Я даже не представляю, почему я подумал о своей кухне… Разве я могу выбраться через нее…
Три пары глаз уставились на тощего старика с клюкой. Дедушка Ефим не обернулся. Он не мог оторваться взгляда от пустоты. Она манила.
— Что все это значит? — спросила бабушка Фима. — И не говорите мне о Силе.
Никак пожал плечами.
— Хорошо, не буду. Каждый из вас видит тот путь, через который он может пройти. Ваше подсознание указывает вам направление к Храму. В свое время Брокк прошел по своей собственной дороге и сжег почти все мосты, чтобы никогда не вернуться. Оставил всего лишь одну лазейку, с живыми мертвецами, да и то, неосознанно.
— И что увидел Брокк за дверью?
— Там была не дверь, а стена с выступами, по которым он забрался на самый верх.
— А потом?
— Одному Брокку известно. Ходят слухи, что подсознание выбирает самую сложную тропу, преодолеть которую могут не все.
— И какая из наших троп правильная?
Никак пожал плечами:
— Может быть, все. Я проводник, а не путеводитель. Я не могу предсказать, чем закончится ваше путешествие. Дальше каждый из вас пойдет сам.
Семен задумчиво почесал затылок.
— А если я не хочу? — спросил он. — Мне, вот, подумалось только что. Это же не мое дело. У госпожи, эээ, Виноградовой есть Сила, у ее сына и у внучки, я так понимаю, тоже… а я тут при чем? Может быть, я пойду?
— Ты боишься? — хитро прищурился Никак. — Боишься того, что видишь за дверью?
Семен покосился на кухоньку. Старую, тесную, желтую от света лампы, забитую всяким хламом, давно забытую…
— Не то, чтобы…
— Тебя здесь никто не держит. — сказал Никак. — Если хочешь, я могу проводить обратно, во Мрак, где ты сможешь спокойно дождаться либо конца света, либо возвращения к привычному образу жизни. Но сначала подумай — тебе это надо? Ты действительно хочешь остаться таким, как и был? Экзорцистом неудачником, с которым даже девушка встречается из-за своих нерешенных комплексов? Будешь зарабатывать копейки, ездить на разваливающемся авто, жить с мамой и копить деньги на поход в кинотеатр? Если тебя устраивает твоя жизнь, я не против. Пойдем обратно вместе.
Никак замолчал, и наступила неловкая тишина. Даже бабушка Фима не нашлась, что сказать. Только Вячеслава возилась, пытаясь посмотреть, что происходит за дверью. Ей было очень любопытно.
— А мы… — Семен постарался собраться с мыслями. Получалось плохо и скомкано, как лист бумаги с неудачным текстом в руках отчаянного поэта. — Мы встретимся там, в Храме?
— Если вы дойдете, то встретитесь. — отозвался Никак. — Гарантий, к сожалению, нет…
— Тогда, можно, я пойду первым?
— Никто не держит. — Никак улыбнулся.
Возможно, для Семена это был самый нелегкий шаг в его жизни. Он мысленно перекрестился и переступил через порог.
Для оставшихся исчезновение Семена было похоже на тусклую вспышку света, будто Семен мгновенно сгорел, и не осталось от него даже пепла.
— С ним все в порядке? — поинтересовалась бабушка Фима. — Потому что если там будет какая-то гадость, или еще что… Вы же понимаете, что я вас потом найду. У меня много связей среди больших людей… Я тридцать лет преданно служила родине, вы понимаете, и некоторые люди просто обязаны мне по гроб жизни. Стоит мне сделать хотя бы один звонок…
— Вы идете? — мягко перебил Никак. — Не бойтесь. Это всего лишь ваши фантазии.
Бабушка Фима кивнула, взяла Вячеславу под локоть и повела ее рядом с собой. Через мгновение они обе исчезли.
Господина Виноградова не надо было ни уговаривать, ни подталкивать. Он сам заспешил к дверям, навстречу своей мечте, своим кристально чистым грезам.
Когда исчез и он, перед дверью остались стоять два пожилых человека — Никак и дедушка Ефим. Вид у дедушки был усталым.
— Вы думаете, это правильно? — спросил он.
Никак покачал головой и аккуратно прикрыл дверь. Сухо щелкнул замок.
— Мне кажется, вам просто нужно собраться с мыслями. — сказал Никак, приобнимая дедушку Ефима за плечи. — сделать последний шаг может каждый и в любой момент. Вот только не каждый знает, нужен ли ему этот последний шаг? Может быть, развернуться и зашагать в обратном направлении, туда, где раньше светило солнце? Как вы считаете?
Они пошли по огромному помещению, среди колонн, которые исчезали в темноте, а над их головами тихо кружились снежинки.
— Хотите чаю? — предложил Никак. — Я здесь очень давно, а общаться в последнее время приходиться только с призраками. Они ни черта не понимают в чае…
Крепнев хотел быстрее со всем покончить и сойти с ума.
Точнее, он подозревал, что второе уже произошло, а первого придется ждать целую вечность.
— Сейчас направо. — сказал из-за спины тот, которого звали Вором.
Крепнев повернул, хотя не видел поворота. Автомобиль наскочил на кочку, подпрыгнул, да так сильно, что Крепнев едва не пробил головой крышу.
— Осторожнее! Не дрова же везешь!
Огни фар выхватывали из темноты ровное поле. Больше ничего не было видно, кроме темноты и снежинок.
— Теперь налево. — сказал Вор.
— А ты уверен, что… — начал паренек в очках, но в этот момент автомобиль врезался в пустоту.
Что-то с треском разорвалось. Автомобиль подбросило вверх и перевернуло. Крепнев внезапно понял, что ничего не понимает. Перед глазами закружились звезды. Где-то был верх, а где-то низ… Кто-то ругался. Громыхнул выстрел. Потом автомобиль упал. Видимо, колесами вверх.
— О, черт возьми! — женский голос.
— Приехали! — голос мужской.
Крепнев попробовал пошевелиться и внезапно вывалился из салона на улицу. Под спиной захрустел снег. Заболел бок, как будто кто-то прошелся по нему кулаками. Крепнев мгновенно вспомнил два месяца в военной учебке, когда проходил практику. Только ему еще ребро сломали… Но, не в этом же дело, совсем не в этом. Крепнев сел, обхватив голову руками. Огляделся. Свет фар выхватывал из темноты все тоже однотипное ровное поле, покрытое снегом. И ничего больше вокруг. Никаких огней. Темнота.
Из салона загрохотало, застучало, донесся приглушенный голос маньяка:
— Немедленно! — кричал он. — Кто-нибудь! Вытащите меня! Иначе я за себя не ручаюсь!
А задняя дверца хлюпала на ветру, сорванная с петель. И внезапно на снег вывалилась невеста, смешно задрав ноги. Босые пятки ее были грязными до безобразия. Следом показались ноги вора.
Крепнев потер виски. Перед глазами, конечно, прыгали светлячки, но это не должно помешать заботиться о своей жизни. Пусть, эта самая жизнь не очень ценна для окружающих, но его самого, Крепнева, она заботила в первую очередь.
Крепнев поднялся на ноги, пошатываясь, ощущая сильное желание тела вернуться в горизонтальное положение.
— Я вас вижу! — завопил маньяк из салона. — Вижу, слышите?! Вижуууу!
Быстрее. Пока ноги держат! Куда-нибудь! Лишь бы подальше от этого проклятого места, от маньяка, от вора, от невесты с грязными пятками. Быстрее!!
И Крепнев бросился в темноту.
У крысолова бок болел так, будто ему вшили внутрь горсть горячих углей. Вдобавок, раскалывалась голова. Чудовищно. Так всегда бывает, когда приближаешься к Тупику. Отсюда до Храма — рукой подать. Не больше часа пешего пути. Вот только есть ли сейчас время? Хватит сил?
