В Советской Латвии я работал только недели две и в конце ноября 1918 года уехал на Украину на продработу и был там до падения советской] власти в Латвии. Рига пала потому, что фактически была почти окружена белыми. В Эстонии победили белые и заняли Валк, белые также взяли Вильно и Митаву и наступали на Двинск. В связи с этим Ригу было предложено эвакуировать еще в марте 1919 года, но она продержалась до 15 мая 1919 года.
Никогда ни на каких совещаниях к[онтр] р[еволюционеров] ни с Косиором, ни Межлауком я не был. Те встречи, которые указаны в моих показаниях, происходили в присутствии ряда посторонних людей, которых можно опросить. Мое показание о к[онтр].революционной] связи с Ежовым является наиболее черным пятном на моей совести. Дал я эти ложные показания, когда следователь, меня 16 часов допрашивая, довел до потери сознания и когда он поставил ультимативно вопрос, что выбирай между двумя ручками (пером и ручкой резиновой плетки), я, считая, что в новую тюрьму меня привезли для расстрела, снова проявил величайшее малодушие и дал клеветнические показания. Мне тогда было все равно, какое на себя принять преступление, лишь бы скорее расстреляли, а подвергаться снова избиениям за арестованного и разоблаченного к[онтр].революционера Ежова, который погубил меня, никогда ничего преступного не совершившего, мне не было сил.
Такова правда о моем деле и обо мне. Каждый шаг моей жизни и работы можно проверить, и никто никогда не найдет ничего другого, как преданность партии и Вам. Я Вас прошу и умоляю поручить доследовать мое дело, и это не ради того, чтобы меня щадили, а ради того, чтобы разоблачить гнусную провокацию, которая, как змея, опутала многих людей, в частности и из-за моего малодушия и преступной клеветы. Вам и партии я никогда не изменял. Я знаю, что погибаю из-за гнусной, подлой работы врагов партии и народа, которые создали провокацию против меня. Моей мечтой было и остается желание умереть за партию, за Вас. Эйхе»[77].
Как видите, Эйхе ни в чем не обвиняет Берия, тем более в пытках, которым он был подвергнут. Это было дело рук заплечных дел «хмастеров» Ежова. И Эйхе их прямо назвал — З.М. Ушаков и Н.Г. Николаев-Журид. Оба были расстреляны практически одновременно с Эйхе. Однако дело не только в этом. Очевидно, случайно Эйхе упомянул и о роли комиссара госбезопасности Кобулова, который ему заявил, что нельзя же было все выдумать о контрреволюционной деятельности Роберта Индриковича. А это означает, что перепроверку дела Эйхе осуществляли на очень высоком уровне — ведь речь-то идет о Богдане Кобулове, который был одним из ближайших соратников Берия и его заместителем. Далеко не каждым делом даже в отношении крупных фигурантов занимались комиссары государственной безопасности. К тому же следует иметь в виду, что в 1939 г. в разгаре были пересмотр и проверка дел, заведенных еще при Ежове. Огромное количество невинно арестованных людей были реабилитированы и освобождены. А дело Эйхе все-таки дошло до суда. Потому что выдумать такое действительно было невозможно. Упомянутый Эйхе бывший первый заместитель Ежова М.П. Фриновский в заявлении от 11 апреля 1939 г. на имя Л.П.Берия подтвердил наличие простиравшегося по всему СССР широкомасштабного заговора правых, куда входил и он сам, и Эйхе, и Ежов. Причем Фриновский сообщил также и о следующем. Со слов упомянутого в письме Эйхе Е.Г. Евдокимова фриновский показал, что правые уже к 1934 г. завербовали в свои ряды большое количество руководящих работников по всему Советскому Союзу. Более того. Что они планировали перейти к вербовкам членов партии и советских работников более низкого уровня, а также крестьян-колхозников с тем, чтобы взять под контроль ими же, правыми, спровоцированное в годы коллективизации повстанчество, дабы превратить его в организованное движение и использовать его при совершении государственного переворота в СССР[78]. Партократия стремилась любыми средствами помешать Сталину перейти к демократизации внутренней жизни СССР. Увы, эти негодяи во многом преуспели. И вот что еще любопытно. В своем письме Эйхе прямо назвал Ежова контрреволюционером, который, видите ли, погубил его. И хотя факт заговора Ежова совместно с первыми партийными секретарями ныне уже не вызывает сомнений — слишком много свидетельств, подтверждающих это, — такое заявление не помогло Эйхе. Он был расстрелян практически одновременно с Ежовым, в антигосударственном заговоре с которым он сам и состоял.
Ну а Никита Хрущев одним из самых первых реабилитировал именно Эйхе. Ворон ворону глаз не выклюет, говорят в таких случаях. Или — рука руку моет. Свалил всю вину на Берия, а Ежова выставил честным и невинным человеком. Ведь знал же, что Берия тут ни при чем!..
Миф № 22. Берия виновен в смерти Маршала Советского Союза В.К. Блюхера, которого приказал избивать и даже лично принимал участие в его избиении, в ходе которого прославленному маршалу вырвали глаз и пообещали вырвать второй, вследствие чего он скончался
Очередной бред взбесившейся сивой кобылы, пардон, злобных хулителей Лаврентия Павловича. Проще говоря, оголтелых фальсификаторов, не способных даже подумать хотя бы об элементарной проверке того, что они публикуют. К примеру, 1 декабря 1990 г. в «Лесной газете» — ну самое место для публикаций на важнейшие исторические темы — доктор исторических наук, профессор Ю. Краснов опубликовал по случаю столетия В.К. Блюхера статью под названием «Для него не было преград». Так вот, в этой статье содержится следующий пассаж: «…Судьба маршала очень трагична. Он был объявлен «врагом народа». Истязали его четверо следователей — по очереди и все вместе. Палачи вырвали у Блюхера глаз, положили на ладонь: «Будешь запираться, вырвем второй». Этот эпизод отражен в документах прокуратуры… Блюхер набросился на палача Берия, и был застрелен на месте. Так оборвалась жизнь кавалера четырех орденов Красного Знамени, героя штурма Перекопа, одного из первых маршалов».
В этой статье, и особенно в процитированном пассаже, все до единого слова гнусная ложь. Хотя бы потому, что документов прокуратуры, в которых якобы отражен описанный профессором эпизод, просто не существует в природе. И никогда не существовало. Но это всего лишь начало анализа.
Хрущев в своих мемуарах и вовсе ахинею написал: «Кто такой Блюхер. Блюхер — это герой Гражданской войны, военный самородок. Рабочий, слесарь, он во время Гражданской войны сформировался как крупнейший полководец. Он получил орден Красного Знамени № 1. Одно это говорит о том, кем был Блюхер. Блюхер как один из лучших советских военачальников, был послан в Китай советником. И вдруг его расстреляли. Нельзя говорить о Сталине и Блюхере и умалчивать о причинах гибели Блюхера». Таким враньем, пожалуй, и самому доктору Геббельсу можно бы утереть нос. На кой черт ему понадобилось врать о том, что Блюхера расстреляли, когда ему хорошо было известно, что маршал скончался в тюрьме во время следствия?! Увы, никогда не узнаем, зачем он солгал.
Теперь насчет «вдруг». Детальный анализ дела Блюхера не входит в планы автора, так как выйдет далеко за пределы темы настоящей книги. Однако один из наиболее важных моментов, показывающий, за что конкретно его взяли, приведем. В 1990 г. авторитетный «Военно-исторический журнал» в№ 1 (с. 79) опубликовал отрывки из воспоминаний последней жены Блюхера[79] — Глафиры Лукиничны Блюхер. Рассказывая о встрече в 1936 г. Блюхера с начальником Политуправления РККАЯ.Б. Гамарником (подельник Тухачевского по заговору, успел застрелиться до ареста), она прямо указала, что после этой встречи сам Василий Константинович ей «…рассказал, что с Гамарником (встреча состоялась на ст. Бочкарево-Чита) был продолжительный разговор, в котором Я.Б. Гамарник предложил Василию Константиновичу убрать меня как лицо подставное («Объявим ее замешанной в шпионаже, тем самым обелим вас… молодая жена…»). На что Василий Константинович ответил (привожу его слова дословно): «Она не только моя жена, но и мать моего ребенка, и пока я жив, ни один волос не упадет с ее головы»»[80]. При этом Глафира Лукинична отметила также, что после встречи с Гамарником в штабе ОКДВА Блюхер вернулся домой хмурым, очень озабоченным и даже не хотел провожать московского гостя. Затем все-таки пошел, чтобы объясниться. И опять вернулся домой сумрачным и долго молчал. А потом рассказал ей, что с Гамарником состоялся тяжелый разговор, суть которого изложена выше.