— А он двуликий, Александр Иваныч.
Дымба подал Трифонову портмоне.
— Я в этом не сомневался.
Общегражданский паспорт принадлежал Зибирову Шамилю Умаровичу, проживающему на улице Гоголя, дом девять. Загранпаспорт выписан на имя Эпштейна Марка Григорьевича. Визы Иордании и Израиля. И опять из паспорта выскочил листок, вырезанный из газеты. Портрет мужчины. В портмоне были водительские права и документы на машину.
— Ключи от машины лежали в кармане брюк?
— От машины нашлись, от квартиры нет.
Трифонов глянул на Куприянова:
— Возьми ключи, Семен, и спустись вниз. Машина должна стоять на набережной под окнами. Только без Васи не лезь. Убедись, что она там, и назад.
Трифонов присел на диван.
— Нуте-с, господа. И что мы имеем, кроме трупа?
— Есть визитная карточка с телефоном туроператора фирмы «Магда-тур». Возможно, господин Зибиров или Эпштейн, если судить по загранпаспорту, собрался уезжать в отпуск.
Трифонов взял визитку:
— Проверим. У меня к вам, ребята, такой вопрос. Могла ли женщина без помощи сообщника устроить весь этот вертеп?
Вопрос мог быть любым, тем более, если его задает Трифонов. Но тут оба, и Купченко, и Дымба, растерялись. Первым попытался ответить Дымба:
— Я уже давно ничему не удивляюсь, Александр Иваныч. Но мне трудно себе представить такую женщину. Не говоря уж о том, что вязать морские узлы — не женское дело. Может быть, у нее хватило бы сил поднять труп на руках и сунуть его в петлю, но устраивать драку с противником, вооруженным подсвечником, и выйти из нее победителем… Сомнительно.
— Я придерживаюсь того же мнения, — согласился Купченко. — Предположим, что наша героиня — чемпионка по карате, но это значения не имеет. На трупе нет следов насилия.
— И все же в петлю сунули труп. — Трифонов вздохнул. — А как быть со следом от укола? Открой окна, Вася, дышать нечем.
— А почему мы должны считать, будто убийца работал в одиночку или с сообщником? — резонно заметил Купченко. — Их могло быть больше.
— На «больше» отпечатков не хватает, — заметил Дымба, распахивая окно. — Старые протертые ковры не дают мне возможности сделать однозначные выводы, след от скольжения обуви есть только у стола. Вот почему я сделал вывод, что жертва при нанесении удара подсвечником поскользнулась и растянулась брюхом на полированной крышке, поцарапав ее пуговицами. Думаю, все проходило именно так.
Дверь открылась, вошли Куприянов, лейтенант Рогова и участковый.
— Александр Иваныч, соседи ничего не видели и не слышали, — доложила девушка. — Но я спустилась с Семеном вниз. Машина на месте. И вы знаете, в салоне еще остался очень слабый аромат тех же французских духов.
— Шерше ля фам! Ищите женщину! Какая банальность. — хлопнул себя по коленям Трифонов.
— Что будем делать, Александр Иваныч?
— Поедем на квартиру покойного Зибирова. Я, Рогова и Куприянов. Дымба остается здесь с участковым, Купченко сопровождает труп на вскрытие.
В квартиру попали случайно. На звонки дверь никто не открывал. Вызывать слесаря без санкции в час ночи было глупо. Искать участкового смысла не имело. Пришлось бы откладывать работу на утро, но выручила тонкая подошва туфелек Наташи Роговой. Она почувствовала какой-то твердый предмет под ногой, приподняла коврик, расстеленный перед дверью, и увидела связку ключей.
— Вот почему их не нашли в карманах повешенного, — деловито заметил Куприянов.
— Это не ключи, Семен, это след, — возразил Трифонов. — След, оставленный убийцей. Намеренно оставлен. Много ли людей ты знаешь в Питере, кто прячет свои ключи под ковриком?
— А если он положил ключи для человека, которого не смог дождаться? — спросила Рогова. — Для любимой девушки, например.
— Ключи оставил под ковриком какой-то молодой человек.
Все оглянулись. Дверь квартиры напротив была открытой. На пороге стояла немолодая женщина в махровом халате.
— Вы очень шумите.
Куприянов подошел к женщине и предъявил свое удостоверение:
— Мы из милиции. Ищем вашего соседа. Дело не терпит отлагательства.
— Я сама его сторожу уже несколько дней. Вот вышла на шум, думала, что вернулся Шамиль с компанией.
— Сторожите? Он вам нужен?
— Мне передали для него письмо. Сказали, будто срочное. Приносила какая-то девушка. Не застав его, позвонила в мою дверь и попросила передать конверт Шамилю. Отказать было неудобно.
— Письмо у вас?
— Да. Шамиль так и не появился.
— А что вы скажете о молодом человеке, который положил ключи под коврик?
— Я его видела часа через два после того, как мне оставили письмо. Мыла полы в коридоре, услышала, что дверь хлопнула. Посмотрела в глазок. Вижу, какой-то мужчина запирает дверь Шамиля. Потом нагнулся, положил ключи под коврик и ушел. Я не придала этому особого значения. Решила, что ключи молодому человеку доверил хозяин.
— Как он выглядел?
— Трудно сказать. У нас парадное темное, окошки грязные, маленькие. Высокий, худой, лет тридцати пяти. Ничего особенного, что может застрять в памяти.
— У него были какие-нибудь вещи? — спросил Трифонов.
— Нет, вещей не было. Папку он держал. Старая такая папочка, картонная, с тесемочками, для бумаг. Очень пухлая. Такие в архивах на полках хранят. И еще что меня удивило. Только сейчас поняла. В тот момент не успела осмыслить, а сейчас вспомнила. Молодой человек был в кожаных перчатках. Это летом-то. Может, больной?
— Мы попросим вас зайти с нами в квартиру Зибирова.
— Пожалуйста. Если это законно, конечно.
Ей не ответили.
Квартира ничего интересного собой не представляла, за исключением двух деталей. На письменном столе стояла очень большая резная шкатулка ручной работы, но она оказалась пустой. Вещь, занимающая столько места на рабочем столе, должна служить по своему назначению, а не быть украшением. Тем более, что стол был завален бумагами, книгами по археологии и искусству Древнего Востока. На столе стояла пустая рамка, без фотографии. Поиски каких-либо фотографий ни к чему не привели.
Соседка доверила сыщикам письмо, полученное для Зибирова. Куприянов оставил ей расписку.
— А кого-нибудь из друзей Зибирова вы знали? — спросил женщину Трифонов, когда они собрались уходить. — Может быть, у него девушка была?
— Друзей не знала. А девушку видела. Очень хорошенькая, но с детьми. Ее дети. Они ее мамой называли. Случайно получилось. Я была в Елисеевском, а они стояли в очереди, впереди человек на шесть-семь. Шамиль меня не видел, народу в магазине много было. Он ее Валей называл, а она его Мариком. Почему Мариком, не знаю, но Шамиль от всех скрывал, что он чеченец, может, поэтому. Сегодня имя Шамиль стало нарицательным. Хотя к Зибирову это никак не относится. Очень деликатный и воспитанный молодой человек.
— О чем они говорили?
— Не слышала. Отдельные слова. О какой-то пог ездке речь шла. Брали сухую колбасу, она в дороге не портится. Я решила, что они в отпуск собираются. Веселые, довольные, радостные. За руки держались. Я порадовалась. Порядочный парень, женщину с детьми берет. И чем чеченцы плохи? Нельзя же всех под одну гребенку стричь.
Сыщики поблагодарили соседку и ушли.
В машине Трифонов вскрыл письмо. Оно было написано на бланке агентства недвижимости «Феникс».
«Уважаемый Марк Григорьевич.
Доводим до Вашего сведения, что мы выполнили свои обязательства по договору. Ксерокопии документации сделаны в соответствии с вашей заявкой. Можете получить заказ в любой день с десяти до восемнадцати часов в агентстве. Оплата наличными через кассу агентства, согласно договоренности, за вычетом аванса, выплаченного ранее».
Далее шла неразборчивая подпись.
На конверте значился адрес и имя Шамиля Зибирова.
— Письмо написано Марку Эпштейну, — сказал Трифонов, — а адрес на конверте — Зибирова. Похоже, парень использовал второй паспорт не только для поездок за границу, но и знакомился с женщинами под именем Марк и еще занимался недвижимостью. Что же мы имеем? Повешены двое мужчин в разных местах. Оба по профессии археологи, связанные с Ближним Востоком, оба имеют поддельные паспорта на имена людей, погибших четыре года назад. Их убивали в квартирах профессоров, которые так же связаны с археологией. Связь очевидна. И в том, и в другом случае из домов повешенных исчезали какие-то документы, фотографии и видеоматериалы. Есть подозреваемый. Мужчина лет тридцати пяти, худощавого телосложения, высокий, разъезжающий на бежевых «Жигулях» пятой модели. Возможно, у него есть сообщница, тоже высокого роста, любящая духи, носит туфли тридцать седьмого размера.