Вздернутый на веревке покойник висел на суку ветвистого клена в самом центре дачного участка и портил своим ужасающим видом весь природный ландшафт. Посмотришь на такой пейзаж, и мурашки пробегают по телу. Ну никак повешенный не вписывался в тихое милое местечко: ровная выкошенная травка, уютная беседка, плетеные кресла и оригинальный столик для чаепития.

После серии снимков, сделанных фотографом, веревку обрезали, труп уложили на носилки и накрыли белой простыней.

Двухэтажная дача с верандой, террасой и солярием была метрах в двадцати от беседки. Постройка сталинских времен. Крепкая, надежная, просторная. Люди наблюдали за происходящим с крыльца. Чтобы не затоптали возможные следы, к беседке позволили подойти только экспертам и медикам.

Пожилой мужчина лет шестидесяти пяти в хулиганской кепчонке и поношенном твидовом пиджаке стоял в задумчивости, держа руки в карманах. Похожих зрелищ он повидал немало за тридцатилетнюю работу в прокуратуре, но каждый раз испытывал тревогу и негодование при виде смерти, будто сам повинен в преступлении.

— А может, он сам повесился? — спросил стоящий рядом с ним капитан.

— Вы участковый? — вопросом на вопрос ответил пожилой в кепочке.

— Семь лет на участке, Александр Иваныч, — кивнул капитан. — Ничего похожего у нас не случалось. Люди тут живут солидные, состоятельные, дачи на сезон не сдают, сами отдыхают.

— Спокойная у тебя служба. Наблюдательность замылилась. Покойник висит над землей в полутора метрах. До петли не допрыгнешь, и голову в нее не сунешь на лету. Голова не баскетбольный мяч, а петля не корзина.

— Это я понимаю. Стула под ногами нет, выбить из-под ног нечего. А если он залез на дерево, надел на шею петлю и спрыгнул вниз? Сук крепкий, веревка капроновая, хоть и тонкая. Почему нет?…

— Ты же сам все объяснил. Веревка при таком рывке ему шею, как ножом, срезала бы. А она лишь повредила кожу и ушла под жировые складки. Его вешали нежно, как хрустальный шар на елку. И похоже, он при этом не оказывал сопротивления.

— Находился в бессознательном состоянии?

— Скорее всего так, капитан. Гадать не будем, медики разберутся. Сейчас носилки вынесут с участка, пусть на труп глянут соседи. Может, кто-то знал этого человека или видел его раньше.

— Обязательно, Александр Иваныч.

— Где хозяин дачи?

— На террасе. Профессор Грановский Игорь Афанасьевич. Уважаемый ученый, вдовец.

— Хорошо. Я с ним поговорю.

Старик сидел за столом в полной растерянности и поглаживал скатерть, как любимого кота, тупо глядя на красное яблоко, лежащее на полу.

— Позвольте вас побеспокоить, — подал голос вошедший. — Я следователь из областной прокуратуры, моя фамилия Трифонов.

Грановский словно очнулся ото сна.

— Да, да, извините. — Он указал гостю на соседний стул.

Трифонов присел.

— Рассказывайте, Игорь Афанасьевич. Что будет непонятно, я спрошу.

— Я уезжал на два дня к дочери. У меня внук родился. Сегодня утром возвращаюсь и вижу чужую машину, стоящую возле калитки моего дома. Особого значения этому я не придал. Удивило другое: пес меня не встречает. Я его на привязи не держу, на улицу он не бегает. Собака умная. Немецкая овчарка. Хороший сторож, я даже калитку на замок не закрываю. У пса солидный вид, и чужой в сад не полезет. Клыков испугается. Захожу. Зову собаку: «Дик, Дик, где ты, Дик?» Тишина. Пошел к сараю, там у него кормушка. Мой пес лежит у миски дохлый. Вся еда, что я ему оставил, съедена. Дик чем-то отравился. Но я сам готовлю пищу и продукты покупаю свежие. Конечно, я страшно огорчился, до слез. Но что поделать. Погоревал, достал из сарая лопату, выкопал могилу на задах и решил взять из дома одеяло, чтобы завернуть умершего друга. Пошел по тропинке и у беседки наткнулся на повешенного. У меня чуть сердце из груди не выпрыгнуло. Сюрприз не из приятных. Как только пришел в себя, вызвал милицию. Вот и все, что я могу сказать.

— Повешенного вы не видели раньше?

— Нет. Точно нет.

— Когда вы вернулись, дом был заперт?

— Заперт. Но на террасе кто-то был.

— Почему вы так решили?

Профессор указал на яблоко, лежащее на полу.

— Я не покупаю яблоки, у меня свои растут. Но они еще не созрели. И потом, это не наш сорт. Из импортных. Трогать я его не стал. А так на террасе ничего не изменилось, все на своих местах. В дом не заходили.

Трифонов глянул на дверь, ведущую с террасы в дом

— Замок серьезный.

— Дело даже не в замке. Посмотрите на порожек. Если вы пойдете в дом, то наверняка на него наступите, а я его перешагиваю. Доска выскакивает. Руки все не доходят починить. Если вылетит, без сноровки ее быстро на место не поставишь.

— Значит, убийцы в дом не входили… Выбрали сад. Удобное местечко. С дороги не видно и никто не мешает. Многие знали о вашем отъезде к дочери?

— Все. Меня и в институте, и на работе поздравляли с рождением внука.

— Вы археолог?

— Совершенно верно. В университете преподаю историю Древнего Востока, а работаю в археологическом институте. Занимаюсь древнеарабской письменностью.

— Хорошо, спасибо. Яблочко пусть пока лежит. Его эксперты возьмут.

Трифонов вышел на крыльцо, где его ждала Наташа Рогова, полный мужчина лет пятидесяти в белом халате и молоденькая девушка в мундире лейтенанта юстиции, который ей совершенно не шел. Девушка подала Трифонову два паспорта.

— Гляньте, Александр Иваныч. Отпечатки уже сняли, можете смело брать в руки. В кармане покойника нашли.

Трифонов открыл один из паспортов, а девушка принялась тут же комментировать:

— Это загранпаспорт покойного. На первый взгляд — подлинный. Александр Наумович Маркин. Судя по штампам, довольно часто бывал в Иордании и Израиле.

— Маркин? — Трифонов прищурился. — Что-то очень знакомое.

— Я уже отправила запрос. Обратите внимание на второй паспорт. Этот же Маркин, если сравнивать фотографии, но данные другие. Он выписан на имя Карима Осиповича Рамазанова. Проживает в поселке Поспешено на севере области. Соседи видели труп. Никто этого человека не знает. Документы на машину, что стоит у калитки, и водительские права тоже выписаны на Рамазанова. И номера областные.

Трифонов пролистал второй паспорт. Из него выпал листок — вырезанный из газеты снимок мужчины. Подписи не было.

— А это что?

— Кто бы знал! С обратной стороны кусочек текста статьи, — деловым тоном продолжала Рогова. — Если очень постараться, можно определить, какая это газета.

— Мистика… Лицо мне знакомо. Есть над чем подумать.

— Надо кого-то послать в Поспешено.

— Не торопись, я сам туда съезжу. Что еще?

— В машине ничего интересного нет. Она не заперта. На рулевом колесе отпечатки. Сейчас Сергей Николаич осматривает дорогу. Народ из поселка сбежался, все затоптали.

— Что-то интересное нашел?

— Похоже на то, но он сам расскажет.

— А у тебя что, Ефим? — обратился Трифонов к мужчине в белом халате.

— Ничего особенного. Поеду в морг на вскрытие. Сейчас картинка не просматривается. Смерть наступила вчера. Около суток назад. От удушения язык должен был вспухнуть, а здесь…

— Повесили уже труп?

— Ты знаешь, Алексан Ваныч, я не люблю гадать. Потерпи до завтра.

— Вечером доложишь.

Ефим тяжело вздохнул и направился к калитке.

— Зачем вешать труп? — спросила Рогова.

— К виселице его волокли. От крыльца до клена идет примятая дорожка. Два следа, похожих на каблуки ботинок. Посмотри сама.

Они спустились с крыльца.

— Углубление от ног, пропахавших газон. Его тащили волоком к месту казни.

Девушка присела на корточки и покопалась в траве.