Дипломат долго молчал, потом кивнул головой.

— Мы работаем с этим делом около полугода, — продолжала Наташа. — И можем предположить, что вам выставили требование найти и вернуть в Россию больше сотни женщин, попавших в Иорданию незаконным путем без их на то согласия. Абу аль Фар Харим имел к этому делу самое непосредственное отношение. Вы сможете в этом убедиться, ознакомившись с материалами следствия.

Наташа передала переводчику портфель.

— Сейчас, — продолжала она, — речь идет о гласности. Вы должны нас правильно понять. Мы вовсе не хотим, чтобы разразился крупный скандал. А похитители Абу аль Фар Харима способны раздуть пожар, так как знают о преступном сговоре не меньше, чем следствие. В первую очередь они обратятся к зарубежным средствам массовой информации, на которые наше государство повлиять не сможет. Мы призываем вас к разумным действиям. Если вы сумеете выполнить требования похитителей, мы гарантируем вам возвращение Абу аль Фар Харима в целости и сохранности, а также ликвидацию банды, похитившей его. Это самый разумный выход из создавшегося положения, как бы ни странно он звучал в устах представителей правоохранительных структур. Грязная история с похищением русских женщин не должна стать достоянием мировой общественности. В этом, мы полагаем, наши интересы сходятся. Дальнейшая судьба Абу аль Фар Харима нас не интересует. Эти вопросы будут решать ваши судебные инстанции. Ведь вы наверняка получили адреса нелегальных притонов и лагерей, где содержат русских рабынь. Можете не отвечать, мы имеем представление о схеме преступного синдиката, и вряд ли иорданская полиция столкнется с трудностями при поиске женщин, указанных в списке. Все зависит от того, насколько вы сумеете убедить свое правительство в необходимости данной акции. Вот почему я стараюсь говорить с вами откровенно, прямо, не обхожу острые углы. Взвесьте на чаше весов два варианта, предложенных вам, и вы без труда поймете, что для сохранения лица вашего королевства, вам выгоднее пойти на сделку с похитителями, чем обнародовать ужасающие преступления, творящиеся в некоторых районах Иордании. Мы продолжим поиски Абу аль Фар Харима, вы приступайте к поискам женщин, указанных в списках. А лучше всего и остальных, не вошедших в этот перечень.

Наступила долгая пауза, потом консул встал и сказал по-русски:

— Я внимательно ознакомлюсь с материалами дела и доведу до сведения моего правительства все ваши пожелания. Надеюсь, мы придем к общему знаменателю.

Араб покинул помещение в сопровождении своего переводчика, держащего в руках портфель с документацией.

— Послушайте, Наталья Пална, о каких притонах и лагерях вы говорили? Я ничего о них не слышал, — удивленно спросил Колычев.

— Обычная ловушка, Геннадий Алексеич. Просто я нашла одну женщину, вернувшуюся из тех мест, и она мне многое рассказала. Но ее свидетельство в юридическом плане ничего не значит. А консул решил, что нам известно гораздо больше, чем он себе представлял.

— Ловко у вас это получилось. У араба даже веко левого глаза задергалось. Вы его серьезно напугали. Думаю, он уже сегодня вылетит в Иорданию на консультации. Вопрос в другом. Если он выполнит все условия, где мы возьмем Абу аль Фар Харима?

— Это не наш вопрос, Геннадий Алексеич. Харима им вернут те, кто его похитил. Здесь он никому не нужен, а вот иорданский король Харима не пощадит. С аэродрома его пригласят проехать прямо на эшафот. Такого скандала ему не простят.

— Так не годится. Выходит, банда преступников за нашей спиной сторгуется с чужим государством, а мы останемся в стороне.

— Уверяю вас, в нужный момент сдадут араба нам, а не отвезут его в посольство Иордании. Вы же в глубине души понимаете, что похитители — патриоты. Они не требуют денег, а хотят вернуть наших соотечественниц из плена и рабства. А посему сделка будет носить официальный характер. Когда женщин вернут в Россию, мы получим анонимный звонок, сообщающий, в каком подвале мы найдем заложника. Я не думаю, что нам надо терять время на поиски пленника. Сейчас перед нами стоят куда более сложные задачи.

— Поиски Зудова и Пекаревой? Согласен. Но как быть с «Волчицей», оставившей нам в наследство документацию?

— Вот за нее я переживаю, Геннадий Алексеич. Боюсь, что эта женщина наломает дров.

Колычев покачал головой:

— Вы же следователь, Наталья Пална. Как можно переживать за убийцу? Мы не на футбольном поле и не болельщики. Мы судьи, мы на страже закона.

— Конечно. Но я еще и женщина. На моих чувствах еще не выросли мозоли, как у Ксении Михалны Задориной. Очевидно, я не пригодна к такой работе.

— Глупости. Вы сделали больше, чем Трифонов и Задорина вместе взятые.

— У вас ко мне предвзятое отношение, уважаемый генерал. Думаю, что другие члены следственной группы с вами не согласятся.

— Естественно. С их-то амбициями. Тем не менее я остаюсь при своем мнении.

— Кажется, мы засиделись в чужом кабинете, Геннадий Алексеич. Не будем злоупотреблять гостеприимством.

Колычев оглянулся:

— Да. На мой кабинет этот зал не похож Там не хватает шелковых стен, золоченых канделябров и потолков с лепниной. Вернемся в свою скромную обитель.

Подъезжая к зданию на Лубянке, Куприянов продолжал рассуждать, а Трифонов молчаливо слушал.

— Этот парень для нас остается загадкой. Машина принадлежит Борису Самойлову. Но пробить мы его не можем. По базе данных он недоступен. Я договорился с гаишниками. Мы его тормознули. Обычная проверка документов. Вряд ли он мог что-либо заподозрить. Водительское удостоверение настоящее, выписано на Бориса Самойлова, машина его. Захожу в базу данных и получаю ответ: «Информация недоступна». Хоть ты убейся. Остается одно — поговорить вам с полковником из ФСБ. Самойлов их человек. Только на сверхсекретных ученых и сотрудников ФСБ мы не можем получить полных данных. На ученого напарник Наташи не похож. Слишком хитер и изворотлив. Один фокус с покупкой мобильника чего стоит. А на гебиста он смахивает.

— Хорошо, Семен, я попробую. Подождешь меня в машине.

Милиционеру показали удостоверение, и он отодвинул барьерную стойку, чтобы пропустить машину к центральному входу в печально известное серое здание.

Полковник Медведев встал из-за стола и вышел навстречу гостю.

— Рад познакомиться, Александр Иваныч. Много слышал о вас. Легендарная личность.

— Здравствуйте, Владимир Сергеич. Вам ли не знать, кто какая личность. Легендарными в наше время могут быть только литературные герои, а не живые люди.

Они устроились на кожаном диване, как старые приятели.

— Начну без вступления, Александр Иваныч. На Вайсберга мы ничего не накопали. Контрабанда бриллиантов — это все, что мы можем ему предъявить, но и здесь наша позиция слишком шаткая. При личном досмотре на таможне у Вайсберга найден бриллиант «Белый принц», принадлежащий семейству Кеннеди из Соединенных Штатов. Он не является достоянием России. Находится в розыске более двенадцати лет. Следы привели ФБР в Сицилию. Но там же они и оборвались. Сицилия — государство в государстве. Там живут по своим законам. Родина мафии, где и сейчас власти Италии бессильны. Если верить слухам, исходящим от черных маклеров, бриллиант находился в руках одного крупного дельца, мафиози и коллекционера уникальных камешков. Что-то с кем-то он не поделил, и его хотели убрать свои же сицилийцы. Парню удалось со своими сокровищами бежать на яхте, но яхта затонула вместе с хозяином и его добром. Если это так, то появление «Белого принца» в России — дело немыслимое. Мы провели обыск у Вайсебрга, но ничего не нашли.

— А что можно найти у человека, спасающегося бегством?! Скорее всего, он все свои средства вложил в этот бриллиант.

— Согласен. Камень переправить проще, чем мешки с валютой, если речь идет о миллионах.

— Вайсберг мог иметь такие деньги. Поездка в Израиль подтверждает эту версию. Там сотни фирм занимаются распилкой бриллиантов. Такой раритет он продать не смог бы, не оставив следов. Держать его при себе — все равно что спрятать на груди кобру. Да и риск, что его возьмут на таможне, был минимальным, с его диппаспортом. Надо к этому добавить, что здесь ему оставаться было нельзя. Группировка, к которой принадлежал Вайсберг, полностью истреблена. Его ждала та же участь.