Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Лошади оказались покладистыми, что облегчило задачу. До ущелья добрались без приключений, вбили крюки и привязали животных.

— А кто их будет кормить и поить? — спросил Дейкин.

— Кто же, как не мы, — ответил Трюкач.

— Может, и не придется, — сказал Улдис. — Обратно пойдем лесом. Я видел медвежьи следы у реки. Медведи отличные рыболовы, а тут полно форели.

— Как ты хочешь брать медведя? Его можно застрелить из карабина, но взять живым… — с сомнением заметил Дейкин.

— Подкатим к логову клетку, загонять будем рогатинами, — сказал Леший. — Пока довезем его до Белого города, он рассвирепеет всерьез. Бедный, Родя, я ему не завидую.

— Вообще-то я трюкач, а не циркач, — огрызнулся Чалый.

— Циркач тут ни при чем, Родион, — усмехнулся Кострулев. — Тебе предлагают роль гладиатора.

— Скорее тореадора, — поправил Леший. — Но ты же у нас талант, с любой ролью справишься. Чего стоит твой знаменитый полет над каньоном, когда ты прямиком угодил в золотую шахту вместо могилы. Уму не постижимо. Человек должен был разбиться в лепешку о стену, а перед ним открылась потайная дверца с сокровищами ценою в бюджет Советского Союза, никак не меньше.

В лагерь вернулись поздно. Дейкин нашел Журавлева на пеньке, где любила сидеть Лиза, и спросил:

— Вы видели здесь разведчиков, Матвей Макарыч?

— Пятерых. Они не разведчики, охотники. Арбалеты держали на прицеле, но не стреляли.

— Ждали Надине и опять ушли ни с чем. Мало того, без лошадей. Я думаю, их по головке не погладят.

— Странно. Почему люди всегда ждут, когда их погладят по головке? Практика показывает, что если тебя приласкали, значит, вот-вот окунут лицом в дерьмо.

Дейкин пожал плечами и ушел в свою землянку.

Важняк

В 43-м году мощнейший аппарат разделился на две части, и появилось две аббревиатуры — НКВД и НКГБ. Журавлев со своим управлением угодил в НКГБ, возглавляемый комиссаром госбезопасности первого ранга Меркуловым, который тут же вызвал его к себе.

— Меня очень беспокоит наша репутация, Матвей Макарыч. Разберите, пожалуйста, все дела, связанные с доносами на гражданских лиц, и переправьте их Лаврентию Палычу. Пусть его контора вычищает грязь, это внутриведомственные дела, а не государственные. Мы особисты, наше дело — фронт. Сейчас особенно. Через год мы будем у границ Западной Европы. Армия состоит на семьдесят процентов из крестьян, думаю, дальше вам объяснять не надо.

— Я ознакомлюсь с делами, но возьмет ли их Берия?

— А мы спрашивать не станем. Лаврентий Палыч в конторе не бывает, он из кабинета Сталина не вылезает. Член Комитета обороны. Они решают глобальные задачи. Пусть решают.

Именно тогда Журавлев вновь натолкнулся на фамилию Мазарук. История с золотыми украшениями всплыла в памяти с мельчайшими подробностями. Как-никак, но он просидел в одиночке в ожидании расстрела полтора года за свое рвение в поисках истины.

Перед ним лежало дело Анны Емельяновны Мазарук. Тоненькая папочка, всего две бумажки: донос и постановление «тройки», приговор — десять лет лишения свободы в лагерях строгого режима.

Дело закрыто, а следователи к нему и не прикасались, нет ни одного протокола допроса. Папку следовало переслать в тюрьму, и женщину с ближайшим этапом отправят по разнарядке в один из лагерей.

Журавлев взял «грязную бумажку», так он называл доносы, пробежал глазами и нашел главное:

«…человек, занимающий пост главного редактора газеты «Красное знамя», не может высказывать пораженческие идеи: «Немцы сильнее нас, у них больше танков и самолетов, солдаты имеют опыт войны в Европе». «Нам Гитлера не одолеть», «Сталин расстрелял всех полководцев, с кем он будет воевать против мощнейшей в мире военной машины?»

Дальше читать не имело смысла. Тут и одно слово тянуло на срок. Непонятно другое — кем написан донос. Подпись неразборчива, почерк ровный, аккуратный. Человек много пишет и старается, чтобы его читали не напрягаясь. Почему муж не вступился за арестованную? Впрочем, это было бесполезно, сам Молотов не сумел вступиться за свою жену.

Журавлев решил разобраться в деле Анны Мазарук. Он все еще не понимал, почему его, лучшего следователя, посадили в одиночку из-за какого-то прохвоста-грабителя.

Матвей Макарыч решил позвонить своему хорошему приятелю Деконозову. Владимир Георгиевич пришел в НКВД вместе с Берией и был назначен заместителем начальника Главного управления государственной безопасности НКВД. Опытный Журавлев был желанным консультантом новичка, он без Журавлева не решал ни одного вопроса. Они быстро подружились. Но сотрудничество длилось недолго. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 3 мая 1939 года наркомом иностранных дел назначили Молотова, а Деконозова сделали его заместителем. Он производил чистку наркоминдела и сейчас оставался серым кардиналом наравне с Вышинским.

Встреча состоялась поздно вечером в кабинете Деконозова.

— Рад видеть тебя, Матвей. Извини, что не пригласил домой, живу в кабинете. Вертушка может позвонить в любую секунду. Хозяин и по ночам не спит. Однако выпить и закусить у меня найдется.

Он выглянул из двери кабинета и сказал секретарю:

— Меня ни для кого нет.

Пили французский коньяк, закусывали сардинами в масле, вспоминали совместную работу.

— Скажи мне, Володя, — перешел к делу Журавлев, — после Литвинова ты основательно вычистил наркомат. Почему Степан Мазарук остался, да еще получил орден Ленина?

— Вот кто тебя интересует. Понятно. Значит, донос на его жену попал в твои руки. Я ему орден не давал, такие вопросы Хозяин решает. Вроде бы у Степана большие, хорошо налаженные связи с арабскими шейхами. Сейчас готовятся к Тегеранской конференции. Ты знаешь, что это такое — событие мирового значения. Он провел блестящую подготовительную работу в Иране, арабы гарантируют безопасность. Что касается его жены, то это обычная перестраховка. Мужика надо держать на крепком крючке. Хозяин не любит неожиданностей, все должно проходить гладко. Поклеп на жену он написал сам. На какое-то время ее изолируют, больше будет ценить свободу.

— Десять лет временной изоляции?

— Условно, Матвей. Дела сделают, и ее вернут. Так Хозяин держит своих в узде.

— А что будет с дочерью Мазарука? Она тоже попадет под каток?

— Дочка добровольно себя изолировала. Завербовалась на Колыму и сожительствует там с большим начальником. Она сама бросила родителей. Степан ее даже в анкетах не упоминает, — усмехнулся Деконозов.

— Как же вы о ней узнали? — спросил Журавлев.

— Перед арестом Анны, как полагается, провели обыск в доме и нашли ее письма к матери. Во всяком случае, дочку не пришлось арестовывать, она сама себя посадила. Мой помощник проверял достоверность данных. Зовут девчонку Лизой, служит на побегушках у Гридасовой, жены начальника Дальстроя, и помогает своему любовнику, подшивает дела.

— Можно ли доверять человеку, который пишет поклеп на свою жену?

Деконозов пожал плечами.

— А у него был выбор? Ты наивен, Матвей, с твоим-то опытом. Думаешь, шейхи очень любят Мазарука? Все не так просто. Он их еще до войны начал подкармливать. Они у него с рук едят. Знал бы ты, сколько он золота и изумрудов сплавил жиреющим арабам. И сейчас ездил с полным мешком золота. Только по официальным каналам эти мелочи и подношения никак не проходят. Не подмажешь, не поедешь. Зато как мы выглядим перед Рузвельтом и Черчиллем! Решили устроить встречу на нейтральной полосе? Ради Бога! Где хотите? Иран? Организуем в два счета. Американцев и англичан мы будем встречать в Тегеране, как хозяева. Вот что важно.

Журавлев понял, кто больше весит — он, следователь из НКВД, или международный аферист, устраивающий встречи глав государств в любой точке планеты. Одного он понять не мог. Кому адресовались драгоценности из ювелирторга на сумму свыше миллиона рублей?

Донос мужа на жену он переснял на пленку, сделал отпечаток в полный формат, пометил красным карандашом: «Колыма!» и снова приколол к делу.

43
{"b":"134447","o":1}