— Что со вторым пилотом и бортинженером?
— Тоже отдыхают. Нам и вас хватит.
Стюардесса поставила поднос на штурманский пульт и вышла.
Туманов перевел взгляд на главного.
— Язык не поворачивается называть тебя Махмудом.
— Тогда называй Гришей. Это мое настоящее имя. Рано или поздно его вычислят. Скорее, поздно, чем рано. Никто из нашей команды в розыске не числится, судимых нет, правда, документы фальшивые, но при нашем плане все это большого значения не имеет.
— А для меня имеет. На борту люди.
— Им ничего не грозит.
— Ты ведь блефуешь, парень. В Кабул вы не полетите. Это ты во время переговоров разыгрываешь из себя испуганного маньяка, но я-то вижу, что задумка ваша куда хитрее, чем вы ее хотите преподнести.
— А я и не сомневался в том, что ты умный мужик, Борис Евгеньевич. Только ты никому об этом не рассказывай. Репортеры своруют твою историю бесплатно. А так ты сможешь сам ее изложить в детективном романе. Сейчас ведь все, кому ни лень, пишут книги. Правда, мемуарная литература начинает перевешивать, так что сочиняй хронику. История «Летучего голландца в облаках». А в скобках: «Воспоминания очевидца». У тебя наверняка получится.
Заработала рация.
— «Калина» вызывает борт 14-69.
— Я 14-69, — ответил Туманов.
— Полковник Ершов на связи. Какова обстановка?
— Самолет выполняет заданный курс. На борту четверо террористов, среди них одна женщина. Общее число бандитов не установлено. Трое с автоматами в кабине пилота…
— Стоп! — рявкнул Махмуд-Григорий и прижал ствол автомата к животу командира. — Большего им знать не следует.
Он сдернул наушники с головы Туманова и надел на себя.
— Нехорошо, полковник, сплетничать за моей спиной. Зря ты подставляешь хорошего парня. Что он может знать? Ты спроси у меня, я тебе скажу. Тут никто секретов не имеет.
— Так вот, Махмуд, вам осталось лететь полтора часа. Деньги доставят не раньше чем через два с половиной часа. Тут я ничего сделать не могу…
— Ну хватит, полковник! Все, что ты скажешь, я уже знаю. Выиграть время я тебе не дам. Ты и так получил фору в два часа. Мы не будем ждать, пока вы закончите свои приготовления. Нет денег — нет заложников. Это твои проблемы. Условия прежние: топливо и коридор. Более получаса мы в Минводах стоять не будем. Готовь автозаправщики. Задумаешь штурмовать лайнер или блокировать взлетную полосу — я тебе буду по одному трупу в иллюминатор выбрасывать с интервалом в три минуты. Если через полчаса после посадки мы не взлетим, готовь черные мешки и цинковые гробы. На тридцать третьей минуте получишь первого покойничка. И учти: все лазейки в самолет заминированы. Ты сам его взорвешь и своих людей погубишь, если пойдешь в атаку. Твои возможности слишком ограничены, а у меня сотня мишеней для отстрела. Получишь салон весь в разбрызганных мозгах. Отмывать замучаешься. Так что хватит мудрить. Выполняй мои приказы — и волки будут сыты, и овцы целы. Даю тебе еще десять минут на размышление. Но помни: я умею дорожить временем и считать минуты. Конец связи. Полковник откинулся на спинку кресла.
— Что будем делать? — спросил Лоскутов. — Спецподразделение на пути. Три автобуса отборных ребят.
Ершов только взглянул на него, но ничего не ответил. Повернув голову к стоявшему справа Кравцову, тихо спросил:
— «Добро» дали?
— Дали, Константин Иваныч. Деньги уже в пути. Губернатор договорился с банком. Он сам вылетает к нам на вертолете из Ставрополя. Скоро будет здесь.
— Только бы не протрепался. У него язык длинный и голос звонкий. Нам его только здесь и не хватало. Словоблуд.
К столу подошел невысокий толстячок и положил перед полковником несколько листков.
— Факсы из Москвы и Питера. В Пулкове загрузилось сто тридцать четыре пассажира. Во Внукове сошли сорок шесть человек. На борт вошли девять. Всего девяносто семь. Плюс восемь человек экипажа. В самолете сто пять человек. Паспортные данные уточняются. УВД Москвы и Питера уже начали проверку.
— Не так много.
— Не сезон, Константин Иваныч. Март на дворе. Наши курорты в это время года особым вниманием не избалованы.
— Все, что могли, мы сделали. Но, боюсь, просчитались в главном. Все наши меры слишком запоздалые. Скорее всего, мы имеем дело с международными террористами и их действительно ждут в Кабуле. Деньги — это предлог. Они не отпустят заложников. Эти ребята везут на борту свой груз до пункта назначения.
— Я вот что подумал, — начал седовласый мужчина с погонами полковника милиции на плечах. — Почему они так рано о себе заявили? За два часа до прилета. Выкладывать свои карты заранее не имело смысла. Самолет и без того заправили бы. Согласно расписанию, он сегодня же вылетает обратно. Экипаж мог бы и не покидать лайнер, находясь под прицелом. Загрузили обратных пассажиров, закончили рулежку и перед взлетом объявили бы свои условия об изменении маршрута и потребовали бы предоставить им коридор. Могли сделать то же самое после взлета. В воздухе они недоступны, а пассажиры беспомощны.
— Ход ваших мыслей мне понятен, Дмитрий Николаич. Но тут есть риск. Кто-то из пассажиров мог бы заподозрить неладное или получить записку от стюардессы и, покинув самолет, принести сообщение куда следует. Видимо, они считают, что один экипаж и самолет недостаточно иметь в заложниках. А потом, где гарантии, что на обратный рейс в самолет вместо пассажиров не сядут наши люди? Тут ясно одно — рисковать они не могут.
— Вы говорили о ценном грузе, — вмешался лысеющий блондин с трехдневной небритостью на лице, — но мы ничего не знаем о грузе. Оружие? Вряд ли. Наркотики? Так их из Афгана в Россию везут, а не наоборот. А если они сопровождают какую-то очень важную персону, которая должна покинуть нашу страну в срочном порядке? Или того хуже: сами похитили важную птицу — ученого, политика, военного. А потом начнут нас шантажировать. Вполне возможно, что заказ получен из Кабула и по этой причине они не беспокоятся, что их собьют над Афганистаном.
Ершов глянул на говорившего.
— Представим себе такую картину, Лоскутов. И что мы получаем? А то, что у нас нет выбора. Ни на какие уступки они не пойдут. И деньги — это лишь отвлекающий маневр. А значит, мы предоставим им коридор и выпустим наш самолет с сотней наших сограждан в пасть дьяволу. Кроме как посредниками нас никак не назовешь. Тогда чего мы стоим и за что нам деньги платят? За пособничество террористам?
— А вам не кажется, что вы слишком увлеклись? — заметил полковник милиции. — Может, все это блеф и на борту самолета находится горстка вооруженной шпаны?
— Мы обязаны предполагать худшее, Дмитрий Николаич. А главное — мы обязаны предотвратить катастрофу. Прикиньте на секундочку, что этот Махмуд не блефует и начнет сбрасывать трупы с самолета каждые три минуты. Вы хотите, чтобы мировая общественность в очередной раз назвала нас варварами?
— Вы сами себе противоречите, Константин Иваныч. То вы говорите, что мы должны пресечь террор на корню, то заботитесь о мнении мировой общественности. Но двух решений быть не может.
— Это ты точно сказал, Дмитрий Николаевич. Решение может быть только одно. Но оно должно быть правильным. Сапер имеет право только на одну ошибку. Цена ей — жизнь. В данном случае — жизнь сотни человек.
— Дневная норма чеченской кампании. Мы уже привыкли к большим цифрам.
— Там воюют люди в погонах. Это их работа. Чем больше опыта, тем меньше смертей. Они сами за себя в ответе. А тут мы решаем, жить людям или нет. Они, сидя в креслах и разгадывая кроссворды, понятия не имеют, что мы здесь решаем: жить им, или какая-то сволочь вышибет им мозги автоматной очередью.
Коваленко взглянул на часы.
— Время связи, Константин Иваныч. Он предупредил, что умеет считать минуты.
— Что с деньгами?
— Будут здесь с минуты на минуту.
— «Калина» запрашивает борт 14-69.
— Я 14-69. Полет проходит в заданном режиме.
И вновь связь перехватил Махмуд.
— Слушаю тебя, полковник. Только переходи к сути. Мы с тобой не дипломаты.
