— Все так. Но я бизнесмен, Рома, и умею считать деньги. Иначе давно разорился бы. Ты знаешь, как нам достается каждая стодолларовая бумажка. Отдать сорок пять миллионов ворюге я не могу. Мы обязаны вернуть свои деньги.

— Сделаем все возможное. Только без трагедий. Эти деньги изначально были заложены в потери.

— Да. Но если бы эти деньги попали в руки властей, тогда понятно. Это другие объемы и обороты, и за все ответил бы только Артюхов. В этом случае дело дошло бы до президента. Раскрыта, мол, банда, работающая в мировых масштабах и дело органами закрыто. А мы им сунули подачку. Два, три, пять миллионов — цифра неубедительная. Она подачкой и выглядит. Могут не поверить.

— Не убедительно выглядит и банда из двоих рецидивистов. Они слишком далеки от производства фальшивок такого уровня. Вот что в первую очередь вызовет сомнение. Будут рыть глубже.

— И что ты предлагаешь?

— Пожертвовать еще двумя специалистами. Настоящими. Они пройдут как компаньоны Артюхова. У нас отличный штат, и потеря двух человек не скажется на работе. Есть такие люди на примете. Тяжело больные. Им врачи уже не нужны, а нам калеки в тягость. А мы в течение месяца восполним потери.

— Уверен в пользе затеи?

Хлебников раскраснелся. Он не мог себя сдерживать так, как это умел делать Пустовалов, и даже не заметил, как его дорогой галстук угодил в тарелку с фирменным борщом.

— Если начали играть по-крупному, то надо продолжать. Пока есть такая возможность.

— Что значит — пока?

— Пока следствие не передали прокуратуре и ФСБ. Сидя в тюрьме, Артюхов не может зарезать своих подельников. Значит, он их зарезал до ареста. Действовать надо быстро.

— Ты их убьешь?

— Из наших цехов люди живыми не выходят. Они погребены навечно, а на свет божий их выносят вперед ногами. Они слишком много знают.

— Черт с тобой, Роман! Делай, как знаешь. За безопасность цехов отвечаешь ты лично. Вот и отвечай.

Майор встал из-за стола.

— Жаль. Хороший был галстук, — сказал он, не глядя на Хлебникова.

 21 час 07 минут

Ершов вернулся в город с последним автобусом. Возле гостиницы на скамеечке его поджидала Ирина. «Совсем баба оборзела, — подумал он. — Уже в открытую светится на людях».

— Соскучилась? — спросил Ершов, подойдя к Ирине.

Выглядела она не лучшим образом — лицо опухло, глаза красные, волосы растрепаны.

— Что-то случилось?

— Васю взяли с коробкой долларов на кармане. Капитан сел рядом.

— Твой муженек приложил руку?

— Нет. Он из города не отлучался. Васю взяли у Рудни. Дурак! Ствол у него нашли, труп на нем висит.

— Он тебе говорил что-нибудь?

— Я его неделю не видела. Носа не показывал. Что-то разнюхал и решил в одиночку сработать.

— А если его подставили? Здесь люди ушлые работают. За неделю к ним не подкатишься. Это тебе не сберкассы чистить. Стратег хренов! Как ты узнала?

— Приходил к нам подполковник, пожилой. Дмитрий его Миронычем называл. Он и доверил вести дело мужу. У Васьки паспорт нашли, тот, что Митька ему сделал. Вот он и хотел Митьку огородить от неприятностей. Мол сам теперь кашу расхлебывай.

— Хорошо. Значит, Требухин может устроить тебе свидание с Васькой. Выйдешь на него сама и тогда узнаешь подробности. Сегодня утром Требухин меня отправил в Камышин для знакомства с начальством и кадровиками. Мироныча я там не видел. Это заместитель начальника управления Титов Виктор Миронович. Других Мироновичей в звании подполковника не существует. Но меня с ним не знакомили. Теперь ясно, почему его на месте не было.

— Делать-то что, Антон?

— Слезами тут не поможешь. Вася сядет, и на него навесят все грехи, как на гвоздик. Сам на рожон полез. А мы должны продолжать свою работу. Осторожную и кропотливую, а не кидаться грудью на амбразуру, подобно твоему взбалмошному хахалю. Я уверен, что его заманили в капкан. И конечно, Требухин тут ни при чем. Он связей с подпольным печатным станком не имеет, иначе не скупился бы и платил Ваське дань за тебя. А, видать, барышей у него нет. Много валюты взяли?

— Больше двух миллионов.

— Ясно. Васька сам не вышел бы на такую сумму. Его навели на бабки и выставили капкан.

— А убийство? Он же стрелял.

— Какой у него был пистолет?

— «Стечкин». Двадцатизарядный. У чеченцев купил.

— А те у какого-нибудь фээсбешника отняли. Такое оружие на рынке не купишь. Им спецподразделения пользуются. Зачем он ему?

Ирина всхлипнула.

— Так он из него никогда не стрелял. Вид просто внушительный. Хороший пугач. А на мокруху Васька не подпишется.

— За два миллиона? Брось. Дай ему «максим», он всех бы из пулемета перебил и за половину такой добычи. Но зачем ему фальшивки? Ответ один: он вышел на скупщиков. Как? Ума не приложу. Нам на эту задачу Нейман год дал, а он в считанные дни пронюхал. Тут что-то не так. Ладно. Иди домой и привыкай жить без Васьки. Но свидания с ним добейся. Блуждать в потемках мы не можем. Раз дело передали твоему мужу, значит, и меня к нему подключат. Как узнаю подробности, расскажу, а сейчас возьми себя в руки.

Ирина поднялась со скамейки и побрела по улице, опустив голову.

— Всучили мне напарничков! Чтоб им ни дна, ни покрышки, — злобно проворчал Ершов.

 18 сентября

 11 часов 05 минут

Защелкали затворы, раздался скрежет, и дверь камеры открылась. Через порог переступил солидный мужчина в дорогом костюме, пахнущий одеколоном. Весь «с иголочки».

Артюхову он не понравился. Странно, к нему в одиночку заходит только надзиратель, посторонних не пускают. Для этого есть отдельные помещения, где проводят свидания и ведут допросы.

— Здравствуйте, Василий Игоревич. Меня зовут Шаплер Феликс Аронович. Я буду защищать ваши интересы во время следствия и на суде. Можете взглянуть на мою визитную карточку.

Он сунул карточку в нос Артюхову. «Зачем ему что-то читать?» Но адвокат не убирал визитку. Артюхов прочел:

«Лев Леонидович Нейман. Мы тебя не оставим в беде!»

Адвокат убрал карточку и сел на табуретку.

— Есть жалобы? Как вас кормят?

— Не «Националь», конечно, но жить можно. Вопрос — на сколько лет эти условия мне предлагают.

— Часть обвинений мы снимем. Они несостоятельны. Главная помеха — ваши отпечатки пальцев на пистолете. Не хватает четырех гильз. Из вашего пистолета убиты три человека, а на рукоятке осталась кровь четвертого. Все гильзы найдены, трупы обследованы. Что называется, факт налицо. Нет мотивировки убийства. Хотелось бы вас выслушать. Я знаю, что вам давали свидание с некоей госпожой Потокиной Ириной Сергеевной, но мне она ничего интересного сообщить не могла.

— Так вот, Феликс Аронович. Пистолет не мой. Когда мне его попытались подсунуть менты, то я его схватил и выбросил. Вот вам и отпечатки. А потом из него можно было пристрелить кого угодно.

— Любопытная идея. Но существуют понятые и пострадавший.

— Он врет. Если бы я в него стрелял, то не промахнулся бы с расстояния в один метр. Тем более что Смурыгина я убил с приличного расстояния. Гильзу нашли, а где пуля? Можно ли из пистолета «стечкин» размозжить голову человека так, что его личность устанавливалась путем дактилоскопии? А потом появляются еще два трупа, но пули в их телах сохранились. Их нашли неподалеку от того места, где был обнаружен труп Смурыгина. Почему их сразу не нашли, а лишь через сутки? И еще. Оба полиграфисты высшей категории. Один из Питера, трудился на Гознаке, другой из Тулы. И вот что удивительно. Они пропали без вести два с половиной года назад, в те же дни, когда ушел от преследования Смурыгин. Пропали и все. И только теперь находят их трупы. Но два с половиной года назад я еще парился на наpax во Владимирском централе. Какая связь между нами? Я готов взять на себя две сберкассы в Питере. Там мои следы отчетливо пропечатались. А сюда я попал три месяца назад. Решил отсидеться. Запросите мое дело. Любой следователь подтвердит, что я никогда с мокрушниками ничего общего не имел. И что я мог не поделить с местными фальшивомонетчиками?