Из книги «Сказание о сотворении мира».

Автор Хилари Аурантин.

«Ангел был сотворен первым. Силу и могущество подобные своим вложил Творец в сие создание. И показал Творец ему свой замысел и открыл ему великую тайну, дабы не одному ею ведать. Но опечалился ангел, опустился на колени свои и молвил:

– Я знаю начало, я видел конец всего. Могу ли я как–то все это исправить?

Творец не ответил. Лишь перенес ангела на небеса и закрыл свой мир облаками, дабы не искушался ангел.

И создал Творец человека, по образу и подобию ангела, но не вложил он знаний в смертное тело, дабы не печалился человек и не стоял перед ним на коленях. Но каждый раз, обращая свой взор на небеса, человек с грустью смотрел на облака. И однажды молвил он:

– Я не знаю начала, я не знаю конца. Могу ли я это как–то исправить?

Творец не ответил. Лишь ангел спустился с небес и протянул свою руку:

– Я покажу тебе то, что видел я.

И показал ангел начало всего и рассказал о конце, но утаил о великой тайне, дабы не пытался человек все исправить.

И плакал человек и был безутешен, но продолжал жить, с завистью взирая на небо, ибо ангелы хранили великую тайну.

И множился род людской и расселялся по миру. Но хранилось молчание, ибо никто из них не знал об увиденном.

Долгие лета выпадали на жизнь человеческую, озаренные радостью и печалью в равных количествах. Но грустен был отец всех отцов, ибо тяготел он к великой тайне. И было у него четыре сына, и не желал он им судьбы показанной ангелом. Каждый день он молил небеса открыть ему тайну, дабы уберечь детей своих. Но лишь выше поднималось голубое небо.

И пришел к нему старший сын и склонил голову до самой земли:

– Я вижу лицо твое, я знаю тревожиться сердце и истощается жизнь. Могу ли я как–то это исправить?

Распростер объятия отец, узнав, в любимом сыне самого себя. И горестно стало ему, и промолчал отец, дабы не бередить душу отпрыска. Но упрям и усерден был старший сын. Каждый вечер он склонял голову перед родительским ложем, дабы узнать столь бережно хранимую тайну. Но молчал отец, хоть горько и плакал. И прошел день, и наступила ночь. Но с последним дыханьем слетели с губ отца заветные слова:

– Великая тайна хранится на небесах. Теперь я узнаю ее. Но уже не смогу все исправить.

И спустился прекрасный ангел и подал руку человеку. И вознеслись они к небесным чертогам, и никто не видел их больше.

И плакали сыновья человеческие, ибо отец их был первым ушедшим из мира. И безутешно молили вернуться:

– Каждому из нас придется уйти. Разве мы можем это исправить?

Лишь старший сын не проронил ни слова. Он возвел очи к бескрайнему небу, и решил узнать великую тайну…».

Ветхий домишко, раскачиваясь из стороны в сторону, добродушно поскрипывал. Лишь в одной комнате горел свет, в той, которая радушно приняла маленькую гостью и ожила при ее появлении. Хозяин дома грозил веселой светлице кулаком, как только та начинала шалить перед его внучкой. Девочка не замечала волшебства, она давно не видела дедушку, и все ее внимание было заключено лишь в этой седовласой персоне. Они разговаривали больше часа, но время, отведенное на их встречу быстро истекало.

– Что же делать, когда ничего не получается? – спросила у своего дедушки одиннадцатилетняя Катя.

– Ничего не делай! – улыбнулся тот в ответ.

– Как ничего?

– А так! Если что–то не получается, зачем тратить свое драгоценное время? Ты либо займись чем–нибудь другим, либо прекрати заниматься этим. Все очень просто!

– Просто? Разве? – удивилась девочка.

– Конечно. Однажды, в жизни каждого человека наступает момент тупика.

– Момент тупика? Это как?

– Это когда ты будишь заниматься, чем–то очень важным, а у тебя ничего не будет получаться.

— Ох! – Девочка всплеснула руками, – значит, в моей жизни наступил момент тупика.

Дедушка подошел к внучке и обнял ее. – Моя дорогая, ты мне, наконец, скажешь, что у тебя произошло?

Девочка отмахнулась. – В том–то и дело, деда, что ничего не произошло. Ничего не получается! Ну, ничегошеньки!

Старик заливисто захохотал, а после спросил:

– А ты в этом уверена?

– Конечно!

– А то, чем ты занимаешься, действительно тебе нужно?

Катя посмотрела в подозрительно хитрые глаза дедушки.

– Деда, в чем подвох?

– Подвох? – Наивно удивился тот. – А в чем подвох?

– Когда ты на меня так смотришь, значит, есть подвох. Либо ножка у стула сломана, либо каша скисла. Я ж тебя знаю…

— Катя, милая, я лишь задал вопрос.

– Значит вопрос с подвохом.

– Вся жизнь с подвохом.

– Особенно с таким дедом как ты, – улыбнулась Катя.

Дед снова рассмеялся. – Да, да, это точно. Особенно с таким дедом, – а успокоившись, спросил:

– И все таки, что там у тебя случилось?

– Не хочется тебе жаловаться, но тетка Лиза, к которой ты меня отправил жить, просто монстр. Она заставляет меня каждые утро и вечер чистить зубы, не разрешает локти на стол ставить. Заставляет носить платья. А если я приду чумазой! О–о–о, – Катя закатила глаза и запрокинула голову. Пыталась, как можно точнее показать реакцию ее тетушки. – Такого наслушаешься… знаешь, ты мог бы и получше мне родственницу найти.

– Пожалуй, не мог. Время поджимало.

– Что?

Старик отстранив от себя внучку, заговорил ровным тихим голосом:

– Я хочу сказать, что родственников не выбирают. Они такие, какие есть.

– Какая досада, – разочарованно всплеснула руками девочка. – Это же мне с вами всю жизнь мучиться.

Старик поднял густые брови. – Катюш, в жизни все так, как должно быть. И не бывает иначе.

– Как? – Удивилась девочка. – Хочешь сказать ничего нельзя исправить?

– О нет, моя дорогая, этого я тебе никогда не скажу. В нашей жизни можно многое.

– Тогда почему мне приходится жить с жуткой теткой и противным братом? А? Как я ни стараюсь, ну ни как не могу избавиться от этой семейки. И убегаю, и в суп червей подбрасываю.

– В суп червей! – Чуть ли не прокричал дедушка. – Я тебя недооценил.

– Эх, тогда припекло… вот я и разозлилась. А ты, не меняй тему, – прищурив миндалевидный глаз, произнесла Катя. – Почему ты оставил меня одну у монстра–тетки? Ты же ещё не уехал.

Глаза старика превратились в узкие щелочки. – Но в жизни всегда есть подвох. Тем более я не одну тебя оставил. Я же подарил тебе пса. Ты уже дала ему имя?

– Ага, – кивнула девочка, не заметив, как дедушка все же ушел от ответа. – Я назвала его волчонок

Дед сначала удивленно сморщился, а потом в очередной раз засмеялся. Надо сказать, этот старик всегда был весельчаком.

– Ты назвала волчонком огромного сторожевого пса?

– Ну, я же не виновата, что он такой огромный и сторожевой. Ты же подарил мне взрослую собаку. А я бы хотела щеночка. Мааааленького такого… – Катя широко улыбнулась, развернув к деду свои ладошки, попыталась обрисовать ими нужные размеры питомца. – Вот такого крошечку.

– Я хочу, что бы тебя кто–то оберегал, раз меня нет рядом. Щенок этого сделать не сможет, – но тут его что–то отвлекло, и доброе лицо старика стало менее игривым. – За тобой пришли.

В дверях стоял пухлый пожилой мужчина с пучком густых усов под носом.

– Катерина, идем? – произнес тот, приманивая к себе девочку. – Дедушке надо отдохнуть.

Катя повернулась к старику. – Деда, тебе надо отдохнуть?

Тот скользнул холодным взглядом по фигуре мужчины в залатанном плаще и тепло улыбнулся девочке.

– Нет, это отговорка, что бы забрать тебя поскорее.

Мужчина попробовал оправдаться:

— Ты же понимаешь. Я и так рискую…

– Знаю, знаю, – вздохнул дед.