- Барышня дома одна? - заворковал он. - Я от деревообделочной фирмы, интересуюсь участками. Но вы еще, как я погляжу, слишком молоденькая, чтобы толковать с вами о куплях-продажах.
- Я не знаю, - улыбнулась девчонка, - вот, платье себе глажу.
Конечно, конечно, какая молодая и красивая девушка не думает о нарядах!
В суд назавтра собираюсь, - без особой радости объяснила хозяйка.
Ну что ж, тогда не буду отнимать времени... Небось тоскливо вам тут одной?
Ага.
- Брось, - загудел с порога корчмарь, - я тебя знаю, бы стро утешишься.
Девчонка надула губы, казалось, вот-вот покажет корчмарю язык, но так и не отважилась.
Пан Мразек покровительственно улыбнулся.
- Такая молоденькая надолго одна не останется, верно? Ну гак мы пойдем. До свидания, барышня.
Когда они вышли, корчмарь сказал:
Придурковатая. Бабы давно поговаривают, что ее подкинули.
Кто же? - изумился пан Мразек. Кто! Полудница[ 33 ] либо еще кто.
А что, женщины у вас до сих пор верят в полудницу? засомневался пан Мразек.
А чего бы им не верить? Вот сходите к старой Деймке, она вам такого понарасскажет! - убежденно ответил корчмарь.
Ну, меня больше лес интересует, - засмеялся пан Мразек. Но на обратном пути все же спросил, где эта старая Деймка живет.
Вечер ему пришлось просидеть в корчме, за разговорами о лесе и о том убийстве, а поскольку наш агент по древесине уже обзавелся кучей знакомых, говорилось при нем иначе, чем при жандармах. В том что Бурда виноват, большинство сомневались. И тем не менее было ясно, что они ради него пальцем не пошевельнут - такая уж, мол, его планида.
А человек всяко может узнать про свою судьбу, хотя бы у водяных в заводях- те все видят, - либо дождаться полуночи на Висельном холме, а потом плюнуть трижды через левое плечо, после чего ему явится душа какого-нибудь висельника.
Пана Мразека, который верил лишь карточным гаданиям, все это не только изумляло, но и удручало. Главным образом оттого, что эти почтенные мужики, такие душевные здесь, в корчме, к судьбе своего ближнего относятся, в сущности, с жестоким равнодушием
Когда он потом возвращался лесом к станции и оглянулся на домик, в котором сегодня побывал, то готов был дать голову на отсечение, что крадущаяся от халупы фигура ему не примерещилась. А еще там мелькнуло что-то белое - может, женщина в рубахе, а может, раз уж здесь это в порядке вещей, какая-нибудь бесовка.
Пан Мразек повернул назад, но мужская фигура пустилась наутек и исчезла. Старому инспектору ничего не оставалось, как продолжить свой путь. Из-за поезда, конечно, а не из-за того, что у него вдруг по спине мурашки пробежали.
Второй день процесса выдался бурным, но молодой защитник растерянным себя не ощущал. Во-первых, был к этому готов, а во-вторых, ночью выслушал рапорт пана Мразека. В душе он даже ликовал: идея обратиться за помощью к старому инспектору оказалась верной. Во всяком случае, теперь он знает больше, чем обвинительная сторона. И что самое важное - может привлечь и других свидетелей. Если даже говорить они будут не очень убедительно, он вынудит их своими вопросами признать, что в виновности крестьянина Бурды они сомневаются. Любопытно: обвинение сегодня выставит свидетелем несовершеннолетнюю дочь убитой! Прокурор, конечно, сыграет на таком крупном козыре: плач над ребенком, едва переступившим школьный порог, затем последует плач над ребенком нерожденным... И тут не останется ничего другого, как присоединиться к прокурорским рыданиям, попри читать дуэтом, правда в некотором диссонансе, - его проклятия тоже падут на голову преступника, но не на ту, что сидит на плечах его подзащитного. Чья она на самом деле, молодой защитник не знал, да и не стремился узнать.
Да, это была арена, а на ней два быка, оба невидяще глядели перед собой, ничего вокруг и около не интересовало их. Одним из быков, прошу прощения, был пан прокурор, он опирался исключительно на дознания жандармерии, видел перед собой убийцу и считал своим служебным долгом добиться для него виселицы; вторым был молодой адвокат - тоже ослепленный, он видел в подсудимом невиновного, почитал за честь доказать это либо по крайности поставить под вопрос бесспорность обвинения. В игре участвовали также двенадцать скорбного вида мужчин, сегодня утром они заняли свои места в полной уверенности, что Бурда виновен, и от искусства защитника зависит, поколеблется ли в них завтра эта вера.
Пан Мразек с рассветом вернулся в село - хлопотать насчет леса, а главное, насчет кое-чего другого. Ясно, если Дубский предъявит суду дальнейших свидетелей из местных, с его миссией здесь будет покончено, сюда ему больше возврата нет. В его распоряжении совсем мало времени. Из всех сельчан пана Мразе-ка больше всего сейчас занимали двое: мужчина, который ночью крался из халупы несовершеннолетней сиротки, а еще та женщина, о которой упоминал корчмарь, - старая Деймка. Если она в селе слывет знахаркой, наверняка знает больше остальных.
Явиться к такой особе - дело непростое, и пан Мразек состроил на своем лице самую бесхитростную улыбку - из тех, в каких успел понатореть за долголетнюю полицейскую практику.
Пани Деймкову, как он учтиво ее отвеличал, рекомендовали ему многие из местного люда, щебетал пан Мразек. Докто ра, мол, ей в подметки не годятся, вот он и решил обратиться к ней за помощью. С годами стали ему досаждать сильные колики- страшная помеха в работе, - а те лекарства, которые ему дают доктора, ни черта не помогают. Еще его матушка говаривала, что от людских хворей единственное спасение - травы. Да где их в Праге взять, сами подумайте!
Бабка особой говорливостью не отличалась и вроде бы не горела желанием расширить свою клиентуру.
- Чего это вы все по селу вынюхиваете? Видала, так и шныряли тут вчерась!
Пан Мразек огляделся вокруг, как бы проверяя, действительно ли они здесь одни, и сказал:
- Паш Деймкова, я и вас мог бы водить за нос, что приехал сюда ради леса, но не стану этого делать, потому что женщина вы мудрая. Честно признаюсь, из полиции я. По поводу хозяина Бурды, на котором сейчас там внизу, в городе, медленно, но верно затягивается удавка. Дело не шутейное, уверяю вас! Вот я и хочу у вас разузнать, что вы обо все этом думаете... Коренья мне, само собой, тоже нужны, но отложим их на потом, ладно?
Бабка слабо усмехнулась, полезла в духовку, вытащила искусной работы жбанчик с кофеем, сразу заблагоухавшим во всех углах ее неприглядного темного обиталища, и подвинула к гостю миску со сладкими пирожками.
Попейте, да и подзакусите. Правильно сделали, что не соврали мне, - сказала она уже миролюбивей.
Вам я просто не осмелился, - признался без околичностей пан Мразек и с удовольствием стал пить кофе. Лишь отодвинув опустевший жбанчик, спросил: - А вы, пани Деймкова, верите, что это сделал Бурда?
Кто может заглянуть в людские сердца, золотой мой, ненаглядный! - вздохнула бабка. - А все ж навряд ли.
Небось испугался, что она ждет ребенка?
А вот и не угадал. Потому как Анна, уже когда была Пршимдовой, ходила со мной за кореньями, а они, знаете, в самом начале от этого избавляют. Но она хотела от него дитё, да и он вроде тоже, с женой-то у него детишек не было, а мужика это завсегда уедает.
Так ведь это же на суде главное доказательство - дескать, хотел от нее избавиться! - вскричал Мразек.
Старуха усмехнулась.
Ну, на суде, разве что там. Люди глупостью не обижены. Но в человека никто не заглянет, это уж точно.
Кроме водяных в заводях, - съехидничал пан Мразек.
Кто хочет водяных увидать, тот их увидит, почему бы и нет, там в заводях, пустым-пусто, всякие мысли человека одолевают в таком месте. Мало ли, может, явится ему настоящая правда в той тиши, у водяных.
