Вот от своей судьбы и уйдете, если докажете, что невиновны!

Да только как? - вздохнул мужик.

Адвокату оставалось лишь присоединиться к его вздоху. Он постучал в дверь, и она тотчас открылась.

Ну что, разбираться с убийцей - это вам не фунт изюму? - спросил надзиратель по дороге, заметив его растерянность.

Между нами говоря, пан надзиратель, - пробормотал защитник, - этот человек такой же убийца, как и мы с вами!

Вечером в ресторане адвокат Винш поздравил молодого коллегу с доставшимся ему перспективным делом. Вишну легко было так говорить, он специализировался по имущественному праву и с успехом защищал интересы местных финансовых учреждений и крупных фирм.

- Прославитесь, коллега, даже если результат будет не ахти какой, попомните мое слово, - умильно заверял он, вертя в толстых пальцах хрупкий бокал. - У меня в ушах уже так и громыхает голос прокурора Брабеца - дескать, злодей загубил две жизни, причем жизнь нерожденная еще драгоценней жизни человека зрелого; потом кстати упомянет: мол, не исключено, что преступник убил в ее чреве великого гения... Будьте к этому готовы, я его знаю, прет, как паровой каток, а тут такая прекрасная оказия, в зале суда у всех глаза будут на мокром месте. Разумеется, кроме ваших, коллега!

Адвокат Винш ехидно усмехнулся. Как тут молодому Дуб-скому было не впасть в уныние? Утром пришло письмо от достопочтенного дядюшки. Извещенный барышней Пригожей о свалившихся на них заботах, дядюшка набросал своему племяннику необычайно убедительную, по его мнению, речь. Пре-ступник-де с малолетства был существом болезненным, слабого ума, обрывал мухам лапки и крылышки и выкалывал птичкам глаза. Его отец, безнадежный алкоголик, свел в могилу свою жену. Убитая же была особой нравственно ущербной, вынашивая под сердцем плод греха, она пыталась приписать отцовство богатому крестьянину и выкачать из него денежки. Что ей и удавалось, поскольку, как уже было сказано, вышеупомянутый был человеком младенческого ума. Но однажды ночью, когда она в своих требованиях зашла столь далеко, что хоть продавай хозяйство с молотка, затравленный крестьянин грубо толкнул ее, отчего она потеряла равновесие и ударилась головой. Испуганный, в невменяемом состоянии, он спихнул свою любовницу в воду. Подсудимый глубоко раскаивается в содеянном и с доверием и благодарностью вручает свою судьбу в руки милосердных господ присяжных.

Выглядело все это довольно убедительно, но не соответствовало истине, а потому ничего, кроме раздражения, у молодого и неискушенного Дубского не вызвало.

Прекрасная речь, пан доктор, - сказала барышня Пригожая. - Ваш дядюшка мог бы мне напомнить о ней, отыскалась бы в бумагах, он уже однажды ее произносил, лет двадцать назад, на подобном же процессе, тогда жена убила своего мужа, который запил.

А я думал, забеременел, - прошипел пан доктор и вскочил с кресла. - Поймите же, ничего такого я произносить не буду, это у меня первое крупное дело, и врать я не намерен!

Тогда ума не приложу, как вам удастся защитить этого человека, - холодно отрезала барышня Пригожая. - Я просматривала протоколы, у вас как защитника нет ни малейшего шанса.

- А если он невиновен? Барышня улыбнулась:

- Такая мелочь присяжных вряд ли заинтересует. Ваш дядя частенько говаривал, что присяжная коллегия - женского рода, а потому он ее побаивается.

Во взгляде барышни скользнула тень какого-то смутного воспоминания, заставившего ее обиженно умолкнуть.

Молодой адвокат зажег настольную лампу и стал готовить речь. Продвигалась она со скрипом, он, конечно, собирался придать ей окончательный вид уже к концу разбирательства, не сомневаясь, что обвинение допустит какой-нибудь промах, которым защита не замедлит воспользоваться, а сейчас пытался лишь набросать основную концепцию. Время летело быстро, ночь клонилась к тусклому рассвету, а молодой защитник чувствовал, что не дается самое главное - нечем ему пронять присяжных. Но чем дольше листал он бумаги, тем больше убеждался, что нет смысла выгораживать безвинного человека, лучше всего открыть дело с другого, противоположного конца. Существовал ли еще некий человек, заинтересованный в гибели несчастной?

Что такое говорил Бурда о ее дочери? Может статься, в деревне знают об этом больше? Но как выспросить о чем-то людей, которые верят в гоготунов и которым является смерть? А когда наступило утро, доктор Дубский решился на довольно-таки отважный шаг. Нагрянь он в деревню самолично, вряд ли будет какой толк. Люди уже прознали, кто он, и станут держать язык за зубами. Тут нужно предпринять что-то другое. Это будет стоить денег, ну и пусть. Молодой адвокат готов был понести убытки, раз уж и так защищал бесплатно. Собственная честь дороже. Почту только открывали, когда он переступил ее порог и нетерпеливо потребовал телеграфный бланк.

К вечеру в городке объявился мужчина в солидном старомодном плаще и темном котелке. Это был полицейский инспектор в отставке, ныне владелец частного детективного бюро. Пан Мразек прибыл без своего чудо-пса, страдавшего уже тяжелой одышкой. Зато сам пан Мразек на здоровье пока не жаловался. Завидным своим терпением, приобретенным на службе в пражской "четверке", он успешно пользовался теперь при слежке за неверными супругами и сборе конфиденциальной информации для финансовой инспекции. Иногда занимался он также розысками нашедников, и все это в целом позволяло ему мириться со своим положением пенсионера.

- Пан инспектор, - торжественно объявил ему доктор в своей канцелярии, - у нас катастрофически мало времени. Вернее, его вовсе нет, процесс начинается завтра и, судя по всему, не затянется. Дело ясно как божий день. Вот, пожалуйста, ознакомьтесь с протоколами, а затем я скажу, что мне от вас нужно.

Пан Мразек, учтиво заметив, что никогда ничто не бывает поздно, погрузился в изучение обвинительного акта, а барышня Пригожая отправилась за пивом. Молодой адвокат тем временем впал в состояние полной прострации. Все это грозит позором, Бурду приговорят к смертной казни, а ему как защитнику больше никто ничего не доверит. Придется, прикидывал он, бросить дядюшкину контору, если сам достопочтенный дядюшка не выгонит его взашей, узнав, что самоуверенный племянник не воспользовался его речью, способной растопить сердца присяжных, а вместо этого легкомысленно попытался доказать невиновность подзащитного.

Пан Мразек сообщил, что с протоколами ознакомился.

- И что вы на это скажете?

- К вашему сведению, ничего. Пока что такой пасьянс складывается, скорей всего, в удавку.

Молодой человек хмуро кивнул.

- И больше ничего?

Вот разве что... Бывший мой шеф, полицейский советник Вацатко, всегда внушал нам не доверять ничему, что раскрыто жандармами. Если следовать его наказам, надо бы распутать клубок с другого конца.

Вот-вот, этот-то конец мне и нужен, пан инспектор. Жандармы шли, ни что же сумняшеся, по следам человека, у которого с нею была связь и от которого она забеременела. Но точно ли от него?

Точно здесь лишь то, что он был ее фактотум[ 32 ]. От него ли - это еще вопрос. Но тогда от кого?

- Именно потому мне и нужна ваша помощь. Понимаете, если туда, в деревню, заявлюсь я, люди будут сторониться меня как черт ладана, никому из городских они не доверяют, особенно жандармам, судейским и прочим подобным личностям. А я, как ни взгляни, из той же братии. Мне нужно, чтобы там побывал человек совсем посторонний, да еще умеющий к себе расположить. А уж вы-то умеете. Меня удручает, что прокурор привлек так мало свидетелей. У него нет никаких сомнений! Защита в таком же положении, с той лишь разницей, что просто не нашла никого, кто бы этому Бурде захотел помочь. Люди молчат. Его жена, которая выступает на моей стороне, имеет право отказаться от показаний. Еще, правда, в нашем распоряжении их работница, но это настоящая деревяшка, и кто знает, что она в судебной суматохе может под присягой нагородить. Пан Мразек неспешно набивал свою трубку.