А он как будто напуган, подумала Эл. Перед тем как лечь спать, она помедлила у двери Колетт (вторая спальня, отдельный душ). Она хотела бы сказать, иногда мне одиноко и — печально, но факт — мне нужно, чтобы рядом был кто-то живой. А Колетт живая? Ну, почти. Она ощутила разверзшуюся пропасть внутри, невосполнимую пустоту утраты, как если бы дверь в ее солнечном сплетении распахнулась в пустую комнату или на сцену, ждущую начала пьесы.

В день, когда Моррис заявил, что уходит, она немедленно принялась разносить потрясающую весть.

— Его отзывают, — сказала она. — Правда здорово?

Улыбка не сходила с ее лица. Она словно бурлила изнутри.

— О, просто чудесно, — согласилась Мэнди по телефону. — В смысле, это прекрасная новость для всех, Эл. Мерлин сказал, что у него лопнуло терпение, и Мерлен тоже. Твой Моррис отвратительно вел себя с ним, он ужасно расстроил меня в ночь похорон Ди. С тех пор я никак не могу отмыться. Что ж, полагаю, ты тоже?

— Как по-твоему, он не шутит? — засомневалась Эл, но Мэнди уверила ее, что нет.

— Настало его время, Эл. Его тянет к свету. Он не сможет устоять, клянусь. Пора ему вырваться из порочного круга преступлений и завязать с омерзительным поведением. Он пойдет вперед. Вот увидишь.

Колетт на кухне собиралась пить кофе без кофеина. Эл сказала ей, Моррис уходит. Его отзывают. Колетт выгнула брови и спросила:

— Кто отзывает?

— Не знаю, но он говорит, что поступил на курсы. Я посоветовалась с Мэнди, она считает, это значит, что он переходит на высший уровень.

Колетт барабанила пальцами и ждала, пока закипит чайник.

— Это значит, больше он не будет нас доставать?

— Он клянется, что уходит сегодня.

— Надеюсь, это курсы с предоставлением жилья?

— Думаю, да.

— И надолго он уходит? Он вернется?

— Понятия не имею. Но вряд ли он вернется в окрестности Уокинга. Духи обычно не возвращаются. Я никогда о подобном не слышала. Когда он приблизится к свету, он сможет… — Она озадаченно смолкла. — Сможет сделать то, что делают они все, — наконец сказала она. — Не знаю. Растаять. Испариться.

Чайник, щелкнув, выключился.

— А все эти люди, о которых он говорит, — Дин и остальная шайка-лейка на заднем сиденье нашей машины — они тоже растают?

— Насчет Дина не знаю. Он не кажется особо развитым. Но да, по-моему, именно Моррис привлекает их, а не я, так что уйдет он — уйдут и они все. Понимаешь, возможно, тому Моррису, что мы знали, пришел конец. Однажды это должно было случиться.

— И что дальше? Как это будет?

— Ну, это будет тихо. Мы сможем немного отдохнуть, я смогу спать по ночам.

— Отодвинься, пожалуйста, — попросила Колетт, — а то я холодильник не могу открыть. Ты ведь не отойдешь от дел, правда?

— Если я отойду от дел, на что я буду жить?

— Мне нужно только молоко. Спасибо. Но как же быть с духовным проводником?

— Другой появится со дня на день. Или твоего одолжу.

Колетт чуть не уронила пакет молока.

— Моего?

— Разве я тебе не сказала?

Колетт, похоже, была в ужасе.

— Но кто он?

— Не он, а она. Морин Харрисон, так ее зовут.

Колетт залила молоком всю псевдогранитную столешницу и тупо смотрела, как оно стекает на пол.

— Кто это? Я ее не знаю. Я не знаю никого с таким именем.

— А ты и не должна. Она умерла еще до твоего рождения. На самом деле я далеко не сразу нашла ее, но ее бедная старинная подружка без конца околачивалась вокруг и спрашивала насчет Морин. Так что я подумала, отчего бы не сделать доброе дело и не соединить их вновь. Ладно, я должна была тебе сказать! Должна была упомянуть об этом. Ну и что с того? Это ничего не меняет. Слушай, расслабься, она не причинит тебе вреда, она всего лишь одна из тех старушек, что вечно теряют пуговицы от кофт.

— А она может меня видеть? Она смотрит на меня сейчас?

— Морин, — ласково позвала Эл. — Ты здесь, милая?

В буфете звякнула чашка.

— Она там, — показала Эл.

— Она может видеть меня в спальне по ночам?

Элисон пересекла кухню и принялась вытирать разлитое молоко.

— Колетт, сядь, у тебя шок. Я налью тебе еще чашку.

Она снова вскипятила чайник. Но выхолощенный кофе не поможет справиться с шоком. Она стояла, глядя на пустой сад. Когда Моррис действительно уйдет, подумала она, надо будет выпить шампанского.

Колетт спросила, откуда Морин Харрисон родом, а когда Эл ответила, что откуда-то с севера, искренне удивилась, как будто заиметь духовного проводника из Аксбриджа было бы намного естественнее. Эл невольно заулыбалась. Подумай о хорошем, сказала она, внося кофе; она положила на блюдце несколько шоколадных печений, чтобы начать праздновать. Подумай о хорошем, ведь тебе мог достаться тибетский монах. Она представила перезвон храмовых колокольчиков в «Коллингвуде».

В гостиной было непривычно мирно. Она пристально уставилась на тюлевые занавески, но тело Морриса не выпирало из-под них и не валялось, распростертое, на полу. Никакого Айткенсайда, никакого Дина, никакого Цыгана. Она села.

— Ну вот и все, — сияя, сказала она. — Нас осталось двое.

Она услышала стон, скрип, металлический скрежет; хлопнула крышка почтового ящика — это ушел Моррис.

С наступлением нового тысячелетия дела пошли на спад. Никаких ошибок в бизнес-плане Колетт — проблема коснулась не только их. Коллеги звонили Эл, чтобы поплакаться. Словно их клиенты поставили любопытство на паузу, затаили дыхание. Новый век отметили на Адмирал-драйв фейерверками, осторожные отцы запускали их с незаселенных задних участков. Детскую площадку, идеальное место для праздников, отгородили и повесили таблички «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН».

В местной бесплатной газетенке написали, что там нашли горец японский.

— Это хорошо? — спросила Мишель через забор. — В смысле, его охраняют?

— Нет, он вроде бы ядовитый, — отозвалась Эл. Обеспокоенная, она направилась в дом. Надеюсь, я тут ни при чем, подумала она. Не помочился ли Моррис на травку, уходя из ее жизни?

Некоторые не верили в историю с горцем. Они говорили, что на площадке нашли неразорвавшуюся бомбу, наследие прошлой войны — интересно какой. Эван перегнулся через забор и спросил:

— Вы слышали о том парне из Нижнего Эрли, по дороге на Рединг? Живет в новом квартале наподобие нашего? Он заметил, что у него краска пошла пузырями. А в трубах полно черной жижи. Как-то раз он копался в огороде и вдруг видит, что-то извивается на лопате. Он подумал, черт, это еще что такое?

— И что это оказалось? — спросила Колетт. Иногда она находила Эвана очаровательным.

— Куча белых червяков, — ответил он. — А где белые червяки, там и радиация. Это единственное, что надо знать о белых червяках.

— И что он сделал?

— Позвонил в городской совет, — ответил Эван.

— На его месте я бы позвонила военным.

— Конечно, они заюлили. Отрицали все. Бедолага заколотил дом и уехал.

— Откуда там взялась радиация?

— Тайный подземный ядерный взрыв, — заявил Эван. — Это же очевидно.

Некоторые жители Адмирал-драйв позвонили в местный отдел охраны окружающей среды и спросили насчет детской площадки, но чиновники признались лишь в существовании некоего засора, утечки, загрязнения, природу которого они пока не готовы подтвердить. Они утверждали, что проблема с белыми червяками существует лишь в Рединге и что ни один червяк до Уокинга не добрался. Между тем дети оставались изгнанными из своего райского уголка. Они отчаянно ревели, глядя на качели и горку, и колотили по ограде. Матери оттаскивали малышей наверх, в свои «Фробишеры» и «Маунтбэттены», подальше от беды. Опасаясь падения цен на вторичное жилье, никто не хотел, чтобы пошли слухи. Народ забеспокоился, потихоньку началась миграция, необремененные потомством молодые пары пытали удачу на растущем рынке, и уже появились первые таблички «Продается».