«Патан смел, рассудителен, религиозен в меру своих возможностей, имеет острое чувство юмора и обожает спорт».

Каково бы ни было мнение хозяина об этом посетителе гостиницы, он не собирался высказывать его или преграждать путь человеку, поднимающемуся на второй этаж.

Патан вошел в спальню номер два без стука.

На кровати лежал иностранец — примерно такого он и ожидал увидеть. Это был человек, очевидно, более образованный, чем предполагала его внешность, с чертами лица, явно принадлежащими не индийцу и не афганцу.

По одежде, несомненно, подобранной обдуманно, его вполне можно было принять за туриста.

На столе лежали несколько холстов и ящик с красками. Это была старая проверенная уловка, чтобы беспрепятственно путешествовать по предгорьям Гималаев, а за словом «художник» могло скрываться множество других интересов.

Патан закрыл за собой дверь, и человек испуганно приподнялся на кровати.

Все было кончено очень быстро, и хозяин гостиницы, обеспокоенный тем, что постоялец долго не требует никакой еды, еще до наступления следующего утра вошел в его комнату и обнаружил того мертвым в постели — скончавшимся от «сердечного приступа» .

На его теле не было никаких признаков насилия, как не было нигде и следа патана, который определенно не спускался обратно по лестнице в холл.

Но ведь второй этаж низенького здания находился не очень высоко от земли!

Квинелла потом никак не могла припомнить, что она говорила гостям, которые приехали и были представлены ей капитаном Андерсеном.

Городок Наини-Таль, как она уже поняла, пользовался репутацией замечательного места для отдыха: засахаренные фрукты, подаваемые перед обедом, были великолепны, нравилось гостям и губернаторское вино.

Она переоделась к обеду как во сне, предоставив служанке самой выбрать платье и драгоценности, которые послушно позволила надеть на себя.

Она сидела за туалетным столиком, глядя невидящими глазами в зеркало. Перед ее мысленным взором стояло только лицо Рекса.

Он прикоснулся к ней сегодня губами, но, конечно же, это был лишь утешительный жест — так можно поцеловать ребенка.

Она хотела гораздо большего от его губ и от… него самого.

В гостиной она никак не могла сосредоточиться на теме разговора, а поскольку гости веселились и явно чувствовали себя непринужденно, она действовала совершенно автоматически и отвечала на вопросы так, как этого от нее ожидали.

Она пыталась заставить себя не смотреть поминутно на большие, бронзовые с позолотой часы, стоящие на каминной доске.

И почему это время движется так медленно!

Она знала, что ужин уже запаздывает на целых четверть часа, но хитмагары (Слуги-мужчины, прислуживающие за столом) в белых, красных и золотых одеждах продолжали наполнять бокалы.

Она не делала попыток встать и пригласить всех в столовую, где их уже ждал длинный стол, накрытый камчатной скатертью, с рядами сверкающих тарелок и салфетками, искусно уложенными в виде вееров или экзотических птиц.

«Рекс! Рекс!»

Это сердце Квинеллы отчаянно призывало его к себе.

Что там случилось? Почему он не возвращается?

И как она могла отпустить его, не зная, куда он отправился и что собирается делать?

На сердце у нее словно лежал тяжелый камень — он становился все больше и больше, пока наконец ей совсем нечем стало дышать. И вдруг хитмагар распахнул дверь, и Квинелла увидела его — одетого как обычно, при орденах и улыбающегося.

Все гости встали, приветствуя губернатора, — дамы сделали реверанс, а мужчины поклонились.

Квинелле показалось, что все огни вдруг ярко вспыхнули, подобно сигнальным ракетам в небе, и комната залилась ослепительным сиянием.

Глаза Рекса и Квинеллы встретились на мгновение, и она поняла, что все хорошо.

После того, как все гости были ему представлены, он подал ей руку, и они впереди всей процессии проследовали в столовую.

Хитмагары, по одному на каждого гостя, вытянулись в один ряд, отдавая честь, как это было принято в Доме правительства Северо-западных провинций.

Рекс ничего не сказал ей, но лишь на миг положил ладонь на ее руку, лежащую на сгибе его локтя, отчего она вся затрепетала.

После этого Квинелле стало казаться, что она или очень остроумно шутит или говорит необычайно умные вещи, потому что все, с кем бы она ни говорила, начинали смеяться.

После появления Рекса время как бы убыстрило свой бег, и когда вечер закончился, Квинелла подумала, хотя не могла припомнить ни единого слова из того, о чем там говорили, что это был, пожалуй, самый удачный званый обед.

Квинелла и Рекс бок о бок поднялись к себе на второй этаж в полном молчании, и только когда дошли до своих покоев, она быстро проговорила, боясь, что он может попрощаться с ней на ночь:

— Я должна… знать… вы должны… рассказать мне.

— Разрешите мне только снять свой наряд, — сказал он, — и я уверен, что вам тоже будет гораздо удобнее без своего парадного платья.

— Да… конечно, — согласилась она. Она пошла в свою комнату, а он в свою.

Служанка уже ждала ее. Уроженка Бенгалии, специально подобранная для нее в Калькутте, она обслуживала и других губернаторских жен и, как было записано в ее рекомендации, хорошо справлялась со своими обязанностями.

Она сняла с Квинеллы платье и драгоценности.

— Расчесать вам волосы, ваше превосходительство? — спросила она.

— Нет, сегодня не нужно, — ответила Квинелла. Служанка достала из гардероба халат из атласной ткани на подкладке — белый, отделанный кружевом и маленькими бантиками из голубого бархата. Квинелла надела его.

— Вы можете идти, Налини, — сказала она. — Я сегодня лягу позже.

Служанка выключила все светильники, кроме лампы у постели, и вышла из комнаты.

Квинелла опустилась на колени на белую пушистую меховую полость перед камином.

Поленья, сложенные высоким колодцем, начинали разгораться — пламя еще не охватило всю поленницу, но веселые и резвые огоньки уже пробивались на самый верх.

«По крайней мере в этой комнате уже никто не сможет спрятаться в камине», — подумала она.

Но сейчас ей уже совершенно не было страшно.

Она ждала. Ее сердце возбужденно колотилось в груди, а губы пересохли.

Открылась дверь, и вошел Рекс. На нем был длинный, типично английский халат, отделанный шнуром по воротнику и бортам, и это создавало впечатление, что он еще не успел переодеться.

Он направился к ней, и она быстро вскочила на ноги. Не дожидаясь, пока он подойдет, она спросила:

— У вас все… хорошо? Вы… не ранены? Он улыбнулся:

— Как видите — я вернулся к вам целый и невредимый, как и обещал.

— А тот… человек? Вы… нашли его?

— Да, я его нашел!

— И… что?

— Неужели это так важно? — спросил он. Она встретилась с ним глазами и уже не могла больше думать ни о чем, а только купалась в тепле его нежного, ласкового взгляда.

Он подошел к ней совсем близко.

— Вы спасли меня, Квинелла, и прежде всего я должен поблагодарить вас за это.

— Это случайность… чистая случайность, — сказала она. — Если бы я… не заблудилась… Если бы я… не услышала, как разговаривали… садовники…

— А разве не случайность, что мы встретились? — спросил Рекс. — Разве не случайность, что мы поженились и что вы, хоть я этого сначала и не осознавал, — именно та женщина, которую я искал всю жизнь?

Она смотрела на него широко открытыми глазами.

— Это… правда?

— Неужели вы думаете, что я смог бы сказать вам неправду так, чтобы вы бы этого не заметили?

Они молча посмотрели друг на друга. И Реке произнес:

— Нам нужно так много сказать друг другу, но сначала я хочу еще раз поблагодарить вас: не только за мое спасение, но и за слезы, которые увидел в ваших глазах, когда уходил.

Он сказал это очень мягким и проникновенным голосом, но в нем прорывалось какое-то более глубокое, сдерживаемое чувство, отчего Квинелла вдруг задрожала и опустила темные ресницы.