Пырван нетерпеливо ждал, когда я наконец выскажу свое мнение, уверенный, что оно совпадет с его собственным. Однако я разочаровал его:

– Приятный мужчина. Современный тип. И знает, как обращаться с капризной женщиной.

– Неужели вы это всерьез? Я как на него взгляну, так у меня все внутри переворачивается.

– Вполне возможно, хотя явно не все так считают…

– О, не обращайте на нее внимания. Она уже совсем докатилась… Раньше хоть алкоголичкой не была.

– А кое-чем похуже!

– Наверное, вы правы… Впрочем, почему бы ей и не быть замешанной в его аферы? Да от нее всего можно ожидать. Как вы думаете, может, мне за ней понаблюдать?

– Пожалуй, это будет нелишне. Насколько я понял, она не прочь с тобой помириться.

– Вы хотите сказать…

– Да. Если у нее все еще есть телефон, позвони ей, назначь свидание – в конце концов, мы ничего не теряем. Между прочим, она бывает дома у Половянского, знакома с хозяином его квартиры?

– Бывает, конечно. И раз уж она там ошивается с утра до ночи, то они просто не могут не знать друг друга.

– Вот и прекрасно!

Пырван посмотрел на меня, хотел было что-то сказать, но передумал. Он опустил глаза и начал играть коробком спичек.

– Я отнюдь не настаиваю, – предупредил его я. – Сам решай, нужно это или нет.

– Но раз я и так буду следить за Половянским, то не все ли равно?

– Тише! Они выходят…

Компания во главе с Половянским прошла мимо нас. Все выглядели оживленными и явно были в прекрасном настроении. Рестораны закрываются в три, так что они торопились. Деси шла последней, как я думаю, нарочно. Однако она не остановилась около нашего столика и даже не взглянула в нашу сторону. Пырван отнесся к этому вроде бы безучастно, но через минуту, когда уже ничто не привлекало его взгляда, он обернулся и произнес угрожающе:

– С каким удовольствием я свернул бы этому типу шею!

И знаете, что в этот момент пришло мне в голову? Дай бог, чтобы я ошибался! Так вот, я подумал, что Пырван отнял у угрозыска дело Половянского, чтобы лично отомстить своему недостойному сопернику и сделать все возможное, чтобы стены тюрьмы как можно скорее разлучили того с Десиславой. Нужно будет спросить его, давно ли ему стало известно об этой "любви": до того, как он взялся за этот случай или потом?

Такой уж я плохой человек! Вечно во всем сомневаюсь.

Первый заместитель начальника Управления пожелал узнать, каких результатов мы добились, и генерал обещал ему доложить.

– Пока что никаких. Что, так ему и сказать? – генерал взглянул на меня в надежде, что услышит от меня опровержение.

Я постарался как можно быстрее припомнить все, что мы сделали. И оказалось, что… ничего.

– Что же ты молчишь? У вас есть конкретные результаты или нет? Отвечай!

– Пока что…

– Ничего, да? – грубо перебил меня генерал, дав волю внезапной вспышке гнева. – Так я и знал! Вот как некоторые понимают мой призыв проявлять деликатность, действовать с оглядкой. Вот к чему может привести чрезмерное доверие и свобода действий. Нет, дорогой! Деликатность и свобода совсем не означают, что ты можешь сидеть сложа руки.

– Я не сидел сложа руки, – возразил я, – но к чему обманывать, отводить вам глаза? Пока что все у нас лишь в сфере предположений. Факты, которыми мы располагаем, таковы, что лучше их держать при себе.

– В таком случае можно по крайней мере сказать, что мы продвигаемся вперед?

– Скажите, что мы работаем.

– Гм, конечно, нам ведь платят именно за это!

И так далее в том же духе… До тех пор пока я окончательно не приду в себя и не осознаю, что такого разговора мы никогда не вели. Но в один прекрасный день он непременно состоится и, может быть, все будет куда хуже, чем в моем воображении.

Что же мне делать, чтобы избежать этого? Итак, я снова держу в руках свои "пять карт". Над их расшифровкой бьется масса народу, но результаты весьма плачевные – можно сказать, что мы так и не узнали ничего, кроме того, что нам уже было известно.

Стилиян Герджиков по-прежнему выкладывается на работе, вообще не заботясь о том, что нам это может показаться подозрительным и заставит нас вновь обратиться к бурным дням накануне Девятого сентября, когда он руководил подпольной студенческой группой, а впоследствии, когда суд вынес приговор, пострадал меньше всех.

Мартин Соколов все так же ведет бурную светскую жизнь и обхаживает своего влиятельного родственника, однако теперь уже по несколько иной причине – семейной. Жена застукала его с какой-то дамочкой и подала на развод. Кому же еще ее вразумить, как не ему? Нет никаких свидетельств тому, что он возобновил свои старые валютные махинации.

Веселин Бойков продолжает изводить своих сотрудников. Он по-прежнему болезненно вспыльчив; поссорился с братом, летчиком гражданской авиации, и с сестрой, продавщицей билетов в "Вагон-Ли Кук". Зато отношения с женой, которой он так завидовал, вопреки ожиданиям поправились, и они собираются в круиз по Средиземному морю, без детей. Пожелаем им счастливого пути!

Недялко Станиславов продолжает изучать законы физиологии – физиологии женщин и свою собственную. В том, что он настоящий мужчина, нет никакого сомнения, но нам такой мужчина не нужен. Мы ищем другого…

Остается пятая, последняя карта – Петр Чамурлийский. По сути дела, она и есть самая главная: равновесие уже нарушено. Я вытащил ее из колоды как козырь, который держу наготове. Однако я все еще не уверен, что это верный козырь, все еще подтруниваю над собой, мол, у кого на поводу пошел? Половянский, Десислава – в хорошенькую историю впутал меня мой борец. Теперь, что бы я ни делал, где бы ни находился, все время думаю об этой странной паре – Половянском и Чамурлийском. А на ваш упрек по поводу того, что употребляю словечки из лексикона постоянных клиентов кафе, отвечу, что делаю это в честь бывшего шулера Половянского. Пока что другой зацепки у меня нет, и надо как-то пережить и забыть то, что ее мне подсказал новичок. Такие вот дела.

Петр Чамурлийский. Я наткнулся на один не слишком интересный факт в его биографии. Мелкая подробность, скрытая под толщей лет. Я расскажу вам о ней, но сначала попрошу вас набраться терпения, – я хотел бы, чтобы вы выслушали, что натворил "наш человек" в квартире Чамурлийского. Вы помните, что мы с Пырваном поручили ему испортить какую-нибудь вещь, принадлежащую Чамурлийскому, чтобы узнать, какой будет реакция Половянского. "Наш человек" отлично справился со своей ролью гостя, который "перебрал" и которому внезапно стало плохо. Его отослали в ванную освежиться, а потом обнаружили, что он валяется на кровати Чамурлийского в другой комнате. Ты что здесь делаешь? – поднял шум Половянский, однако его крики ни в какое сравнение не шли с тем воем, который он поднял, увидев карманные часы хозяина на полу у кровати, с треснувшим стеклом и сломанным механизмом. Часы эти – дорогую семейную реликвию – Чамурлийский всегда держал на тумбочке у кровати. Они постоянно были у него перед глазами как память об отце, погибшем в фашистском застенке. Если они остановятся, со мной тоже кончено, любил шутить добряк-хозяин, всегда подчеркивая то, что таких часов – железнодорожных, которые идут секунда в секунду, – теперь уже не продают и не делают. Постепенно в чужой комнате собралась вся компания. "Железнодорожные" часы переходили из рук в руки, все восхищались тем, как основательно они сделаны, какой затейливый вензель украшает полированную поверхность внутренней крышки. "Тяжелые… словно из золота! Нет, серебряные".

Половянский не выгнал их из комнаты и как будто вообще не беспокоился, что хозяин квартиры может застать их на месте преступления. Он продолжал шуметь по поводу испорченных часов, но позволил своим гостям спокойно расхаживать по чужой комнате.

Пока что все хорошо и даже интересно. Но что же произошло дальше?

"Наш человек" заплетающимся языком заявил: "Много шуму из ничего. Я отнесу часики в мастерскую и завтра же верну их на прежнее место, хозяин даже и не заметит".