— Мне совсем ни.. к чему лишние люди на яхте, — отрезал маркиз. — Кроме того, когда мы уедем, ни один человек в Англии не будет знать, где я и кто меня сопровождает.

— Но в то же время… — горячо начал Джимми.

Маркиз остановил его жестом.

— С вашей сестрой будут обращаться…

Он хотел сказать — со всем уважением, но внезапно его взгляд упал на картину, стоящую за спиной у Николь.

— …Как если бы она была «Мадонной в беседке из роз»! — закончил маркиз.

Джимми хотел было возразить, что Николь не должна делать ничего, что может подвергнуть опасности ее репутацию, но потом нехотя, словно из него вытягивали слова, проговорил:

— Хорошо, милорд, я доверяю вам.

— Я вам ручаюсь, — ответил маркиз, — что у вас не будет никаких оснований изменить свое мнение на мой счет.

Николь понятия не имела, о чем они говорят.

Непонимающе озираясь, она сказала:

— Разумеется, если его светлость… желает, чтобы я с ним поехала… Я, конечно, поеду… И поскольку Джеймс будет… далеко, для меня это станет… захватывающим приключением…

Джимми сжал губы. Он без слов понял, что маркиз велит ему молчать — да, собственно, в такой ситуации все его возражения были бы бесполезны.

— Хорошо, милорд, — снова сказал он. — И когда вы хотите, чтобы я уехал?

— Завтра утром я сам уезжаю из замка, — ответил маркиз. — Вы и ваша сестра поедете со мной в Лондон.

Он помолчал и добавил:

— Несмотря на гостей, у нас много дел, которые мы не вправе отменять.

— Я понимаю, — сказал Джимми.

— Надеюсь, что так, — и позвольте мне повторить, потому что это важно: ни вы, сэр Джеймс, ни ваша сестра не должны никому говорить о том, куда вы едете и с кем. Вы понимаете? Никому!

Его голос стал резким.

— Если вы не станете молчать об этом, то и , я не стану молчать о том, что касается вас!

Это была явная угроза, и Джимми побледнел от гнева.

— Я обещаю, милорд, — быстро сказала Николь, — что мы будем очень осторожны и не сделаем ничего, что могло бы вам повредить. — Ее голос слегка задрожал. — И спасибо… Спасибо за то, что вы… не осудили Джимми! У меня… просто нет слов, чтобы выразить, как мы… благодарны вам!

Говоря это, она думала, что Джимми выглядит как раз очень неблагодарным:

Николь не могла понять, почему он поднял такой шум относительно поездки в Грецию.

Конечно, это не принято — ездить без компаньонки, но она была уверена, что в сложившейся ситуации маркиз собирается обращаться с ней даже не как с гостьей, а скорее как со служанкой.

Ей в отличие от любой другой леди, которую он мог бы с собой взять, можно отдавать распоряжения, и она вынуждена будет их выполнять.

— Ну что ж, теперь, когда мы все уладили, вы вольны возвращаться к гостям, — подвел итог маркиз. — Но помните: ни слова о том, что здесь обсуждалось, а когда мы будем уезжать завтра утром, у вас, сэр Джеймс, деловая встреча в Лондоне.

Джимми кивнул, и маркиз продолжал:

— А у меня — дело, отложить которое не представляется возможным.

— Мы не сделаем ошибки, милорд, — сказал Джимми, — и я постараюсь найти, для вас в Куско самые лучшие картины, которые станут украшением вашей новой галереи.

В голосе его звучали возбужденные нотки, и Николь понимала, как взволнован ее брат перспективой путешествия по местам, о которых она до сей поры даже не слышала.

Это было на другой стороне земного шара.

Впрочем, ей все еще с трудом верилось, что она тоже отправляется в путешествие.

Но что ни говори, а повидать мир куда лучше, чем сидеть в одиночестве в Кингз-Кип и тревожиться за Джимми.

Поднявшись наверх, чтобы переодеться, Николь вдруг сообразила, что привезла в Ридж слишком мало платьев для такой долгой поездки, и подумала, что за остальными придется послать домой.

Джеймс тоже собирался переодеться. Николь прошла через будуар к его спальне и, постучав, отворила дверь.

Она даже не успела открыть рот — едва завидев ее, Джимми быстро сказал:

— Я как раз думал, Николь, что поездка в Куско — это невероятно захватывающее путешествие! Наш отец, кстати, тоже говорил, что там полно прекрасных картин.

Он на мгновение замолчал, а потом продолжил:

— Один его друг видел их и говорил, что сейчас они в ужасном состоянии. После того, как иезуиты покинули эти края, до них никому нет никакого дела.

— У тебя впереди великолепное приключение, — улыбнулась Николь. — Но я уверена, что лишь благодаря моим молитвам маркиз решил ничего не сообщать тете Алисе.

— Тогда тебе лучше продолжать молиться, — чтобы по возвращении маркиз дал бы мне обещанные десять тысяч! — сказал Джимми и, помолчав, добавил: — Надеюсь, Баттер и Бесси будут хорошо заботиться о доме.

— Разумеется, — ответила Николь. — Кроме того, я не думаю, что это надолго. Если не случится ничего непредвиденного, маркиз вернется к королевским скачкам в Аскоте.

Глаза у Джимми загорелись:

— Ну конечно! Не сомневаюсь, он уверен, что его лошадь выиграет Золотой кубок.

— Тебе бы лучше послать Баттеру записку и, разумеется, некоторое количество денег, — напомнила Николь. — Можно отправить с ней грума и заодно попросить его привезти кое-какие из моих платьев.

Джимми улыбнулся.

— За своими планами его светлость напрочь забыл о такой мелочи! Конечно, тебе нужны платья — независимо от того, как они выглядят.

— Я думаю, что, раз мы с маркизом будем на яхте одни, это не важно, — сказала Николь. — Но если вдруг на борту окажутся его друзья, им покажется странным, когда я выйду к ним едва ли не в обносках!

Джимми забеспокоился.

— А что, они действительно такие ужасные?

— Хуже!

— Ладно, в конце концов, это его дело! — заметил Джимми. — Лучше пойду спрошу у него, могу ли я, не откладывая, отправить грума в Кингз-Кип. А ты составь для Бесси точный список-того, что она должна передать.

— Если я возьму много одежды, его светлости придется отправить в Кингз-Кип фургон.

— Почему бы нет? — спросил Джимми так, будто он сам как раз думал об этом. — В любой конюшне полно телег и фургонов.

Он закончил повязывать галстук и направился к двери.

— Предоставь это мне, Николь, — сказал он на прощание. — И я обещаю, что пошлю Баттеру достаточно денег, чтобы хватило по крайней мере на месяц.

Николь вернулась к себе в спальню, размышляя о том, что будет делать, когда, вернувшись в Кингз-Кип, обнаружит, что счет в банке пустой.

Потом она сказала себе, что должны остаться какие-то деньги от продажи того, что Джимми украл раньше. Николь надеялась лишь, что маркиз не станет выяснять эти детали.

В то время как брат с сестрой беспокоились по поводу своих личных дел, маркиз был озабочен своими.

Он с самого начала чувствовал, что не стоит брать с собой леди Сару, потому что она большая любительница сплетничать, а вчера вечером возникла еще одна причина для того, чтобы отказаться от ее общества.

Гости маркиза собрались идти спать.

Леди Кливленд сказала, что она очень утомлена и ее муж тоже.

Маркиз, вместо того чтобы идти к себе в спальню, направился в кабинет.

Поставив все три картины на диван, он снова принялся их рассматривать и, глядя на «Мадонну в беседке из роз», подумал, что это одна из наиболее замечательных картин, которые он когда-либо видел.

И хотя мадонна была ничуть не похожа на Николь, он почему-то вспомнил о ней.

Ему представилось, будто она сидит на троне, окруженном порхающими херувимами, и волосы ее увенчаны сияющим нимбом.

Когда маркиз наконец отправился спать, он вдруг осознал, что, хотя леди Сара ждет его, он не в настроении сейчас заниматься с ней любовью.

По тому, как многозначительно леди Сара сжала его пальцы, желая спокойной ночи, маркиз мог догадаться, что именно на это она надеется.

Весь вечер в ее глазах, на ее губах, в каждом ее движении или жесте он мог прочесть приглашение.

Это была репетиция того, с чего, как ему хорошо было известно, начинается пламенный любовный роман.