Шейный платок, правда, был довольно потертый, но зато Николь его выстирала и накрахмалила.

Повязывая платок, она долго возилась, прежде чем ей удалось хотя бы отчасти скрыть самые истрепанные места.

Шляпка, которую Николь взяла с собой, ничуть не напоминала те, что обычно надевают женщины, собираясь кататься верхом.

Не была она похожа и на те мужские шляпы, что были в моде несколько лет назад.

Это была высокая, очень симпатичная шляпка с легкой вуалью.

Такие носили, хотя Николь этого не знала, «красотки-наездницы» в Лондоне.

Это были женщины, которые объезжали лошадей в публичных конюшнях.

Блестящие наездницы, очень красивые, они попутно старались женить на себе богатых аристократов.

Впрочем, спеша по ступенькам вниз, Николь не слишком беспокоилась по поводу своей внешности.

В столовой она не увидела ни леди Кливленд, ни леди Сару.

Николь села рядом с Джимми, и в это время вошел маркиз.

— Доброе утро! — приветствовал он гостей, а потом обратился к Николь: — Сегодня вам лучше?

— Да, благодарю вас… — ответила она.

— Без вас вчера было скучновато, — заметил Вилли. — Зато ваш брат сумел основательно облегчить мои карманы.

Николь облегченно вздохнула: значит, Джимми не проиграл.

Потом она вспомнила о его сделке с маркизом и проговорила с напускной небрежностью:

— Это, должно быть, была его… удачная ночь!

— И нам повезло, что этим утром вы с нами, — галантно сказал Уильям. — Надеюсь только, что лошадь Блэйка не вздумает начать испытывать вас!

— Вряд ли, — отвечала Николь. Впрочем, лошадь, которую ей дали, оказалась хорошо обученной и очень послушной.

Зато Джимми попался норовистый жеребец, которым он не уставал восхищаться.

Маркиз сражался с конем, который делал все, что мог, чтобы сбросить с себя седока.

Это было древнее противостояние человека и зверя.

Николь казалось, что ни один мужчина не мог бы лучше маркиза держаться в седле.

Вслед за маркизом все поехали к скаковому кругу.

Четверо мужчин состязались друг с другом, а Николь наблюдала за ними.

Безусловным победителем был маркиз, Джимми пришел вторым.

По дороге домой маркиз заметил:

— Я вижу, в лошадях вы разбираетесь так же хорошо, как и в картинах.

— Хотел бы и я так думать, — ответил Джимми, — но мне редко выпадает удача сесть на такого прекрасного жеребца, как этот!

Услышав эти слова, Николь испугалась, не уйдет ли часть денег, полученных Джимми вчера, на покупку новых лошадей для Кингз-Кип.

У них были две, на которых они с Джимми иногда ездили верхом, но чаще запрягали в двуколку.

Разумеется, эти лошади значительно уступали лошадям маркиза.

«Нам бы хотя бы одного чистокровного жеребца, на котором я могла бы ездить, когда Джимми не будет дома», — мечтательно вздохнула Николь.

Словно угадав ее мысли, маркиз сказал:

— У меня такое чувство, мисс Танкомб, что вы немного завидуете.

— А как же! — ответила Николь. — У вас так много всего, а у нас — так мало!

— Но у вас есть Кингз-Кип! — возразил маркиз.

— Который очень прожорливое владение, — ответила Николь не задумываясь.

В ее голосе промелькнула нотка горечи, и маркиз внезапно понял, что она очень переживает.

Возможно, подумал он, ей пришлось многим пожертвовать ради дома, который столь дорог ее брату.

Надо сказать, маркиз был весьма проницателен, особенно когда находился «на задании».

Но никогда еще он так остро не чувствовал душу другого человека, как сейчас с Николь.

Глядя на нее, маркиз подумал, что она очень отличается от большинства женщин.

Во-первых, было совершенно очевидно, что она равнодушна к своей красоте.

Она явно даже не задумывалась, как прекрасно смотрятся ее белокурые волосы, выбившиеся из-под шляпки, на фоне темной амазонки и в сочетании с вороной мастью лошади.

Любая другая из тех, что знал маркиз, после скачки стала бы сразу укладывать волосы и поправлять амазонку.

Кроме того, другая непрестанно заигрывала бы с ним, флиртовала бы каждым словом и каждым взглядом, брошенным на него.

Николь же смотрела на дом, который возвышался перед ними, смотрела на озеро и на цветы, растущие по его берегам.

Словно удар, маркиза поразила внезапная мысль, что у нее сейчас точно такое же выражение, как у «Мадонны в беседке из роз».

«Если бы художник увидел ее сейчас, он захотел бы написать ее в такой же беседке из роз, — подумал он, — и, конечно, она тоже невинна».

Это была странная мысль, и маркиз это понимал.

Потом он задался вопросом, почему у Николь вчера был такой испуганный вид.

Почему она ушла из кабинета, сославшись на головную боль?

Почему она начала молиться «Мадонне в беседке из роз», как только ее брат поставил полотно перед ним?

У маркиза имелись на этот счет кое-какие соображения, и он был твердо намерен найти точный ответ.

Вернувшись в замок, маркиз направился в свой кабинет.

Он знал, что у него накопилось много писем, которые нужно подписать до отъезда.

Он заканчивал первую дюжину, когда вошел Гордон.

— Я как раз пытался сообразить. Гордон, откуда мне знакомо имя Жаклин де Бургонь, — проговорил маркиз.

Мистер Гордон задумался.

Маркиз действительно терялся в догадках, почему, когда Джеймс Танкомб показал ему картину Мабюзе, он сразу узнал ее.

Мистер Гордон все еще думал, и маркиз первым нарушил молчание:

— Ее портрет написал Мабюзе.

— А! Теперь я, кажется, припоминаю, милорд, — оживился Гордон. — Эта картина упоминается в корреспонденции вашего отца.

— Принесите ее, — распорядился маркиз.

Отец маркиза оставил после себя обширную корреспонденцию, представлявшую собой в основном переписку с другими коллекционерами живописи.

Маркиз хранил ее, чтобы можно было в любое время восстановить подробности той или иной сделки.

Сейчас в памяти у него всплыло одно имя — и имя это было связано с Мабюзе.

Возможно, в письмах его отца найдется какая-то информация. Маркиз снова занялся письмами.

Через несколько минут Гордон вернулся с большой папкой в руках.

Он положил ее перед маркизом со словами:

— Эта папка, милорд, содержит всю корреспонденцию, касающуюся художников от литеры «Л» до литеры «М».

— Благодарю.

Маркиз открыл папку и под заголовком «Мабюзе» увидел письмо лорда Хартли, адресованное его отцу.

Лорд Хартли писал:

В Уайте-клубе Вы говорили мне, что хотели бы приобрести для своей коллекции Мабюзе. Я сказал Вам, что, у меня есть портрет Жаклин де Бургонь его кисти. Я купил его у агента по продаже картин в Амстердаме, чье имя и адрес посылаю Вам на отдельном листе.

Уверен, Вы найдете его весьма надежным и заслуживающим доверия человеком. Именно этот агент способствовал мне в приобретении «Мадонны в беседке из роз» Лохнера, которая является одной из самых великолепных картин, какие я когда-либо видел.

Для меня было бы большим удовольствием показать Вам ее, если у Вас будет время посетить мой дом.

В конце письма маркиз заметил приписку, сделанную его отцом.

Почерк был такой ужасный, что ему пришлось повернуть письмо к окну, иначе ничего было не разобрать.

Там говорилось:

После смерти Хартли связался с его вдовой. Она наотрез отказалась продавать что-нибудь!

Маркиз отложил папку и сказал Гордону:

— Попросите сэра Джеймса Танкомба и его сестру зайти сюда.

Гордон отправился выполнять распоряжение, а маркиз еще раз перечитал письмо и приписку своего отца.

Очень скоро появились Джимми и Николь. Когда они вошли, маркиз обратил внимание, что Николь опять чем-то испугана. Он небрежно поднялся им навстречу:

— Не присядете ли? Мне хотелось бы кое-что с вами обсудить.

Джимми сел на стул, который стоял ближе всего к столу, а Николь — на другой, стоящий как раз напротив вчерашних картин, прислоненных к спинке дивана.