— Я понимаю: это рановато, — убеждал Гас, — но лучше, чтобы интервалы были непредсказуемыми. Ведь мы делаем это не для собственного удовольствия.

— Ладно…

— Хотелось бы мне посмотреть на их лица.

— Поэтому ты это все и затеял…

Чана уставилась на воющие клаксоны. Такого звука — режущего уши, постоянно повторяющегося «ууууу-ууууу» — ей еще никогда не приходилось слышать. Элегантный менуэт движущихся между столами официантов сменился совсем не элегантным, но очень быстрым бегом к выходу, однако часть из них все же бросилась помогать гостям. Массивные плиты, с шипением поднявшись из пола, загородили внешнюю стену, зажглось яркое освещение.

— НАРУШЕНИЕ ГЕРМЕТИЧНОСТИ КОРПУСА! — раздался грубый мужской голос. — ОБЪЯВЛЯЕТСЯ ВСЕОБЩАЯ ТРЕВОГА. ПЕРСОНАЛУ ЗАНЯТЬ СВОИ МЕСТА. ОСТАЛЬНЫМ ПРОСЛЕДОВАТЬ В ОТСЕКИ-УКРЫТИЯ.

Пэтси вскочила, недовольно глядя на свою тарелку, к которой едва притронулась.

— Проклятье! Такое дерьмо, и уже во второй раз! — Она с отвращением бросила салфетку на пол. — Симеон устраивает эти тревоги, как мальчишка наступает на муравейник, чтобы посмотреть, как разбегутся его жители.

— Симеон! — закричала Чанна.

— Да! — шум клаксонов вокруг них теперь сопровождался тусклым светом аварийных огней в прозрачных круглых плафонах.

— Это настоящая тревога или просто проверка?

— Прости меня, о мое дорогое «тело», но ты не имеешь доступа к этой информации. — В голосе мозга слышалась самодовольная усмешка.

— Так ты думаешь, я убегу от самого вкусного блюда в своей жизни только потому, что ты решил повеселиться? Придумал бы что-нибудь получше. Сейчас же прекрати все это!

Как только рев клаксонов резко оборвался, все в недоумении остановились, бесцельно переминаясь с ноги на ногу.

— Дай отбой, Симеон. Не оставлять же их стоять здесь соляными столбами.

— Проверка бдительности, — объявил Симеон женским голосом, который всегда использовал в этих целях. — Все могут возвратиться на свои места. Тревога была учебной.

— Мы еще поговорим об этом попозже, — заверила его Чанна ледяным тоном. — Объявлять тревогу слишком часто опасно, безответственно и обычно не приводит ни к чему хорошему.

«Ах, черт возьми, — устало подумал Симеон, — зачем я послушал тебя, Гас? Едва ли тебе понравилось выражение их лиц: ничего себе муравьишки. Я просто уверен — не понравилось. Теперь остается только гадать, что можно сделать, чтобы на следующей неделе она не устроила мне проверку всех систем».

Пэтси медленно села, уставившись расширенными от удивления глазами на вспыхнувшее лицо Чанны.

— Ты случайно не вскружила ему голову, а? — удивленно спросила она.

Чанна ответила ей хладнокровным взглядом:

— И что заставило тебя сделать такие выводы?

Пэтси покачала головой.

— Просто пришла такая мысль.

Чанна вздохнула, печально улыбнувшись:

— Ладно, по правде говоря, может быть, все дело в этом назначении. Знаешь, мне всегда хотелось работать на планете. Мне нравится чувствовать ветер в волосах и капли дождя на лице. Я обожаю плескаться в океане и ощущать твердую землю под ногами. А последние два года я вопреки своей воле провела в центре кампании, требовавшей для меня особого назначения. — Она с интересом посмотрела на Пэтси: — Ты когда-нибудь бывала в Сенегале?

Пэтси кивнула и с удовольствием улыбнулась, предавшись воспоминаниям:

— Бывала — не то слово. Я провела там свой первый медовый месяц. Просто незабываемое место! Прекрасные пляжи, теплый океан, повсюду цветы, а какая еда! Я бы с удовольствием пожила там… некоторое время. — Она вздохнула. — Ну, продолжай.

— Как несложно догадаться, конкуренция была невероятной. Я была одним из двенадцати претендентов, в число которых входила и Ита Секанд, менеджер города Кельты, — с ней мне потом довелось работать. Боже мой! Я бы все отдала за то, чтобы продолжать работать с ней. Она так остроумна, очаровательна, мудра. Мне казалось, что я смогу многому у нее научиться. В конце концов нас должно было остаться только двое: я и кто-то еще.

Она покачала головой.

— Я так и не узнала, кто был вторым кандидатом, но чувствовала, что сделать выбор будет очень сложно. И тут неожиданно, протянув сверх положенного срока целых двенадцать лет, Рейдон решает, что ему немедленно пора уходить в отставку! Плод был уже почти у меня в руках, но его выхватили так быстро, что на нем едва не остались следы моих ногтей. «Ты рождена и воспитана на станции», — заявили мне. «Это необыкновенно важная и почетная должность», — заверяли меня все в один голос. Бр-р-р-р! Пока чиновники вещали все это, я не могла вставить ни единого слова.

Пэтси посмотрела на огорченное лицо Чанны.

— Естественно, это сплошное вранье. Но вместо того, чтобы еще больше накручивать себя, отнесись к этому как к повышению квалификации. А возможно, ты хоть столько переймешь и у Симеона. — Ухмыльнувшись, она вытянула руку, в которой между большим и указательным пальцем был зажат микрометр. — Ну, а может быть, это хорошо и для него. Да, я искренне считаю, — Пэтси положила руку на грудь, — что мы обязаны компенсировать все, что мог дать тебе Сенегал. Я хочу сказать: Сенегал никогда не забудет тот, кто там побывал, ведь так? А станция вполне могла оказаться просто огромным устаревшим заводом с не самыми подходящими людьми, занимающими ведущие посты. Тебе не надо учиться у Иты Секанд мудрости и остроумию, ты уже обладаешь ими. А нам надо, чтобы все здесь было в порядке, мисс Хэп, — я не шучу.

То красневшая, то бледневшая Чанна отпила глоток вина, чтобы скрыть свое смущение.

— Спасибо тебе. Ну и задачу ты передо мной поставила, — пробормотала она и сменила тему разговора: — Кто тот крупный приятный мужчина с седыми волосами, с которым ты говорила прошлым вечером? Я почему-то никогда не встречала его раньше.

— Флориан Гаски?

— Флориан?

— Мы зовем его Гас.[10]

— О да, и я понимаю почему.

Пэтси почти по-детски улыбнулась.

— Он классный парень — отставной офицер Флота, великолепный навигатор. А какие у него истории… Я имею в виду, может рассказать такое… О да!

— Могу представить темы его разговоров, — заметила Чанна, ухмыльнувшись.

— Он совсем не такой, каким показался тебе с первого взгляда, — искренне заверила ее Пэтси. — Хоть я и люблю его подкалывать. Мне просто нравится слушать его рассказы. В детстве я мечтала заниматься тем, чем он занимается. Знаешь, вступить во Флот и бороздить Вселенную из конца в конец, как непобедимые герои голографических фильмов. — Она вздохнула. — Но теперь я живу здесь и занимаюсь только тем, что пасу одноклеточные водоросли.

— Пасешь одноклеточные водоросли? — изумленно переспросила Чанна. — Разве их надо пасти?

— Ну, ты поняла, что я хотела сказать. Вместо того чтобы участвовать в приключениях, я наблюдаю за этими цистернами с бурлящей массой. Можешь представить, как меня это вдохновляет. — Она вздохнула. — Иногда мне хочется, чтобы здесь произошла настоящая катастрофа. Что-то из ряда вон выходящее.

Чанна серьезно посмотрела на нее.

— Поосторожнее со своими желаниями, — сказала она. — Иногда они сбываются.

Чанна что-то напевала, страшно фальшивя, когда заполняла документы на усыновление, и при этом выглядела необыкновенно довольной и спокойной. Эти звуки страшно раздражали Симеона. По правде говоря, он мог «покинуть» этот район, отключив свои чувства, что и сделал. Но настойчиво возвращался сюда вновь и вновь, словно блуждал по замкнутому кругу, доходя до белого каления, а потом заходил снова, чтобы проверить, не изменилось ли хоть что-то.

Наконец он сказал:

— Кажется, ты счастлива. — «Счастливая Хэп[11]. Могу поспорить: это страшно выведет ее из себя».

— Я люблю заполнять бланки, — ответила она. — И чем они сложнее, тем лучше.