Он сунул записку в свою кожаную сумку и угрожающе навис над Джинни.

– Но в ней не говорится, – негромко продолжил Дункан, – по какой причине тебе потребовалось ехать за мной и зону военных действий.

– Послушай, – деревянным голосом произнесла Джинни, – я нахожусь здесь не из-за мимолетного каприза. Я приехала, потому что люблю тебя и не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Прости, если мое появление так тебя рассердило, но заверяю, никакая опасность мне не угрожает. Меня сопровождают полдюжины стражников.

– Да что ты говоришь? – Дункан больше не мог сдерживать ярость. – Ты понимаешь, что в каких-то трех жалких милях отсюда стоят лагерем пятнадцать тысяч человек, готовых к сражению? – Он содрогнулся. Интересно, а что она наплела своим стражникам, чтобы они привезли ее сюда?

Джинни свела брови, неуверенно глядя на него.

– Отсюда до Стратбоги день езды…

– Хантли уже не в Стратбоги, он в Охиндоне.

Джинни побледнела и закусила губу, Дункан пытался разобраться в чувствах, бушевавших у него в душе с момента, когда он прочитал ее записку. Он с преувеличенным терпением вздохнул.

– Так зачем ты здесь, Джинни?

Девушка встала и повернулась к окну, выпрямив спину и упершись дрожащими руками в тонкую талию.

– Нам нужно бежать прямо сейчас. Через несколько дней будет уже поздно.

Дункан стиснул зубы.

– И для этого ты примчалась сюда? – Он помолчал, просто не в силах поверить, что девушка поступила так неосмотрительно.

Джинни всматривалась в его лицо, в глазах ее закипали слезы.

– Пожалуйста. Прошу тебя, поверь мне.

– Почему? Потому что у тебя дурное предчувствие? Я тебе верю, но ты просишь о невозможном. Я вернусь, как и обещал, через несколько дней…

– Да как ты не понимаешь? – отчаянно вскричала Джинни. – Тогда будет слишком поздно! Мы должны бежать сейчас!

Похоже, ее страх усиливался, становился безрассудным.

– За этим кроется что-то еще, Джинни? Какая-то другая причина?

– Нет, – возразила она, решительно замотав головой. Слишком решительно. Дункан пристально посмотрел на нее, гадая, не скрывает ли она что-то…

Нет. Он вспомнил, какой испуганной она была, когда он уезжал. Здесь нет ничего, кроме страха юной девушки потерять любимого. Ему казалось, что она уяснила: он идет сражаться, но, похоже, ничего не поняла. Война – мужское дело! А удел женщин – ждать любимых.

Дункан расцепил ее руки, обнимавшие его за шею, и отодвинул Джинни от себя.

– Возвращайся домой. Я.приеду, когда сражение окончится.

– Нет! Ты должен меня выслушать! – Джинни вцепилась ему в руку и крепко ее сжала. – Случится что-то ужасное, и я не хочу, чтобы ты оказался замешан. – Ее голос наполнялся отчаянием. – Пожалуйста, если ты меня любишь. – По щекам девушки поползли слезы.

Страх, паника и отчаяние слились в последнюю попытку заставить его понять то, что она не могла объяснить: если он уйдет сейчас, то может никогда не вернуться.

– Дункан, подожди, ты не можешь уйти. Я…

«Боже милостивый, что я такое говорю?! Как же заставить его понять, не предав при этом отца и не подвергнув опасности его жизнь и жизни остальных членов клана?»

Для нее ровным счетом ничего не значил религиозный спор между Хантли и королем. Это была какая-то схоластика. Единственное, что имело значение, – двое мужчин, стоявших по разные стороны баррикад. Как ей защитить их обоих?

Расскажи она Дункану о том, что подслушала, он сочтет своим долгом сообщить своему кузену об измене ее отца. Уж настолько она его знала. Дункан не будет стоять в стороне и не допустит, чтобы виновные остались безнаказанными. Человек такой честности и достоинства, как Дункан, не скажет, что предательство ее отца заслуживает милосердия. Дункан поступит по справедливости, и не важно, чего это будет стоить ему лично.

Но если она ничего не скажет Дункану и не сумеет его удержать, из-за предательства отца жизнь Дункана подвергнется серьезной опасности.

Она оказалась в очень сложном положений, разрываясь между двумя любимыми мужчинами. Так или иначе, она проиграет.

Дункан оглянулся. Его красивое лицо было полно холодной решимости.

– Я должен идти, Джинни. Ты все усложняешь… Джинни подбежала к Дункану и положила ладонь ему на руку. По лицу текли горячие слезы страха и отчаяния. Джинни посмотрела на него, вложив в этот взгляд всю свою любовь.

– Прошу тебя! Ты не можешь покинуть меня так легко! Не зная, что еще сделать, Джинни метнулась вперед и встала между Дунканом и дверью.

Она прильнула к его затянутой в доспехи груди, но Дункан не смотрел на нее. Лицо у него было каменным и непроницаемым, и волнение выдавала только жилка, дергавшаяся на щеке.

– Пожалуйста, не сердись на меня, – умоляла Джинни. Ее душили слезы. – Я понимаю, ты думаешь, что я дурочка, и с моей стороны было глупо приезжать сюда. Я могу объяснить. – Грудь ее высоко вздымалась, она всхлипывала и прерывисто дышала. – Я так боюсь!

Может быть, на него подействовала искренность ее эмоций, но внезапно Дункан обнял Джинни, и она тут же ощутила себя в безопасности. Дункан погладил ее по голове и успокаивающим голосом пробормотал:

– Я понимаю, любовь моя, я все понимаю. Но доверься мне.

Он наклонил голову и прильнул к ее губам, целуя ее нежно, мучительно ласково, утешая, лаская своими теплыми мягкими губами. В его надежных объятиях Джинни точно знала, что все будет хорошо.

Тепло его тела согревало ее, прогоняло холод – так утреннее солнце разгоняет тучи.

«Не отпускай его…»

Джинни прижалась к Дункану, ища поддержки в его могучей силе. Доспехи впивались в ее тело, но она не обращала на это внимания. Он был таким твердым и надежным, как скала в штормящем море, и пока Джинни может за него держаться, с ней ничего не случится.

Дункан застонал, чувствуя, что хочет ее, запустил пальцы в ее волосы и прижал голову Джинни к себе, крепче впиваясь в ее губы.

От него так волнующе пахло. Джинни вдыхала аромат ветра и солнца, тот мощный первозданный запах, который только усиливал ее страсть. Он наполнял ее сознание порочными мыслями. Она хотела почувствовать прижавшееся к ней обнаженное тело Дункана, хотела скользить губами и языком по его груди, наслаждаться соленым привкусом его разгоряченной кожи, хотела, чтобы он входил в нее, доводя их обоих до безумия.

Его рука скользнула ей под ягодицы, приподняла ее в воздух и крепко прижала.

О Господи, да! Наслаждение захлестнуло ее тугой волной. Тело расслабилось, затрепетало. Трепет начался внизу живота, влажный и настойчивый. Джинни терлась о Дункана, инстинктивно стремясь ослабить беспокойное напряжение. Он прижал ее спиной к двери. Твердая плоть его естества настойчиво давила ей между ног. На этот раз его величина не внушала девушке страха, только желание. Она ярко вспомнила, как он заполняет ее внутри, жаркий, тяжелый, приводит в забытье.

Она хотела его прямо сейчас.

И он ее тоже хотел. Очень сильно. Джинни чувствовала, как бешено колотится его сердце, как напрягаются мышцы под ее пальцами, как резко он двигается. Воздух словно потрескивал. Его страсть казалась Джинни бочонком пороха, готовым взорваться в любой миг.

Его язык у нее во рту двигался долгими сильными толчками, проникая в самые удаленные уголки. Она открывалась ему навстречу, стремясь принять его еще глубже. Все ее тело мучительно ныло от желания, затмившего все остальное.

Больше не скованная своей невинностью, Джинни знала теперь, что этот мужчина может ей дать, и хотела снова испытать эти ощущения. Снова и снова, пока они не рухнут, обессиленные, сплетаясь в объятиях. Пока он не поймет, что не хочет покидать ее.

Его губы скользнули к ее шее, его рука накрыла ее грудь, сжала ее; их тела стремились к одному и тому же.

Дункан развязал шнурки и спустил с плеч ее лиф, обнажая груди Джинни. В своем нетерпении он едва не разорвал его. Она вскрикнула, когда его губы прильнули к груди, когда он втянул сосок глубоко в рот, покусывая его и жестко прижимаясь к ней бедрами.