А теперь она ощущала все это так близко, и восторг только усиливался. Крепкие мускулы шевелились под ее руками – Дункан напрягался. Пытался взять себя в руки. Удержаться.
Джинни чувствовала опасность, но ее слишком захватил вихрь новых ощущений, полностью заглушая остальные чувства, в том числе и тревогу.
Она тоже целовала Дункана, впиваясь в его губы, прижимаясь к груди, вжимаясь в него. Ей казалось, что она все еще недостаточно близка к нему.
Он издал болезненный стон, обнял ее за талию и притянул к себе. Джинни показалось, что кожу ее от соприкосновения обожгло как огнем. Ее груди прижимались к его груди, упругие комочки сосков напряглись еще сильнее. Она чувствовала, как колотится его сердце. Мысль о том, что она так сильно действует на Дункана, опьяняла девушку.
Его ладонь гладила ее щеки, нежно побуждая приоткрыть рот. Когда язык Дункана скользнул между ее губами, наполнив рот жаром и пряным привкусом, Джинни вздрогнула от восторга.
Дункан провел рукой по ее мокрым волосам, обхватил ладонью затылок, застонал и прижал голову девушки ближе к себе.
Господи, это невероятно… Его вкус. Его близость. Сладострастные ощущения, когда его язык сплетается с ее. Он требовал отклика – и Джинни с радостью откликнулась. Она встречала его язык толчками своего, и внутри у нее скручивалась тугая пружина желания. Все ее тело ожило, запылало и стало невероятно чувствительным. Между ног возникло незнакомое странное ощущение.
Вот для чего она предназначена! Ее настоящее место – в его объятиях, у его теплой надежной груди. Она хочет целовать его, прикасаться к нему…
Джинни казалось, что ее захватило мощное течение, влекущее в море неизведанного наслаждения. Она могла думать только о том, как ей сейчас хорошо. Тело ее пылало, нервы трепетали, предвкушая, призывая что-то, чего она не понимала, но к чему стремилась каждой клеточкой своего существа.
Он хотел только поцеловать ее. Один-единственный поцелуй, чтобы скрепить союз. Но Дункан не ожидал такого отчаянного всплеска вожделения и страсти, вспыхнувшей между ними, как огонь в жаркой печи.
Готовность Джинни откликнуться ошеломила его. Она представления не имела, что с ним делают ее негромкие стоны наслаждения и настойчивые прикосновения ее тела. Он изо всех сил пытался обуздать себя, потому что чувствовал, как быстро спускается в темный тоннель желания – более сильного, чем что-либо, испытанное им за всю жизнь.
Еще никогда поцелуй не доводил его до такого состояния. Казалось, что ему всегда будет мало Джинни. Медовая сладость ее губ, нежный цветочный аромат ее волос и кожи, мягкость ее тела, прижимающегося к нему. Он просто хотел съесть ее целиком. Насладиться каждым дюймом ее тела.
Запустив пальцы во влажные шелковистые волосы Джинни, он прижал ее голову к себе, наслаждаясь вкусом ее губ. Его язык толчками ударялся об ее, имитируя изначальный ритм того, чем ему так хотелось заняться с ней. Того, что быстро становилось единственным возможным выходом.
Они слишком поспешно продвигались к точке, откуда нет возврата. Если он не остановится прямо сейчас, то скоро просто не сможет этого сделать.
Играешь с огнем…
Он хотел отпрянуть, но руки Джинни скользнули по его плечам, притягивая его ближе. Дункан невольно напрягся под ее пальцами, а тихие стоны девушки вызвали всплеск мужской гордости, о которой он до сих пор понятия не имел. Дункан видел, что она возбуждена так же сильно, как и он сам, и это пробуждало в нем какие-то первобытные инстинкты. Желание обладать, сделать эту девушку своей жарко и мощно пульсировало в его груди.
Джинни продолжала невинно изучать его тело. Ее пальцы пробежались по застежке рубашки, погладили ребра, потрогали выпирающие квадраты мышц на животе и остановились в опасной близости от чувствительной головки его мужского достоинства. Дункан простонал сквозь зубы, схватил девушку за запястье и откинул ее руку в сторону раньше, чем она успела двинуться дальше.
Его естество было твердым, как камень, и болезненно, настойчиво пульсировало. Одно нежное пожатие ее ладошки, и он взорвется, как бочонок с порохом.
Дункан целовал ее все сильнее, все более страстно, но думал только о ее нежных мягких пальчиках, сомкнувшихся на его плоти. Похоть бушевала; сердце колотилось как бешеное.
Стремясь почувствовать ее под собой, Дункан осторожно наклонил Джинни назад, обняв, чтобы она не лежала на холодной скале. Его губы скользнули по ее щеке, потом за ушко и вниз, по длинной стройной шее. Ее сердечко отчаянно колотилось, и это действовало на него, как неистовый бой барабанов.
«Прикоснись к ней! Возьми ее! Сделай своей!» Голос искушения заглушал все остальное.
Дункан положил руку ей на грудь и застонал, когда округлый пышный холм лег в ладонь. Их разделяла только мокрая сорочка Джинни, не мешавшая ему исследовать ее тело. Груди были точь-в-точь такими восхитительными, как он и ожидал. Высокими и упругими, но при этом мягкими и округлыми. И аппетитными, а соски – тугими и твердыми, как две розовые жемчужины. Джинни застонала, инстинктивно выгибая спину и подставляя грудь под его ладонь.
Ее чувствительность, раскованность и страстность его погубят. Ей не хватало опыта, но это с лихвой заменялось инстинктом и разгоревшимся желанием. Движения ее были бессознательными и порывистыми. Если Джинни окажется в его постели, ему никогда и ни за что не захочется никакой другой женщины.
Это его жена! Боже, он не мог поверить в свое везение.
Губы Дункана нашли ямочку у нее на шее, ладонь накрыла грудь. Наслаждаясь ее девичьей упругостью, он нежно сжал ее и провел подушечкой большого пальца по тугому маленькому розовому соску.
Она ахнула, тело ее застыло в ожидании… нет, в мольбе о его прикосновении.
Не будь Дункан так же возбужден, как она, он мог бы счесть все это забавным. Но с Джинни он не испытывал той бесстрастной самоуверенности, которая отличала его предыдущий опыт с женщинами. Чувственное безумие захватило его с той же силой, что и Джинни.
Но он пока что держал себя в руках.
Дункан еще раз провел пальцем по соску. Джинни затрепетала, и он едва не сошел с ума. Его естество напряглось еще сильнее, и Дункану пришлось стиснуть зубы, сопротивляясь стремлению прижаться к ее бедрам, лечь между этих длинных ног и, погрузившись во влажное тепло, забыться в наслаждении.
Он покатал ее сосок между пальцами и легонько сжал его, не переставая целовать младенчески нежную шею. Она была такой сладкой, что едва не таяла у него на губах. Его окутывал ее аромат, дразнил ее вкус. Джинни. Только Джинни. Только она имела значение. Только о ней он мог думать.
Ленточки на ее сорочке развязались. Дункан поцелуями прокладывал дорожку вниз, к глубокой ложбинке между ее грудями, зарываясь в них лицом и вдыхая теплый девичий запах.
Ее груди трепетали в ожидании. Дункан скользнул языком под тонкую ткань, лизнул пышный холмик груди, а потом медленно начал лизать сосок.
Джинни снова замерла, и только ее прерывистое дыхание нарушало тишину этой ночи. Дункан почти желал, чтобы она остановила его. Самообладание стремительно покидало его. Но она отдавалась ему так полно, что любопытство и природная чувственность подавили девическое смущение. Он, конечно, остановится, но сначала подарит ей наслаждение.
Дункан снова лизнул очаровательный сосок, а потом нежно втянул его в рот.
Ее стон почти лишил его рассудка. Он пососал сильнее, обвел упругий бугорок языком, и Джинни снова выгнулась, словно вдавливая себя в его жаждущий рот.
Ее бедра настойчиво прижимались к его восставшему естеству. Дункана пронзила пульсирующая боль. Каждый дюйм его тела напрягался, чтобы сдержаться.
Он знал, чего она хочет. Его рука скользнула под подол сорочки, задрав ее на бедра.
Под его загрубевшими пальцами ее кожа казалась бархатной. Он провел рукой у нее между ног. Наверное, Дункан действовал слишком поспешно, обгоняя собственный опыт.
Как и Джинни, он поступал скорее инстинктивно, чем обдуманно, и сейчас мог помышлять только о том, чтобы подарить ей наслаждение, какого она себе до сих пор не представляла.
