Милая Дези, я давно тебе не писала. Какое страшное, ужасное время мы пережили. Ничто в мире не может сравниться с тем горем, с тем страхом, что испытали мы. В ночь на 6 июля заболела наша мамочка. Погода и у нас стояла отчаянная — сырая и холодная, и, наверно, наша родная простудилась. У нее сделалось страшное колотье в боку, кашель и жар, и 7-го ей было уже так, так плохо, что даже доктор опасался. Как мы рыдали с сестрой, как горячо молились, чтобы Господь спас наше бесценное сокровище, наше счастье. И Господь, наверно, услышал нашу молитву. Мама была тяжело, опасно больна, и мы все ходили как потерянные… Пала так осунулся, что на него жаль было смотреть. Братьев пришлось перевести из маминой комнаты. С маленьким Павлушей много было беспокойства. Он постоянно плакал и просился к мамочке. Я все время возилась с ним, купала его, кормила, укладывала спать, но уж, конечно, маму заменить ему не могла. Боже мой, что мы пережили за эти две недели! Мы с сестрой совсем почти не раздевались и поочередно с папой дежурили около нашей бесценной больной. Ей было так плохо. Она стонала, металась; так ей было больно кашлять, так хрипело что-то в ее груди — без слез это нельзя было видеть. Папа запретил нам плакать. И, входя в мамину комнату, я старалась быть веселой. Но, убегая куда-нибудь в сад, я просто задыхалась от горя и рыданий… Как подумаю, что вдруг ее не станет, что ее унесут от нас и мы ее больше не увидим, не услышим дорогого голоса… Знаешь, Дези, от этих мыслей точно кто-нибудь в моей голове и в груди проводил раскаленным железом. Так мне было больно, что я даже кричала. Если бы умерла мамочка, то я бы, наверно, не пережила ее. А если бы и пережила, то, наверно, скучая о ней, так бы и зачахла. Но, слава Богу, какое счастье! Ей стало лучше. Теперь она даже встает. Не могу видеть без слез ее такою худенькою, бледною. Мне кажется, будто она куда-то далеко-далеко уходила и теперь вернулась. У нас в доме такое веселье, такая радость, точно в Светлый праздник. Папа и сам не может наглядеться на нашу золотую мамуленьку.

Мы с Лизой очень старались, чтобы, за свою болезнь, мама не видела никаких упущений по хозяйству. Мы присматривали за коровами, за огородом и даже сделали большую стирку. Конечно, стирали не мы сами, а поденщицы, а мы только всем распорядились: сосчитали, выдали, записали и приняли белье. Папа дал мне 25 рублей на хозяйство и велел быть экономнее. Я сама ездила в город на базар и очень за все торговалась. Мамочка нашла, что я покупала гораздо дешевле, чем она.

Ах, Дезичка, на дай Бог тебе никогда испытать такого гора — видеть при смерти самого дорогого человека. Кончаю письмо. Я и так много написала тебе.

Да, забыла рассказать вот что: когда мама начала поправляться, я ей много читала. Папа принес мне от Михайловых «Детские и отроческие годы Багрова-внука». Это такая прелесть, что и описать невозможно. Я не могла оторваться от книжки. Читаешь, и тебе кажется, что ты познакомилась с большой семьей, и все, что их касается, так интересует, как будто это правда. Как хорошо описаны там разные места, точно все видишь перед собою. Непременно прочитай — будешь благодарна, Я уж не знаю, пожалуй, после этой книжки никакая другая и не понравится.

P.S. Сейчас пришла ко мне мамочка и сказала мне такую радость, такую радость, какой ты и представить себе не можешь, это еще не наверное. А потому теперь написать тебе не могу. Напишу в следующем письме.

Милая Наташа!

С нетерпением жду от тебя письма. Про какую радость ты мне напишешь? Только я думаю, что у вас опять родился или котенок, или щенок. Но меня это нисколько бы не обрадовало. Погода у нас теперь хорошая, и мы с сестрой часто ходим гулять на музыку и по вечерам играем в лаун-теннис. Я очень люблю эту игру, особенно когда на нас смотрит мною народу. Скажу тебе по секрету, — все находят, что я играю очень грациозно.

Очень жалею, что твоя мама была больна. Моя сестрица тоже простудилась, и у нее была инфлюэнца. Но я ведь не такая добрая, как ты, и ухаживать за больными терпеть не могу и не умею. Моего брата Мику засадили учиться. У него две переэкзаменовки и я уверена, что он не выдержит.

Ну уж, милая Наташа, подивилась я твоему вкусу. Привезли мне из библиотеки этого Аксакова, и я даже не могла одолеть двух первых глав. Заглянула под конец — еще скучнее. Я даже рассердилась на тебя — думала, что ты хотела надо мной посмеяться. Разве могут нравиться кому-нибудь такие рассказы? Их хорошо только учить в институте, и то когда заставляет учитель. Вот я тебе привезу в институт роман такой интересный, что ты только ахнешь. Такой таинственный, с убийствами. Только тебе придется читать его потихоньку. Если увидят классные дамы — беда. Пожалуй, нас еще исключат из института. Пищи мне скорее, какая у тебя радость. Целую тебя миллион раз.

Милая, дорогая Надюша, — радость, радость тебе и нам!. Высказать не могу! Ты приедешь к нам… Да, все уже решено! Я думаю, ты довольна?! А мы с Лизой готовы с ума сойти! Собирайся, Надюша! Мамочка прошение о тебе послала, и добрая госпожа Михайлова едет в Петербург и перевезет тебя к нам. Довольна ли ты? Это придумала мое сокровище-мамочка. Ты пишешь о Дези. Я с ней дружна, потому что она добрая. Хотя она и богатая и хорошенькая, а мне всегда ее отчего-то жаль. Милая Надюша, я все еще не верю, что скоро увижу тебя! До свидания, до скорого и радостного свидания. Уж мы и нагуляемся, и наговоримся, и нарадуемся вместе! Жду тебя.

Милая Дезичка! Вот и не угадала! Не про щенка и не про котенка я тебе хочу написать. Надя Барыкова, гостит у нас! Вот какая у нас радость! Ты, наверно, удивлена и поражена?! Это устроила мамочка: она пожалела Надюшу и выписала ее сюда — Ах, как мы ее ждали и как мечтали ее порадовать! Она ведь такая одинокая, и у нее никого нет на всем свете. Сначала Надя очень конфузилась, все краснела и молчала и почти ничего не ела. Я уж не знала, что и делать, и приходила в отчаяние. Но мамочка как-то сумела все устроить: она так нежно приласкала Надюшу, так ее уговорила, что та теперь оживилась и все к ней льнет. Как нам хорошо вместе! Надю все занимает, все удивляет, И она радуется на каждый цветочек, чуть ли не на каждую травку. А вчера, когда мы ложились спать, она обняла меня крепко, заплакала и сказала: «Мне кажется, что твоя мама — ангел, которого мне Бог послал с неба».

В саду, в огороде и в лесу теперь у нас раздолье и очарованье. Все цветет, все поспело, и мы постоянно наведываемся то под грушу, то под яблоню, то под сливу. Наша Надя ходит как очарованная и говорит, что, наверно, в земном раю было точно так же, как у нас.