Утром в Велитриуме начался тщательно спланированный переполох — молодой Просперо поднял тревогу «обнаружив» потерявшегося дядюшку, после короткого дознания выяснилось, что герцог «похищен» и увезен в тарантийскую тюрьму, а затем… Просперо, посоветовавшись со своими легатами, отправил в столицу гонца, привезшего Нумедидесу крайне неприятную новость: Пуантен поднимает знамя Рокода. В тот же день Просперо был объявлен злодеем короны и канцлер Редрик назначил за его голову вознаграждение в целых пять тысяч золотых кесариев. Если оную голову доставит простец — получит дворянский титул.

Барон Гленнор со свойственным ему мастерством лицедея едва ли не половину седмицы убеждал короля, Редрика и герцога Шамарского в том, что «пуантенскую язву необходимо выжечь каленым железом», что бунт надо подавить в самом зародыше, и что Просперо следует как можно быстрее снести голову на площади Эпимитриуса, равно как и его приспешникам — Конану, Паллантиду, графу Люксэ, и прочим военачальникам. Впрочем, долго убеждать двор в опасности Рокода не пришлось: в самом начале третьей весенней луны пришли донесения о том, что тысячи Пуантена переправились через Ширку, заняв броды и захватив речные суда.

Латерана исправно предоставляла дворцу необходимые сведения о численности войска, направлении его передвижения и прочем, да только наши донесения не отражали всей правды. Гонцов военной управы или «Скрытой Башни» перехватывали на пути к городу суровые вояки из «Беркутов», а Латерана потчевала герцога Шамарского и высших чинов гвардии умело поданной ложью. Число всадников и пеших мы занизили почти вдвое, уверяя, что остальные безвылазно сидят на границе с пиктами, опасаясь нападения варваров, местонахождение тяжелой конницы гвардии Гайарда указывали с большими погрешностями, а заодно лили бальзам на королевское сердце доносами о распрях в стане мятежников.

Нумедидес едва не сорвал все наши планы, мерзавец эдакий! Ихнее величество попросту испугались мятежа и первые дни настаивали на переговорах с Просперо. Кроме того, неспокойствие обозначилось и в Тарантии — жители столицы глухо ворчали, услышав о возмущении на Черной реке и опасались начала войны. Отлично, такие умонастроения плебса нам только на руку!

Совместными усилиями канцлера, герцога Даргена и, разумеется, барона Гленнора, короля уговорили действовать жестко. Поскольку армия Просперо невелика, ее следует незамедлительно уничтожить на подступах к Тарантии внезапным ударом, который нанесут лучшие гвардейские отряды. Пускай Редрик вор, почище Публио, но в сообразительности ему не откажешь. Канцлер моментально понял, что благополучие двора зависит от спокойствия в стране, следовательно порядок придется наводить с помощью гвардии. Дарген Шамарский и его наследник получили ясный приказ: мятеж подавить, зачинщиков (если получится) доставить в Железную башню.

Как мы и предполагали, оберегать столицу и замок короны остались полки Черных Драконов, Боссонцев и Алых пикинеров из Таурана. Битву с пуантенцами доверили самым верным королю выходцам из Шамара. Против наших четырех тысяч конников и семи тысяч наемников вышло семь с половиной тысяч гвардейцев. Благодаря отлично проведенной Гленнором мистификации, мы обладаем куда большими силами.

Одна беда — если нас внезапно раскроют, висеть всей теплой компании в петлях на «позорной виселице», что за Полуденными воротами города. Именно там казнят самых отъявленных злодеев короны, коими все мы несомненно являемся…

Цель установлена, средства определены. Гвардия короны идет в поход. Я наблюдал за шествием конных отрядов со стороны. Из Закатных ворот Тарантии вытекала живая разноцветная река, сверкая начищенным доспехом, и грозно позванивая оружием. Алое знамя короля с золотым львом, желтые штандарты герцогства Шамарского с геральдическим сфинксом, значки, вымпелы. Будто не на войну, а на торжественный церемониальный смотр собрались.

Герцог Дарген едет не на коне, а в роскошной повозке — его светлость тучен, сидеть в седле ему тяжело. Наш великий полководец решил поучаствовать в деле искоренения смуты лично, благо уверен в быстрой и безоговорочной победе: уж его-то гвардия запросто сметет немытых наемников, покусившихся на святость престола! Потом будут парады, королевские милости, новые земли и титулы особо отличившимся… Это потом. Сейчас надо показать строптивым пуантенцам, кто обладает в Аквилонии действительной и неоспоримой властью!

Я нехорошо усмехнулся, поддал шпор своему жеребцу и направил его по тракту на Полуденный закат, в обход бравого гвардейского воинства. Опять придется скакать полный день и полную ночь, чтобы успеть к Просперо завтрашним утром. Барон Гленнор отрядил меня в стан мятежников в качестве наблюдателя и советника, а затем я буду обязан препроводить в Тарантию нескольких важных персон.

Служащие Латераны, как и всегда, оказались на высоте — конные подставы ждали меня через каждые пятнадцать лиг, можно было перекусить, хлебнуть легкого вина и нестись во весь опор дальше, к небольшому городку Ортео, избранному пуантенцами в качестве временной «столицы». Именно рядом с Ортео и расположились отряды Просперо, в ожидании противника. Лиг за тридцать до города появились первые вооруженные разъезды — двое пуантенцев в синем с серебром, двое наемников. Меня останавливали, но по предъявлению подписанного Великим герцогом пергамента сразу же отпускали. Как и предполагалось, к Ортео я подъехал ранним утром пятого дня третьей луны весны, наткнулся на караулы, оберегавшие развернутый возле предместий городка палаточный лагерь и тотчас был доставлен к Просперо. Ничего не соображая от усталости, я отдал герцогу бумаги, переданные Гленнором и Троцеро, после чего завалился спать в неизвестно чьем шатре, поставленном рядом с обширной палаткой герцога. Разбудили меня ближе к вечеру.

— Граф, поднимайся, трубы зовут, барабаны бьют!

Меня довольно бесцеремонно трепали за плечо. Голос вроде знакомый.

— Отцепись, — слабо пискнул я. Никакого желания вставать не было. — Ты кто?

— Открой глаза и посмотри.

Мои веки надо было бы разлеплять с помощью долота, но я пересилил себя и попытался сесть на складном походном ложе из деревянных реек и парусины.

— Каков нахал, а? — добродушно гудел человек, лица которого в полутьме шатра я разобрать не мог. — Пришел, занял чужую постель, выдул мое вино… Кертис, первым же указом тебя придется сослать в рудники Эйглофиата за оскорбление величества.

— Конан? — я, наконец, понял с кем говорю. — Значит, это твоя палатка?

— Чья же еще? Вставай, умойся и иди к Просперо. Будем для завтрашней заварухи диспозицию определять. Наши разъезды доносят, что королевская гвардия в одном переходе от Ортео.

— Не понимаю, — сказал я почти окончательно просыпаясь, — как вы ухитряетесь быть такими спокойными? Словно ничего и не происходит! Государство на грани гражданской войны, целое Великое герцогство объявило о неповиновении королю, самого короля хотят зарезать…

— Никто его резать не будет, — пожал плечами Конан, усевшись на ложе рядом со мной. — Заставим подписать отречение, а потом вы, большие мудрецы в деле несчастных случаев, сделаете так, чтобы их бывшее величество навернулись с лестницы… Честно признаться, я вообще не хочу убивать Нумедидеса.

— Придется, — проворчал я, натягивая сапоги. — Дорога к власти всегда вымощена трупами. Это не мы придумали, не нам этот закон и нарушать. Знаешь сколько смертных приговоров уже составил Гленнор? Подумать страшно! А тебе придется их подписывать. Король должен проявить твердость, короля должны бояться.

— Интересно, почему это Гленнор сам решает, кого карать, кого миловать? — неожиданно резко ответил Конан. — С нами он в этом не советовался.

— Ничего подобного! Во-первых, барон все обсуждает с Троцеро, и Великий герцог, как политик искушенный, целиком с Гленнором согласен — все те, кто может стать нашим явным врагом должны либо умереть, либо навсегда отправиться в отдаленную ссылку со строжайшим надзором. Во-вторых, люди о которых мы говорим так или иначе виновны. На каждого в Латеране есть бумаги, от которых у человека непосвященного волосы дыбом встанут.