Недурно устроился проворовавшийся первый нобиль казначейства. Насколько я знаю, все деньги Публио были проскрибированы в пользу казны, он остался нищим, а родственники ему помогать не собирались — злодей короны навсегда становится изгоем. Откуда, спрашивается, такое богатство? Не на паперти же собрано?
М-да, слишком много вопросов у меня накопилось. И очень не вовремя!
Как хочется заглянуть в это уютное поместье! Человек, который лишился огромного состояния, ленов и фьефов, фамильного замка и прочих ценностей (включая украденные из казны несколько десятков тысяч кесариев) за преступления против государства не может жить настолько… Настолько благополучно. Или барон Гленнор не ошибался, говоря, будто старик Публио может создавать золото из воздуха, или я не верю моему начальнику.
Но я твердо знаю, что Гленнор мне лгать не может. Значит, герцог Публио Форсеза и впрямь истинный талант. Самородок, вышедший из обширного семейства Великих герцогов Тауранских, которые могут стать верными союзниками Троцеро. Забавная комбинация намечается! Если Публио — урожденный тауранец и ему предназначен канцлерский пост…
Мои мысли о высокой политике были прерваны появлением маленького каравана. Думаете, я удивился, увидев, что четыре фургона повернули к поместью «Черная роза»? Да ничуть! Определенные подозрения уже сформировались. Но в чем соль? Не понимаю!
Чтобы понять, следует пустить в ход способности и умения старого пса-ищейки, привитые в тайной службе.
Коня отвести в ближайшую рощу и стреножить. Подождет — ждать специально обученные лошади умеют. Даже если задержусь, от голода не умрет: из переметной сумы добываются запасные мешочки с овсом, вешаются на морду жеребца. Оттуда же можно извлечь некоторые предметы, которые я всегда предпочитаю брать с собой в дальнюю дорогу.
Похлопав ладонью по жилистой лошадиной шее и шепнув верному соучастнику моих приключений ободряющее слово, я ухожу через подтаявший снег, гнилую прошлогоднюю листву и звенящие ручейки к ограде поместья. Конь поглядел вслед понимающе — надо, значит надо. Не впервой.
Да, Публио отгородился от мира настоящей крепостной стеной. Гладкая кирпичная кладка, по ней не поднимешься. Но ведь совсем рядом растут клены и дубы — достаточно забраться на дерево, найти подходящую ветку и…
Заметим на полях: рядом с виллой «Латерана» все деревья срублены, чтобы не допустить внезапного проникновения в охраняемый предел.
Досадно. Наверху стену украшают цепочки железных шипов. Очень острых. Остается лишь прыгать. Высоко, конечно, но и не с таких высот падали в старые добрые времена.
Как повезло! Подо мной оказалась куча перепрелых листьев и травы, собранная садовниками, чистившими парк перед наступлением теплого времени года. Я даже ничуть не ушибся упал, будто в огромную подушку.
Где же сторожевые собаки? Обязательно должны быть, как же без них!
Нет собак. Прекрасно, значит мне не придется тратить порошок, отпугивающий животных, как диких, так и домашних.
Направим свои стопы к дому. У фасада оживление, люди суетятся. Но мы обогнем виллу через парк, за оранжереей и выйдем на задний двор.
— Стой, где стоишь!
В полупальце от носка моего сапога в землю вонзился стальной арбалетный болт.
Демоны зеленые! Где спрятался стрелок? Почему я его не заметил? Стареете, милый граф… Как досадно!
Приказ я выполнил. Не хотел получить стрелу в грудь. Или в глаз.
Что дальше? Поживем — увидим! Главное пожить, чтобы увидеть.
* * *
Ближе к закату я начал понимать, что за десять лет самых разнообразных приключений на поприще поддержания «душевного согласия», мне не удалось повидать весьма многое — жизнь оказалась куда интереснее, чем можно себе вообразить! Несколько колоколов проведенных в гостеприимном доме месьора Публио заставили меня решительно пересмотреть прежние представления о законе, преступлении и наказании за таковое преступление.
Впрочем, давайте обо всем по порядку.
Поместье изгнанника оберегалось не хуже виллы барона Гленнора — это стало ясно, когда четверо невозмутимых громил с арбалетами подошли ко мне, вынырнув из тщательно обустроенных секретов. Надо же, и собаки появились! Интересная порода, прежде я таких не видел низенькие, очень широкогрудые, с обрезанными ушами и хвостом, мастью смахивают на леопардов — коричневая шкура украшена желтоватыми пятнами. Собаки не лают и не бросаются рвать чужака в клочья, просто стоят и смотрят, отчего выглядят куда более угрожающе.
— На вора не похож, — прогудел самый высокий охранник. — По виду — из благородных… Соглядатай, значит.
— Отведи меня к его светлости Публио, спокойно ответил я. — Я приехал к нему поважному делу.
— Которые по важному делу приезжают, те со всем решпектом через ворота ходют, а не через забор прыгать налаживаются, — справедливо заметил дуболом. — К месьору Публио мы тебя, мил человек, непременно отведем. Там и ответишь по всей строгости — кто, откуда да зачем… Перевязь с мечом сними. Торд, обыщи дорогого гостя, вдруг кинжальчик в рукаве припрятан? Нам неприятности без надобности. А ты стой смирнехонько, иначе первую стрелу получишь в ногу, вторую — в брюхо. Уяснил?
Обыскали, забрали все, что можно было забрать, от оружия до подорожной. Подивились хитрым приспособлениям, покоившихся в сумке на поясе и карманах. Повели к дому. Собаки неслышно двигались позади. В дом мы вошли через боковую дверь и сразу спустились в полуподвал. Наконец, меня втолкнули в большую, освещенную масляными лампами комнату — голые оштукатуренные стены, на окошке под потолком видна крепкая решетка, стол, в центре комнаты простой деревянный табурет без спинки. На столе — аккуратно разложенные тубусы для хранения свитков и чернильный прибор чистого золота.
Хозяин комнаты, пухленький розовощекий месьор, мельком оглядел мою персону и вопросительно уставился на вооруженных громил. Соглядатая изловили, — коротко доложился верзила. — В сад залез, сразу по приезду каравана из города. Вот, вещички все забрали. И бумага при нем была.
— Присаживайся, — толстячок указал мне на табурет. — Улав, Торд, постойте за дверями, в коридоре. Мало ли, вдруг наш достойный гость вздумает буянить?…
Буянить я не собирался, лишь наблюдал. Судя по всему, толстяк возглавляет охрану поместья. По цепкому взгляду и скупым движениям я понял, что этот человек неплохо разбирается в своем ремесле. Однако, мою подорожную он не посмотрел, решил оставить на потом.
— Мое имя — месьор Бальга, — скучным голосом сказал розовощекий. — Сударь, вам никогда не говорили о том, что проникать на чужую землю без разрешения предосудительно? Нет?… Между прочим, я назвался, а ты доселе не удосужился представиться.
Будем бить в лоб. Если я скажу настоящее имя (подтвержденное пергаментом), небо на землю не упадет.
— Граф Эган Кертис, начальник стола Латераны. Полагаю, месьору Бальга известно, что это за ведомство?
— Даже лучше, чем хотелось бы, — на толстяка мои слова не произвели никакого впечатления, будто он каждодневно ловил в саду людей из департамента, о котором и думать-то страшно, не то что упоминать его название вслух. — Граф Кертис? Как же, наслышан, наслышан… И каким манером господина графа занесло в нашу глухомань? Свежий весенний воздух не показался слишком пьянящим после столичного дыма?
— Не показался. Отвечать на твои вопросы, месьор Бальга, я вовсе не обязан, но могу раскрыть одну страшную тайну: мне предписано встретиться с герцогом Публио Форсеза. Взгляни на пергамент, там все указано. Кроме того, глава Танасульского коллегиума Латераны знает о том, что я здесь.
— И что из того? — поднял брови Бальга. — Милейшему месьору Камбону я скажу, что граф приезжал, побеседовал с моим хозяином и отбыл в неизвестность. Прислуга и сам месьор Публио подтвердят… Куда уехал? В сторону города. Больше графа Кертиса мы не видели.
— С Камбоном, выходит, здесь знакомы?