Выдавая свое волнение, она то прикусывала, то облизывала влажным язычком покрасневшую и припухшую нижнюю губу.

— А ты никогда не играешь в эти игры, Сэм? — вкрадчиво спросил Мэтью, видя, какое впечатление произвело упоминание ее имени. Возможно, она и не подозревала, что оно ему известно. Она ведь не слышала, о чем он говорил с ее помощницей.

— Я… могу уйти? — спросила она, пропустив мимо ушей его вопрос. Ее голос прозвучал на тон выше обычного и очень сердито. Сердито и немного тревожно, показалось ему. Интересно, что она сделает, если он ответит «нет»?

— Почему бы нам не сесть и не поговорить обо всем спокойно? — предложил он, проводя пальцами вдоль борта ее жакета. Ее беззащитный вид больно кольнул его в самое сердце. Но, когда пальцы, продолжая свой путь, коснулись груди Саманты, он почувствовал удар током. Тонкая ткань блузки, отделявшая руку от теплой кожи, показалась бессмысленной преградой.

Прежде чем Мэтью успел сделать хотя бы еще одно движение, Саманта резко оттолкнула его руку и бросилась к выходу, но он каким-то звериным броском опередил ее, прижав дверь рукой над самой головой девушки.

Она обернулась, прижавшись спиной к косяку; в ее глазах застыл ужас. И не просто ужас — это мягко сказано. Она была потрясена, доведена до отчаяния и — затравлена. Да, именно затравлена: у нее был вид загнанного в угол зверька. Мэтью на мгновение почувствовал к ней жалость.

— Вы сошли сума! — задыхаясь, прошептала она, когда, уперев и другую руку в дверь, он окончательно отрезал ей путь к отступлению. — Я… я закричу!

— Кричи, что же ты молчишь? — небрежно бросил он, снова чувствуя, как его обволакивает запах ее тела. Чем больше она сопротивлялась, тем сильнее возбуждалась сама, и теперь он был уверен, что она не станет звать на помощь, не подвергнет себя столь явному унижению.

Но он ошибся, и понял это всего за миг до того, как она закричала. И, хотя он собирался вести с ней игру совершенно по другим правилам, у него остался единственный способ заставить ее замолчать. Выругавшись про себя, Мэтью пресек ее крик в зародыше, крепко, до боли прижав свой рот к ее губам.

Конечно, Саманта отчаянно сопротивлялась. Выронив портфель, она отталкивала Мэтью обеими руками. Ее круглые кулачки смешно колотили его в грудь. Но лишь когда она попыталась коленом ударить в самую уязвимую часть его тела, он навалился на нее всей своей тяжестью, припечатав к двери.

Ее подбородок ослабел. Он понимал, что не дает ей дышать, но это был единственный способ ее удержать, и, убрав руки с двери, он обнял ее шею. Он гладил ее, лаская и успокаивая, и, почувствовав, что ее силы на исходе, скользнул языком вглубь ее рта.

Саманта куснула его, но не больно, и несмотря на то, что она по-прежнему сопротивлялась, их поцелуй стал другим. Ее рот сделался мягче, губы сами собой приоткрылись, вбирая его. Ее руки, ранее лишенные свободы, цеплялись за лацканы его пиджака как за спасательный круг, а ноги беспомощно подались, когда он протиснул между ними бедро.

Она была такой мягкой, такой покорной: шелк и кружево, эдакая сладкая конфетка; ее язык и губы послушно отдавались ему во власть. Она вся дрожала, он это чувствовал, целуя ее; и вдруг между ними словно вспыхнуло пламя. Его тело отозвалось, налилось упругой тяжестью, в нем росло желание овладеть ею прямо здесь, прижав ее к двери. Или, может быть, на полу; голова у него пошла кругом от этой мысли. Поднять ее ноги, обвить их вокруг себя, погрузиться в ее горячую, влажную глубину…

Его почему-то не насторожило, что слишком уж гладко все идет. Ее внезапная слабость, покорность, явное физическое влечение. Можно было сразу заподозрить подвох.

Но он, по правде говоря, был слишком опьянен желанием, чтобы попытаться понять, чем заняты ее мысли и чувства. В его мозгу лихорадочно крутилась сцена, как это все произойдет: раздеть ее, заняться с ней любовью, показать, как превосходно они подходят друг другу. Он был так уверен в ее ответном желании, что имел неосторожность ослабить объятия и слегка отстраниться, чтобы вытащить ее блузку из-за пояса юбки. Он хотел просунуть под блузку руки. Мысль о том, что он вот-вот коснется ее нежной кожи и набухших сосков, жаждущих его ласки, лишала его рассудка.

А может быть, все с ее стороны было обманом? Но и в этом случае он должен был предвидеть ее действия. Она, наверное, просто выжидала момент, когда он проявит слабость и отпустит ее — и не замедлила этим воспользоваться.

Позднее Мэтью понял, что ее трюк удался только потому, что он сам расслабился. Если бы он был начеку, она бы ни за что не сумела нанести такой болезненный удар. И, пока он, цепляясь за пальму в кадке, пытался удержаться на ногах, она упорхнула. Он услышал крик испуганной миссис Маккей, когда пробегающая Саманта опрокинула корзину для бумаги, а затем грохот входной двери, подтвердивший, что гостья вне пределов его досягаемости. Ему же досталась унизительная необходимость объяснять секретарше, почему мисс Максвелл так поспешно скрылась, и проблема, как справиться с собственным разочарованием.

— Я тебя не понимаю. Почему ты не заявила в полицию?

— Потому. — Опустив голову, Саманта думала об одном: чтобы мать перестала смотреть на нее так, будто она совершила что-то чудовищное. — Это всего лишь портфель, мама. Было бы из-за чего шум поднимать.

— Не хотелось бы напоминать, но ведь этот кожаный портфель купили тебе мы с папой, — сухо отозвалась мать. — А ты говоришь, что потеряла его в метро и даже не заявила об этом в полицию!

Саманта сняла жакет и повесила его на спинку стула.

— Я же сказала, что заметила пропажу, только когда вышла из метро. — Она оглядела кафе: в зале не было никого, кроме пары подростков, сидевших за столиком у окна. — Ладно, забудем об этом. Спасибо, что заменила меня. Было много работы?

— Работы было много в обед, — миссис Максвелл с дочерью не церемонилась. — Надо сказать, я надеялась, что к обеду ты вернешься. А уже почти пять!

— Я знаю. Извини. — Саманта подготовилась к упрекам, пока бродила по улицам Лондона. — Тебе ведь известно, как это бывает. Автобусы переполнены, такси не поймаешь…

— Я ждала тебя к двум. Ну, в крайнем случае, к трем. — Миссис Максвелл ее объяснения не убедили. — Что, черт возьми, ты делала все это время? Ты приняла заказ?

— Вообще-то нет. — Саманта понимала, что врать не имеет смысла. Мать все равно узнает. — Я… им нужны национальные блюда. Японская кухня: суси и все такое прочее. Я не умею это готовить.

Миссис Максвелл удивленно взглянула на дочь.

— Разве они не сказали тебе об этом, когда вы договаривались о встрече?

— Впрямую не сказали. — Саманта почувствовала, что краснеет. Господи, до чего ей ненавистны все эти увертки! Не умеет она врать. И вообще ничего не умеет, только наживать всяческие неприятности.

— И тебе, — кольнула мать, — понадобилось шесть часов, чтобы это выяснить?

— Почти три часа ушло на дорогу, — парировала Саманта, на сей раз с легким сердцем оттого, что это была чистая правда. — Ты сама знаешь, какое движение в городе. Поэтому и такси я не могла поймать.

— Все равно…

— Ну ладно, — Саманта, облизнув губы, поняла, что на них нет помады. Проклятье, надо было улучить минуту и поправить макияж. А она с того момента, как убежала из кабинета Мэтью Патнема, бродила по улицам в полной прострации. Ей потребовалось немало времени, чтобы прийти в себя. — Сначала мне пришлось ждать, потом, — через силу оправдывалась она, — потом мы пили кофе и разговаривали… ну, о других вещах.

— О каких других вещах?

— Да так, о том о сем. — Саманта пожала плечами и открыла ящик кассы, делая вид, что интересуется выручкой. — Ну, о чем обычно говорят люди, мама. О том, что погода холодная, о том, какое будет лето.

— Да, — усмехнулась мать, — похоже, ты попусту потратила время. Не только свое, но и мое тоже. Что ж, надеюсь, ты не станешь проделывать это слишком часто.