- Да, ничего, - согласился Туманов. - Что скажешь, Татусик?
Тата широко улыбалась, огромный рот расходился от уха до уха, превращая ее небольшое худенькое личико в один страшный чудовищный оскал кривоватых зубов и бледных, высоко открывающихся десен.
- У длинной брюнетки слабоваты мышцы, - внезапно флегматично заметила Тата. - Для натурщицы, Витюша, не подходит. У рыженькой неправильная посадка головы - очень некрасиво. У пышной блондинки в зеленом - сильный сколиоз, бочок кривоват, но скрывает полнота. А кудрявая девчушечка косолапа, писать лучше без ног и сидя.
Виктор в изумлении уставился на Тату. Во дает!
- Или лежа! - захохотал Венька. - Ты прирожденная художница, старуха, и опасная женщина! Насквозь видишь все физические недостатки соперниц! Шпаришь как по-писаному!
Тата невозмутимо улыбалась во весь рот.
- А почему соперниц? - спросила она. - У меня их не может быть!
Венька в восторге задергал в воздухе голыми волосатыми ногами.
- Поистине так! - завопил он. - Тебе нет равных! Ты неподражаема! Я тебя обожаю! Давай чмокнемся, Татусик!
- Давай, Веня, - легко согласилась Тата и даже не привстала со своей табуреточки. - Ты не устаешь от этого калейдоскопа лиц, Витя?
Виктор осторожно положил кисть. Может быть, сегодня и попробовать выиграть бутылку у Алексиса? Выгнать ко всем чертям Веньку, и...
- Я скучаю без них, - объяснил Виктор. - Завсегда начинаю тосковать, вспоминать жен, детей, неудавшиеся браки, какие-то нелепые любовные истории, страсти-мордасти... Прокручивать в голове давно разыгранные сцены и отработанные ситуации. Как будто можно что-нибудь вернуть и переиграть заново... Девки меня здорово отвлекают от ненужных и лишних воспоминаний. Но все мои девушки - одноразовые шприцы, поэтому часто приходится менять.
- Зачем тебе такие развлечения, Витя? - спросила Тата. - Венечка может развлечь болтовней значительно лучше.
- Не ревнуй его, Татка! - закричал Туманов. - Он неисправим! И развлекать его я вовсе не собираюсь! Давай лучше я напишу твой портрет!
- Давай, - так же легко и бесстрастно согласилась Тата, не пошевелившись. - Я подарю его Вите. Когда начнем?
- Немедленно! - решил Туманов. - Отойди от мольберта, мазила, я буду писать Татку! Все равно ты не можешь создать ничего путного!
Виктор тотчас ловко использовал подходящий момент и разыграл возмущение.
- Отдохнул - и проваливай, балаболка! Ты мешаешь! - жестко заявил он. - У меня работа, а Тата будет мне петь. Я люблю работать под ее мурлыканье.
- Никуда я отсюда не уйду! - нагло заявил настырный Венька. - Только если ты мне найдешь смазливую мордашку из числа своих многочисленных поклонниц. Ну, позвони кому-нибудь, Витенька, я так страдаю без женского тепла и ласки! Даже Татка не хочет меня целовать!
Крашенинников обозлился уже по-настоящему.
- Веня, - тихо сказал он с нарастающей угрозой в голосе, - не испытывай так долго мое терпение! Оно не беспредельно. Ты что, сам девку себе найти не можешь? С каких это пор?
- Ну, Витя! - противно заныл Туманов. - Ты же знаешь, какой я беспомощный и нерасторопный! Я никогда не могу себя в жизни устроить! Ты не смотри, что я такой большой и здоровый на вид. Меня неправильно растила и воспитывала любимая мамочка и избаловала еще в раннем детстве. Я привык ко всему готовенькому и поэтому никак не могу жениться. А как хочется, Витя! Вот ты это делаешь запросто, без всякого труда... Недаром тебя нарекли столь громким именем. Хочу, чтобы обо мне заботились, чтобы мне готовили, стирали и чтобы меня трепетно ждали по вечерам на пороге квартиры!
Тата фыркнула.
- А на горшок тебя сажать не надо? - заорал взбешенный Виктор.
- Для него просто нужного размера не найдется, - тихо объяснила Тата.
Молодец! Крашенинников посмотрел на нее одобрительно.
- Ты слишком хорошо знаешь анатомию, Татусик, - грустно закончил Туманов. - Это вредно. Вообще ты давно заучилась, а лучше всего было рожать детей. Таких же, как ты, зубастеньких и страшных.
Татке почему-то никто не стеснялся говорить в глаза правду об ее внешности.
- Ну, зачем ей дети? - удивленно заметил жестокий, как все мужчины, Виктор. - Что она будет с ними делать? Разве что приспособит кисти мыть!
- И то правда! - согласился Туманов, встал с дивана и сунул ноги в сандалии.
- Мне скучно с вами, - сообщил он. - Дай телефончик, Витюша, и я тут же исчезну!
Виктор понял, что иначе от него не избавиться. Он достал записную книжку и начал медленно, задумчиво ее листать. Венька и Тата наблюдали за ним.
- Только хорошенькую! - вновь умоляюще заканючил Венька. - Не рыжую! Не слишком длинную! И не худую!
- Смотри-ка ты, он еще предъявляет претензии! - восхитился Виктор. - Заткнись, неудачник! А впрочем, выкладывай, какие размеры груди и бедер тебя удовлетворят. Если знаешь!
Венька умолк и всерьез призадумался, соображая.
- Не ссорьтесь, мальчики! - попросила Тата. - Вы так мило смотритесь рядом...
- Бери ручку, бабник! - приказал Виктор. - И пиши! Грамоте еще разумеешь? Зовут - Наташа, телефончик следующий... Бедра - девяносто шесть, ножка - тридцать восьмая, рост - метр шестьдесят девять, грудь - третий номер. Вообще, не помню, черт ее знает, может, и четвертый... Давно не видел. Раньше была не рыжая.
- А что сказать? - трепетно заглядывая в глаза Виктору, спросил, прикидываясь полным идиотом, Венька.
В жизни его больше всего устраивала эта роль. Но Туманов частенько переигрывал.
- Правду, Венечка, - нежно посоветовал Виктор. - Одну чистую правду, и ничего больше. Скажешь, что окончательно завязал со сном, узрев ее в кино или на именинах у тети. Что истомился, исстрадался и скоро сойдешь с ума без ее белых ручонок. И что если она немедленно с тобой не увидится, отравишься яблочным компотом семилетней давности из ближайшего коммерческого ларька. Тогда она поймет, что дело серьезное и шутить не стоит. А теперь дуй отсюда, юбочник!
- Нет! - твердо, с металлическими интонациями заявил совершенно обнаглевший и избалованный Венька. - Я позвоню ей от тебя и, когда окончательно улажу свою несчастную судьбу, удалюсь к возлюбленной!
Туманов нахально прихватил с пола телефон и поволок его в соседнюю комнату. Дверь за собой он закрыл плотно, с сожалением отметив, что замка нет и запереться невозможно.
Виктор сердито сел на диван и взглянул на спокойную Тату. "Осточертело! - с горечью подумал он. - Осточертело все, Татка! По фигу наши бесконечные хахоньки и смешки! Ни разу не поговорили серьезно! Не умеем, что ли? Или не хотим? Почему мы все готовы осмеять и превратить в шикарный фарс? На хрен сдалась эта дурацкая манера вечно острить и иронизировать! Впечатляет во всех отношениях. А на деле юмор и ирония - полнейший примитив, которым все давно овладели. Начитались, нахватались, наслушались... КаВеэНы, джентльмены... Не Бог весть какая наука! Переняли чужой опыт - с ним жить легче. Ох, не мне бы рассуждать! У самого рыло в пуху!"
Крашенинников вздохнул.
- Ты будешь пить со мной, Татка?
- Девушка непьющая, негулящая, зато курящая, - отозвалась она. - Нельзя же быть совсем без достоинств.
И эта туда же!
- Ах да, совсем забыл! - сказал Виктор. - Ну и память у меня стала! Но все-таки странно, что ты не научилась пить, проведя в нашей компании свои лучшие годы! Венька уйдет, а ты останься!
Тата кивнула. Спешить ей особо было некуда: дома никто не ждал, в холодильнике, как всегда, пусто, работать в такую жару не хватало сил. Они долго молча курили, пытаясь понять, о чем договаривается Туманов с не рыжей Наташей.
- Кто она? - спросила Тата.
- Без понятия! - отмахнулся Виктор. - Не все ли равно? Шлялась какая-то сюда непрерывно, потом вдруг исчезла... И слава Богу! Вроде бы студентка... Ну да, кажется, иностранный язык изучала. То ли испанский, то ли немецкий. А может, оба сразу...
