В серебристых лучах луны влажно блестели прикрывавшие ее грудь золотые чаши. Странная женщина, упавшая из неведомых небесных миров, видимо, разбилась насмерть. Никакое столь хрупкое и слабое на вид создание не смогло бы пережить страшного падения с огромной высоты.
Шангот с тяжелым сердцем поднял на могучие руки обмякшее, неподвижное тело и понес его в черные джунгли. Самое малое, что он еще мог сделать, так это похоронить незнакомку по обычаям своего народа. Нельзя допустить, чтобы такую красоту растерзали и разорвали на куски голодные звери. Нет… Он найдет в джунглях поляну, сложит там костер из сухого дерева и сожжет маленькое белое существо, чтобы его дух мог снова вознестись на неведомые небеса, где, быть может, находится его дом.
Нырнув в черные джунгли, Шангот не заметил, что золотые нагрудники незнакомки чуть-чуть поднимаются и опускаются в медленном, размеренном дыхании… Соомия не погибла, — а лишь потеряла сознание. Но кочевник не разглядел этого и унес ее в темные глубины джунглей.
Джомдат из племени джегга замер на вершине невысокого пригорка позади лагеря, гадая, жив ли его сын. Вчера на рассвете Шангот отправился поохотиться на огромного зульфара, чьи следы они увидели прошлым вечером у водопоя. Весь день его сын не возвращался. Старый вождь прождал его всю долгую черную ночь. Теперь наступил рассвет, принеся с собой новый день, а принц до сих пор не вернулся.
Старый вождь кочевого племени джегга был человеком высоким и массивным, даже выше Шангота. Его великолепно сложенная фигура достигала девяти локтей. Одеждой ему служили позолоченные ремни, густо усыпанные редкими самоцветами и бляшками из драгоценных металлов. Стоя в золотых лучах утреннего солнца, опираясь на десятилоктевое копье из легкого металла и недвижно вглядываясь вдаль, он напоминал некоего варварского бога. Постарев под бременем королевской власти и бесконечных войны, а теперь вдобавок устав от забот и волнений изгнания, он не сгорбился и не ослабел. Благодаря каким-то внутренним особенностям синекожие люди долго сохраняли юношеский задор. Старость же, когда она наконец настигала кочевника, наступала стремительно и опустошала тело за несколько дней. Но продолжительность жизни этих правивших огромными равнинами великанов измерялась столетиями, и Джомдат вполне мог прожить еще много лет, прежде чем силы его ослабнут, и темная рука Смерти погасит искру жизни… если какой-нибудь иной враг не сразит его раньше отмеренного срока.
А таких врагов у него имелось великое множество. Однажды они уже победили его, и могучий вождь мрачно стиснул зубы, вспоминая об этом. Сто с лишним зим правил он ордой в дни мира и войны и всегда делал это мудро и справедливо. Длинный караван металлических колесниц бродил по бескрайним степям, следуя за мигрирующими стадами, которыми кормилось их племя. Зимовали кочевники в разрушенных городах первых поселений человека, чьи рассыпавшиеся стены и обветшалые башни высились посреди пустынь — в городах древней Немедии, первого королевства, что поднималось у Безымянного моря, в незапамятно-древнем Альтааре и в разрушенном временем Кваре. А когда разгоралось пламя очередной войны, его народ удерживал свои владения, сражаясь с другими рохальскими кланами, бродившими по не нанесенным ни на одну карту равнинам. Во время боя кочевники ставили свои колесницы в тесный круг, натягивали тугие боевые луки и давали отпор нападавшим ордам врагов, воющих от боевого безумия. Враги, обычно раскрасив лица красной краской, атаковали стену колесниц и падали бездыханными возле их колес.
Но один хитрый и беспощадный враг все время строил козни за спиной вождя, стремясь скинуть Джомдата с престола и самому захватить корону. Этот злой, коварный человек был не воином, а колдуном — шаманом Тэнгри. Ходили слухи, что Тэнгри являлся прислужником могущественных темных владык, которые властвовали в Зааре — Городе Магов, расположенном далеко на юге, но много ли в этих словах правды, Джомдат не знал.
Однажды изобретательный шаман нашел-таки повод для недовольства и сумел восстановить кочевников против вождя. А случилось вот что. Среди дикого народа с варварскими обычаями и жестокими традициями, народа, предающегося искусству войны, только Джомдат и его сын, принц Шангот, понимали значение таких устаревших слов, как «милосердие»и «доброта». Джомдат много раз избавлял пленных врагов от медленной смерти у столба пыток, милостиво даруя им быструю смерть.
Это раздражало гордых воинов племени джегга. Хотя они и уважали старого вождя за мудрое руководство на охоте и во время кочевий, за смелость и изобретательность на войне и за справедливость беспристрастных решений в спорах из-за раздела богатства или женщин, но проявляемое им милосердие к пленным вызывало недовольство соплеменников. У них изощренность пытки считалась искусством, которое восхвалялось и ценилось. Кочевники хорошо помнили прежнего вождя, отца Джомдата, в умелых руках которого полтора века назад плененный вождь вражеского племени целый год испытывал адские муки, пока смерть наконец не забрала его изувеченное тело.
Кочевникам не очень-то нравилось щепетильное мягкосердечие Джомдата. Чем больше он сдерживался и старался не применять неумеренной жестокости в отношении к беспомощным пленникам, тем больше начинали роптать его подданные.
Хитрый шаман ухватился за этот предлог и выступил против старого вождя. Его нашептывания, лукавые, хитрые намеки и шутки раздули недовольство воинов в пылающее пожарище, куда наконец и угодил Джомдат. Совет старейшин клана лишил старого вождя всех титулов и званий, изгнал его в степь, обрекая на одинокую смерть… Кто же сумел бы в одиночестве выжить в дикой степи? По равнинам бродили тысячи хищников, в схватке с которыми даже гигантской силы одного воина было бы недостаточно. Джомдат знал, что, будь воля Тэнгри, его б ни за что не отправили в изгнание. Шаман с удовольствием подверг бы Джомдата и его наследника Смерти Тысячи Ножей, чтобы насладиться кровавым концом своего врага. Но священные законы Богов говорили весьма недвусмысленно: законный вождь клана священен и неприкосновенен, даже если совет старейшин лишит его власти. Поэтому Джомдата изгнали из разрушенного города Альтаара, где сейчас располагалось лагерем племя. Его сын добровольно присоединился к нему.
Пока изгнанникам везло. Как-то им бросила вызов пара черногривых вандаров. Джомдат и его сын, вооружившись боевыми топорами, дали бой черному льву и его жестокой подруге.
Больше ни один крупный хищник не осмелился напасть на них, живущих в одиночестве посреди дикой степи. Но со временем…
Джомдат беспокойно потянулся, разминая могучие руки. Его сын отправился вчера в этот же час на поиски зульфара, следы которого они видели около водопоя. Джомдат нисколько не боялся, что принц не сумеет одолеть кабана в открытом бою, даже если тот окажется матерым секачом. Каждый мальчишка-кочевник, проходя обряд посвящения в мужчины, должен был отправиться в одиночестве в дикую степь и убить зульфара — тотемного зверя кочевников джегга. Клыки этого зверя юноша носил на шее как ожерелье, добавляя к растущей цепочке клыки каждого добытого им зульфара, и среди кочевников джегга положение в обществе определялось длиной этого украшения.
Юный Шангот носил уже десять таких клыков, представлявших пять убитых злобных лемурийских кабанов. Нет, на этот счет Джомдат не беспокоился. Но по равнинам бродило множество зверей. Некоторые из них были куда страшней огромного черного кабана. Если на Шангота напал один из ужасных ящеров… или один из сотрясающих землю драконов, что в те времена еще ходили по земле… тогда Джомдату и в самом деле стоило поволноваться за судьбу своего сына.
Но что за звук послышался вдруг за спиной вождя?
Джомдат быстро обернулся, но было уже слишком поздно.
Могучие руки схватили его, вырвав копье. Врагов оказалось трое — молодых и при полном вооружении, а вождь оставил топор и ятаган в палатке. Тем не менее старик одним движением вырвался из захвата и резко ударил одного из нападавших ногой, угодив прямо в лицо. Он услышал хруст костей, и один из нападавших кубарем скатился по склону, испуская вопли из окровавленной дыры, которая некогда была его ртом. Потом, вырвав шест палатки, старый вождь бросился на двух оставшихся врагов.
