Когда нам приходится работать с непривычной быстротой, когда ситуация требует от нас чрезвычайной скорости и остроты реакции, надпочечники в большом количестве производят адреналин — гормон, стимулирующий жизнедеятельность организма. Этот механизм призван в минуту серьезной опасности мобилизовать все ресурсы, прибавить нам силы и скорости, он как бы открывает «дроссельную заслонку». Понятно, такой уровень горения не может поддерживаться долго без вреда для организма. Случаи стресса, когда сжимаются сердце и сосуды, когда внезапно отказывают легкие и другие важные звенья в системе кислородного обмена, вызываются ненормальной выработкой адреналина. Длительное нервное напряжение, частые потрясения, недостаток отдыха и покоя подстегивают производство адреналина, соответствующие клетки и железы непомерно увеличиваются. Сходный пример — чрезмерно расширенное сердце перетренированного бегуна.
У ласки адреналиновый механизм работает в высшей степени активно — от этого зависит быстрота ее нервно-мышечных реакций во время охоты. Ласка должна вдвое превосходить свою жертву в скорости. И если выработка адреналина при длительном стрессе опасна для человека, то и способность ласки производить адреналин сопряжена с физической опасностью. Моя ласка, несомненно погибла в результате шока, когда от адреналина организм перегорел и угас.[12]
Подробно сняв, как она охотится, я выбрал место поблизости от Дала-Флуда, где водятся полевки, и выпустил Онгстрёма в обетованном для ласок краю. Выпустил, как мне казалось, навсегда. А вернувшись домой, поймал себя на том, что тоскую по крохотному зверьку. Хотя ласка отнюдь не стала у меня ручной, она чувствовала себя в террариуме совсем неплохо… Чем больше я об этом думал, тем сильнее ругал себя. Надежда, что она найдет себе пару и даст потомство, практически равна нулю, зато, охотясь за полевками, она вполне может нарваться на горностая. А тогда Онгстрёму крышка. Лучше уж попробую вернуть его домой, быть может, со временем удастся добыть и госпожу Онгстрём… Я нашел ловушку и вечером поставил ее с приманкой в том самом месте, где неделей раньше Онгстрём молнией скрылся в кустах. На следующее утро он уже сидел в ловушке и уписывал добычу.
Итак, Онгстрём остался со мной. Террариум стоял на моем столе в кабинете зоологического факультета, и я мог каждый день проверять, как дела у моей зверушки, а она отвечала мне таким же пытливым взглядом.
Перед тем как продолжать повесть о печальной кончине Онгстрёма, скажу еще об одной важной особенности куньих — о пахучих (вернее было бы сказать — вонючих) сигналах. Когда застигнешь врасплох куницу в ее убежище, спугнешь хорька или другого представителя куньих, ощущаешь вдруг очень резкий запах. Это расположенные у анального отверстия железы посылают сигнал. Я нарочно пишу «сигнал», так как уверен, что речь идет об известии, адресованном сородичам.[13] И надо сказать, химический сигнал себя оправдывает. Представим себе, что несколько ласок охотятся на полевок под землей. От звукового сигнала, даже если он дойдет до адресата, мало проку — поди определи, с какого места он подан. А химический сигнал, запах, достаточно стоек, и чем ближе к месту, где было выделено пахучее вещество, — скажем, возле гадюки, которая напугала ласку, — тем он отчетливее.
Не случайно нам запах кажется одинаковым независимо от того, кому принадлежит сигнал — хорьку, кунице, росомахе, горностаю или ласке. Речь идет о функции достаточно важной, чтобы она оставалась неизменной при развитии разных родов из общего корня. Можно назвать немало химических составов, которые не изменились за миллионы лет, например процент соли в крови млекопитающих, включая человека. Это дает мне повод предполагать, что химический сигнал одного представителя куньих должен влиять на других. Об этом говорит и поведение моей ласки в последние минуты ее жизни.
Пахучее вещество воздействует на чувствительные клетки обонятельного эпителия, сигнал идет по нервным каналам в надпочечники, а они тотчас выделяют в кровеносные пути адреналин, подстегивающий весь организм. Длинная, но быстро работающая химическая и электрохимическая цепь.
И вот однажды, когда Онгстрём лежал в камнях в своем террариуме, его настигла мощная волна активатора.
Я только что получил двух детенышей росомахи, самца и самочку, о которых еще расскажу дальше. Они ничуть меня не боялись, и я мог спокойно носить их с собой. В тот день я сперва выпустил их на временно свободном от сов чердаке зоологического факультета, они там побегали, поиграли, повеселились, потом я отнес их в кабинет, где находилась ласка. Никакой реакции не последовало, ласка крепко спала — всякое активное существо нуждается в отдыхе, о чем не худо помнить и нам, живущим в обществе, где нас на каждом шагу подстерегают стрессы.
Я опять поднялся с росомахами на чердак, но примерно через час вернулся в кабинет; ласка по-прежнему мирно спала. Самочка росомахи не пожелала уходить с чердака, и на этот раз я принес только самца. А он без сестры почему-то вдруг оробел, о чем мне тотчас сообщили мои ноздри. Надо сказать, что росомаха — самый крупный представитель семейства куньих и при испуге выделяет изрядное количество пахучих веществ.
Пройдя мимо стола с террариумом, я сел на стул за шкафом, в котором хранились мои магнитоленты, так что ласка — это очень важно! — не могла меня видеть. Я погладил росомаху, она успокоилась, но тут до меня донеслись пронзительные тревожные крики карликовой ласки. Я встал посмотреть, в чем дело — зверек метался по террариуму, сердито подскакивая вверх, к проволочной сетке, через которую сочился тревожный запах. Я еще никогда не видел, чтобы моя ласка так себя вела. С полминуты она кружила на месте, потом вдруг замертво упала на мох. Умерла — такой же мгновенной смертью, как и ее жертвы, только бескровной. И я ни минуты не сомневаюсь, что сильнейший химический сигнал росомахи подстегнул гормональную систему ласки, и погибла она от чрезмерной дозы адреналина.
Замечу, что адреналин стимулирует организм не только в агрессивных ситуациях. Говорят ведь «сердце горит любовью» — в этом романтическом выражении немало истины. Когда начинаются процессы, цель которых — продолжение рода, в них участвует много разных гормонов, и, конечна, в их число входит адреналин. При этом у куньих активируются и совсем другие железы, в чем я и мои многострадальные родные смогли убедиться после того, как я принес домой ручного хорька по кличке Исабелла.
Как и большинство куньих, Исабелла могла, что называется, с места включить невероятную скорость. Любила носиться по квартире в погоне за воображаемой добычей, пользуясь лазейками, о которых мы и не подозревали. В разгар гонки на ее пути мог оказаться рукав пиджака или шерстяного свитера, и, подчиняясь охотничьему инстинкту, она тотчас ныряла в «ход», напоминающий норку грызуна. Случалось, свитер был на мне, однако это не смущало Исабеллу. Секунда — и она; вынырнув где-то около воротника, уже легонько хватает меня зубами за ухо, еще секунда — проскользнула через второй рукав и цапнула за палец. Когда я сидел за письменным столом, игра нередко заканчивалась в моем правом рукаве; движения пишущей руки явно убаюкивали зверька, и он быстро засыпал.
Исабелла была уже совсем ручной, когда попала ко мне, и ни разу не услаждала мое обоняние химическими сигналами, которыми меня развлекали другие куньи. Напротив, от нее пахло очень приятно. Так же, как лис, барсуков и прочих мастеров на запахи, я мыл ее шампунем, и она ничуть не противилась.
Как раз в это время мой знакомый препаратор Макс Вильборг приобрел хорька мужского пола, и нам пришла в голову отличная (?) мысль помочь молодым познать восторги любви; глядишь, появятся на свет еще Исабеллы и Исидоры. Самочка, только что после ванны, была чудо как хороша в своей блестящей шубке; недаром в ее рацион входили сырые яйца. Как и следовало ожидать, Ромео был совершенно очарован. Мы выпустили их в моей комнате; дверь, слава богу, плотно закрывалась. Ромео сразу воспылал любовью, сердце его (адреналин!), несомненно, билось часто-часто. Его призыв, надо думать, без труда был понят дамой: пусть это был не язык цветов, но во всяком случае язык ароматов, запахов, вони — выбирайте любое выражение, какое соответствует вашему вкусу и остроте обоняния. На Исабеллу обрушился град отборнейших хорьковых сигналов. В квартире распространилась несносная вонь, а тут еще Исабелла решила ответить кавалеру тем же. Какой там шампунь! Я уже говорил, что Макс работал препаратором, причем его специальностью было очищать вываркой черепа от гниющего мяса. Словом, в его закалке не приходилось сомневаться, и когда не только мое, но и его лицо приняло зеленоватый оттенок, я понял, что для любви хорей более всего подходят открытые просторы, да еще с хорошим ветром.
